Старообрядчество и церковный раскол
Шрифт:
Когда Никон потерял влияние при дворе, Аввакум по царскому указу был возвращён в Москву, а вместе с ним и Пашков, замененный другим воеводой. «Десять лет он [Пашков] меня мучил или я ево, – не знаю; Бог разберет в день века. Перемена ему пришла, и мне грамота: велено ехать на Русь»
Обратный путь был тоже страшен и длился он три года. Всё время пути Аввакум «по всем городам и по селам, в церквах и на торгах кричал, проповедуя слово Божие, и уча и обличая безбожную лесть», то есть никонианские новшества. Наконец, в 1663 году Аввакум прибыл в Москву, где Никон уже был низложен Поместным собором.
В феврале 1660 года, по желанию царя, составился Поместный собор из высшего русского духовенства и некоторых греков. Между духовными лицами было много врагов Никона, все помнили его
В это время прибыл в Москву Гаазский митрополит Паисий Лигарид, человек умный и весьма образованный, но способный кривить душой. К нему, как к лицу знающему, обращались часто за советами, и ему пришлось в деле Никона принять большое участие. Лишенный в своей время Иерусалимской кафедры за склонность к латинству, Паисий долго скитался по Греции и Италии; его еще раньше приглашал в Москву сам Никон, нуждавшийся при церковном исправлении в образованных людях. Теперь ловкий и угодливый грек смекнул, что ему гораздо выгоднее стать на сторону врагов патриарха. Когда ему предложили ряд вопросов о поведении патриарха и об отношении его к царю, Паисий отвечал полным осуждением действий Никона, винил его за гордость, за жестокое обращение с духовенством, за частое употребление отлучения от церкви и т.д.
Никону были доставлены эти вопросы и ответы. Он принялся горячо опровергать их, излил на бумаге весь свой гнев, смело и резко высказывал свои убеждения и взгляды на отношения церкви и государства, на власть. В 1662 году в качестве последнего аргумента Никон пишет «Разорение» – обширное сочинение, насчитывающее более 900 страниц текста, в опровержение мнений своих противников и в защиту своей позиции. Здесь в запальчивости патриарх дошел даже до того, что заговорил языком пап. «Не от царей, – писал он, – приемлется начало священства, но от священства на царство помазуются; священство выше царства. Не давал нам царь прав, а похитил наши права: церковью обладает, св. вещами богатится; завладел он церковным судом и пошлинами. Господь двум светилам светить повелел – солнцу и луне, и чрез них нам показал власть архиерейскую и царскую: архиерейская власть сияет днем, власть эта над душами, царская в вещах мира сего».
А тем временем в Москву вернулся Аввакум. Первые месяцы по возвращению были временем большого личного торжества Аввакума. Ничто не мешало москвичам, между которыми было много явных и тайных сторонников старообрядчества, восторженно чествовать страдальца, по их просьбам возвращённого. Сам царь показывал расположение к нему, велел его «поставить на монастырском подворье в Кремле» и, «в походы мимо моего двора ходя», рассказывает Аввакум, «кланялся часто со мною, низенько таки, а сам говорит: «благослови де меня и помолися о мне»; и шапку в иную пору мурманку снимаючи, с головы уронил, будучи верхом. Из кареты бывало высунется ко мне», и все «бояре после царя челом, да челом: протопоп! благослови и молися о нас».
Однако уже вскоре все убедились, что Аввакум не личный враг Никона, а принципиальный противник церковной реформы. Через боярина Родиона Стрешнева царь посоветовал ему, если не присоединиться к реформированной церкви, то, по крайней мере, не критиковать её. Аввакум последовал совету: «И я потешил его: царь то есть от Бога учинен и добренек до мене». Однако нейтралитет Аввакума продлился недолго. Он ещё сильнее прежнего стал критиковать никоновскую реформу. В частности, он указывал, что Никон за образец перевода Служебных книг взял греческие книги, изданные в Венеции, и что, они не истинные, и полны искажений.
Горячая, искренняя и сильная проповедь Аввакума действовала на многих: ему удалось привлечь к своему учению нескольких боярынь, в том числе княгиню Урусову и боярыню Морозову, которые сильно помогали старообрядцам. Помимо Аввакума Никита Добрынин, получивший кличку Пустосвят, и Лазарь Муромский своими сочинениями
тоже послужили «старой вере». Немало было и других поборников ее. Повсюду являлись разные странники, отшельники, блаженные, которые возвещали народу, что наступает кончина света, что скоро придет антихрист, грозили вечной гибелью всем, кто примет трехперстное сложение, трегубое аллилуйя, будет произносить и писать Иисус вместо Исус и проч.Аввакум подал челобитную царю, в которой просил низложить Никона и восстановить иосифовские обряды: «паки заворчал, написал царю многонько таки, чтобы он старое благочестие взыскал и мати нашу общую, святую церковь от ереси оборонил и на престол бы патриаршеский пастыря православного учинил вместо волка и отступника Никона, злодея и еретика».
Это сильно рассердило царя, тем более, что челобитную Аввакум подавал через юродивого Феодора, который с нею «приступил к цареве корете со дерзновением». Алексей Михайлович жаловал Аввакума как человека много страдавшего, но вовсе не как ересиарха, и когда он из челобитной увидел, что протопоп восстаёт не только против Никона, но против всей вообще существующей церкви, он на него «кручиновать стал». «Не любо стало, – прибавляет Аввакум, – как опять стал я говорить; любо им, как молчу, да мне так не сошлось». Велел царь сказать протопопу: «власти де на тебя жалуются, церкви де ты запустошил: поедь де в ссылку опять».
В 1664 году Аввакум был сослан в Мезень, где он пробыл полтора года, продолжая свою проповедь и поддерживая своих приверженцев, разбросанных по всей России, посланиями, в которых именовал себя «рабом и посланником Исуса Христа», «протоангелом российской церкви».
Для того чтобы окончательно решить дело Никона, Алексей Михайлович решился пригласить в Москву Восточных патриархов. Пока ожидался их приезд, Никон жил в своем Воскресенском монастыре, что на реке Истре, и занимался его благоустройством. По его замыслу под Москвой должен был быть воссоздан комплекс святых мест Палестины, поэтому он позже получил название Воскресенского Новоиерусалимского монастыря. Некоторые здания повторяют очертания сооружений Иерусалима, как, например, Воскресенский собор (1656-1685), созданный по образу и подобию Храма Гроба Господня. Царь, не смотря на ссору с Никоном, не отказывал ему в помощи при строительстве монастыря. Помимо Воскресенского монастыря, за Никоном сохранились еще Иверский на Валдае и Крестный на Онеге монастыри.
Никон, узнав, что по поводу его удаления с патриаршего престола царь хочет собрать собор патриархов в Москве, поспешил предуведомить Константинопольского патриарха обо всем, как было. В длинном послании Никон откровенно рассказал о причинах своего удаления, жаловался, не стесняясь в выражениях, на самого царя, бранил Паисия Лигарида. Однако его послание не дошло по назначению: оно было перехвачено на дороге и послужило потом новым поводом для обвинения Никона.
Восемь лет столица оставалась без «настоящего» патриарха, обязанности которого самим же Никоном были возложены на Крутицкого митрополита Питирима. Положение становилось невыносимым, и, в конце концов, недоброжелатели первосвятителя добились своего: в конце 1666 года под председательством двух патриархов – Антиохийского и Александрийского, в присутствии десяти митрополитов, восьми архиепископов и пяти епископов, сонма духовенства черного и белого состоялся соборный суд над Никоном.
Все началось с того, что в ноябре 1666 года в Москву прибыли два патриарха Антиохийский Макарий и Александрийский Паисий. Надо отметить, что Восточные патриархи томились под турецким игом, и их патриархаты были меньше некоторых епархий Русской церкви, но за ними стояло древнее благочестие, и они считались равными Московским патриархам. Среди них было сомнение, как судить грекофила Никона, который стоял горой за соединение в обрядах Русской церкви с Вселенской Православной церковью. Поэтому два ведущих патриарха (Константинопольский и Иерусалимский) не рискнули приехать в Москву судить Никона. Также никаких полномочий на суд над Никоном они никому не передавали, как утверждали Макарий Антиохийский и Паисий Александрийский. Паисий Лигарид, которому было поручено исполнять обязанности докладчика, сумел настроить их против Никона. Главным его аргументом было то, что нужно угодить русскому царю, от которого за осуждение Никона можно было поручить богатые и щедрые подарки.