Старплекс. Конец эры (сборник)
Шрифт:
— О чём ты?
Он наградил меня одним из техвзглядов, которые он приберегает для случаев, когда считает, что собеседник сообразительностью не блещет.
— Я о нашей миссии. Открытие хетов важнее, чем любые палеонтологические исследования, которые мы собирались провести.
Я почувствовал, как во мне вспухает гнев. В моих глазах ничтоне было важнее динозавров.
— У нас есть работа, — сказал я так спокойно, как смог.
— О, конечно, — сказал Кликс, убирая руки из-под головы. — Мы должны доставить хетов в будущее.
Я уставился на него в полном
— Что?
— Сам подумай. В наше время Марс мёртв. Совершенно абиотичен. Это подтверждал каждый зонд со времён «Викинга».
— И?
— Значит, что-то истребило хетов в промежутке между сейчас и тогда. У нас есть возможность переправить тех, что живут сейчас, в будущее, позволив им перепрыгнуть то, что их убило. Они смогут снова заселить Марс.
— Мы не сделаем этого, — сказал я. В голове словно застучал молот.
— Разумеется, сделаем. Ты же видел, какие маленькие эти хеты. Мы можем взять с собой целую сотню. Это лишь вопрос балансировки. Когда мы израсходуем воду из бака, то получим и место, и дефицит массы, который мы должны чем-нибудь скомпенсировать до того, как Чжуан-эффект сменит состояние. Этим балластом вполне могут быть и хеты.
— Мы собирались доставить биологические образцы, может быть, даже мелкого динозавра. Для него уже приготовлено место в зоопарке Калгари.
— Мы можем сделать и это тоже. Эти два предложения не исключают друг друга.
— Не знаю, — сказал я, пытаясь выиграть время на раздумья. Всё происходило как-то слишком быстро. — Возможно, это не наше дело. Ведь мы как будто играем в Бога…
Кликс закатил глаза, словно я сказал что-то неизмеримо дебильное.
— Господи, Брэнди, а увезти в будущее детёныша Орнитомимуса— это, по-твоему, что-то другое? Они тоже вымерли, ты не забыл?
— Но это разумная жизнь. Мне просто кажется…
— Кажется, что мы должны на неё наплевать? Брэнди, представь себе, что мы оказались в их шку… в их клеточной оболочке. Некая природная катастрофа убила всех до единого Гомо сапиенсов. Разве тебе не хотелось бы, чтобы какой-нибудь чувак сыграл для нас роль Ноя? Мы можем предотвратить вымирание… как это называется в фантастике? — мыслительнойформы жизни.
— Мыслящей, — поправил его я. — Рифмуется с «любящей».
— Да какая разница? Я тебе говорю о смелом, благородном поступке, а ты к словам цепляешься.
— Дьявол в деталях. Кроме того, мы не можем принимать такое решение сами — мы выполняем пробную миссию. В следующем году они пошлют большую многонациональную экспедицию, она и привезёт хетов, если будет решено, что это нужно сделать.
— Полпроцента, — сказал Кликс.
В этот раз я не прошёл его маленький тест. Я тупо уставился на него.
— Что?
— Благодаря квантовомеханической части уравнений Заброски неопределённость Чжуан-эффекта составляет полпроцента. Вероятность того, что следующий корабль времени попадёт хотя бы в это же столетие, минимальны. — Кликс покачал головой. — Нет, мой друг. Никто, кроме нас, не сможет принять этого решения. Есть одна и только одна возможность спасти хетов от вымирания.
У меня пересохло в горле.
— Но какая-нибудь экспедиция рано или поздно попадёт в это время. Пусть не из двадцать первого столетия, из двадцать второго. Но в конце-то концов…
Кликс скривился;
его брови сошлись и стали похожи на связанные узлом шнурки.— Ты что, газет совсем не читаешь? С тех пор, как сторонники жёсткой линии застрелили Державина, отношения между Америкой и Россией становятся всё хуже. И даже если они смогут утрясти свои разногласия, то при нынешнем тренде изменений климата нам скоро станет нечего есть. Я бы не рассчитывал, что в двадцать втором веке будет кому путешествовать в прошлое.
— Да ну, всё не так мрачно, — попытался я возразить.
— Возможно. Но было бы несправедливо ставить спасение хетов в зависимость от способности человечества справиться со своими проблемами в далёком будущем. Мы должны им помочь прямо сейчас, пока можем.
— Это ситуация морального выбора, — сказал я, качая головой.
Кликс нахмурился.
— А ты ненавидишь делать моральный выбор.
— «Ненавижу» — слишком сильно сказано…
— У тебя нет позиции ни по поводу абортов, ни по смертной казни. Блин, да ты даже не голосовал… сколько? Двадцать лет?
Я ненавидел звук его голоса. Я легко полемизировал с ним в печати, тратя часы на подбор верных слов, но при встречах лицом к лицу он мог бегать вокруг меня кругами — я не успевал реагировать.
— Но не в нашей компетенции принимать такие решения, — сказал я.
— Я чувствую себя вполне компетентным, — Кликс широко улыбнулся, но улыбка тут же стала покровительственной. — Брэнди, отказ принимать решение — это само по себе решение.
Он читал мой дневник, — подумал я, но тут же отбросил эту мысль. Он был защищён паролем на моём палмтопе, и я в двадцать раз лучший программист, чем Кликс. Хотя он, несомненно, видел, как я что-то пишу на палмтопе, получить доступ к файлу он никак не мог. И всё же эти слова, эти жестокие слова…
Отказ принимать решение — это само по себе решение.
Эти слова сказал мне доктор Шрёдер, когда я говорил с ним об отце.
Отказ принимать решение…
— Это не то решение, которое мне хотелось бы принимать, — сказал я, наконец. В голове всё плыло.
Кликс пожал плечами, потом снова устроился поудобнее на своей кушетке.
— В жизни приходится делать не только то, что хочется. — Он посмотрел мне прямо в глаза. — Мне жаль, Брэнди, но этот моральный выбор придётся сделать нам с тобой.
— Но…
— Никаких но. Только нам с тобой.
Я собрался было возразить снова, но тут, за 65 миллионов лет до возникновения Свидетелей Иеговы, компании «Эйвон» и шумных соседей, раздался стук в дверь.
Обратный отсчёт: 14
Мы знаем точно лишь когда знаем мало; чем больше знаем, тем больше сомневаемся.
Кликс вскочил со своей кушетки, пересёк полукруглое помещение и подскочил к двери номер один. Он открыл её, спустился по короткому пандусу и выглянул в маленькое окошко в наружной двери. Я последовал за ним и заглянул в окошко через его плечо. За дверью был крутой склон кратерного вала, на кромке которого приплясывал зелёный троодон. Он дёргался, как мексиканский прыгающий боб, пытаясь удержаться на неровном склоне.