Старшая сестра

– А почему?

– Ну, потому что мясо – от убитого животного. А боженька убивать не велел.

– А рыба – не убитая?

Антон хотел понять всё и ничего не понимал. Он вопросительно поглядывал на Зину – может, она объяснит? Но Зина молчала. Ей и самой было непонятно: почему это мясо нельзя есть, а рыбу можно? И почему рыбу можно, а молоко нельзя? Да и кому это было понятно?

Бабушка рассердилась бы на Антона, но ей и сердиться в эти дни было нельзя. Вернее, рассердиться-то она рассердилась, но показать этого не показала. Только высоко подняла свои круглые брови и сказала:

– Согрешишь с вами!

А потом оделась во всё тёмное, покрылась чёрным шерстяным полушалком и отправилась в церковь.

– За Катюшей сходи, – сказала она Зине, – отцу обед разогрей и подай. Я не скоро приду, сегодня служба долгая. Страстная неделя идёт.

Бабушка ушла. Зина как-то вдруг встрепенулась. Ушла бабушка – и снова она почувствовала себя дома, как прежде. Вот они, их чистые, милые комнаты. Зина запела весёлую песенку, Антон подхватил – правда, неуклюже подхватил, у него не было слуха, – и никто не остановил их, не сказал, что на страстной неделе петь нельзя, потому что грех. Антон, увлёкшись песней, задумал дирижировать пеналом, но потерял равновесие и свалился со стула. Он хотел было скривить губы, но Зина принялась так весело хохотать, что и Антон засмеялся. Они смеялись, болтали, ловили друг друга, бегая вокруг стола, – они были дома!

– А если бы страстная неделя тянулась долго-долго, – сказал Антон, – хорошо бы, да? Бабушка всё ходила бы и ходила бы в свою церковь. Да?

– Ты глупости, Антон, болтаешь, – ответила Зина. – Давай-ка за уроки садись.

А сама вздохнула и подумала: «Да, хорошо бы!»

Зине нравилась страстная неделя – бабушка очень мало бывала дома, держалась тихо, кротко. Не вспоминала маму недобрыми словами, как привыкла делать в последнее время. Не жаловалась отцу на Зинину грубость, на её плохой, угрюмый характер. Только одно не нравилось Зине в эти дни: бабушка слишком много говорила о боге. Бог так и вертелся у неё на языке: то «бог знает», то «бог спасёт» (от чего спасёт?), то «бог поможет». Так уж божественно она была настроена. И даже когда Зина нечаянно, встретясь в дверях, толкнула бабушку и сказала: «Прости, бабушка!», бабушка не прикрикнула: «Нешто можно так носиться по квартире!», но и тут ответила: «Бог простит».

«Бог простит! – усмехнулась про себя Зина. – А бог-то тут при чём?»

И ей никак не понять было: как это бабушка верит в какого-то бога, которого никто никогда не видал и не слыхал, и почему-то считает, что этот невидимый бог должен участвовать во всех их делах? Вот он даже и Зину должен прощать за то, что она нечаянно толкнула бабушку!

В пятницу, придя из школы, Зина застала в квартире разгром. Бабушка только что вымыла окна. Таз с грязной водой стоял среди пола. От окон к двери текли ручьи. Коврики собраны в кучу. Всё, что обычно висело на стенах – картина с избушкой на морском берегу, фотографии, календарь с левитановской осенью на папке, портреты Ленина и Пушкина, – всё лежало на столе. Бабушка щёткой, закутанной в тряпку, обметала потолок.

У Зины чуть не выпали книги из рук:

– Бабушка, что это?

– А вот, – ответила бабушка, – бери тряпку да протирай все картинки. Накопили тут грязи! Нешто можно всё так-то оставить к светлому-то Христову воскресению?

Бабушка устала и, забыв, что в эти дни полагается быть кроткой, прикрикнула на Зину. Зина поспешно разделась и, взяв чистую тряпочку, принялась перетирать рамки картин и фотографий.

Вскоре пришёл и Антон. Он долго возился в прихожей, потому что пришёл весь в снегу и спешил стряхнуть пальто и обмести валенки, пока бабушка не увидела. Он вошёл в комнату красный, с красными руками, с живыми искорками смеха, ещё дрожащими в его широких глазах. Ребята только что лупили снежками и сажали в сугроб друг друга. Оттого и получилось, что Антон сегодня очень долго шёл из школы. И до чего же захотел он есть! Прямо тарелки три супу съел бы и пять чашек молока выпил бы.

Но в доме и не пахло обедом.

– У-у!.. – разочарованно протянул Антон. – А обедать когда же?

– Уберёмся – и обедать будем. Не помрёшь, – ответила бабушка.

– А какой праздник – Первое мая?

– Ох-ох! – вздохнула бабушка, – Растут, как трава в лесу. Какое же Первое мая, когда апрель только ещё начался?

Она взяла у Зины тряпку, а ей велела вешать уже протёртые фотографии.

– А больше и праздников не знаете? – продолжала бабушка. – Согрешишь с вами! Воскресение Христово, пасху не знают! Христос воскреснет из мёртвых послезавтра – понимаешь или нет?

Антону стало интересно:

– Бабушка, а как он воскреснет из мёртвых? Из гроба?.. А ты пойдёшь смотреть? А не побоишься?..

– Замолол языком! – прервала бабушка и присела отдохнуть. – Нешто он сейчас воскресать будет? Он уже почти две тысячи лет тому назад воскрес. Встал из гроба и вознёсся на небо. Понял теперь?

– А Илья с лошадьми на небе? – продолжал спрашивать Антон. Он любил сказки, и то, что рассказывала бабушка, было ему интересно, как всякая сказка.

– И Илья-пророк на небе, – уверенно сказала бабушка, будто она сама только что оттуда.

– Бабушка, – не выдержала Зина, – да где же это небо? Ведь небо – это воздух, атмосфера. А облака – туман, влага. А где же, на чём эти ангелы-архангелы живут? Неба-то ведь нет!

– А уж это не наше дело знать, где они живут, – отмахнулась бабушка. – Нешто может человек всё знать? Ему это не дано.

– Бабушка, а ты завтра тоже в церковь пойдёшь? – помолчав, спросил Антон.

Он уже прикинул: если бабушка уйдёт, он позовёт Петушка из пятой квартиры, и они будут играть в Землю и в Луну. Сегодня учительница в школе показывала им глобус и объясняла, как вертится земной шар вокруг Солнца и как вокруг земного шара вертится Луна. Сначала на глобусе объясняла. А потом всё изображали сами ребята. Костя Апрелин был Солнце, Ваня Мешалкин – земной шар, а он, Антон Стрешнев, представлял Луну. Костя Апрелин стоял среди класса, Ваня тихонько ходил вокруг него, а Антон ходил вокруг Вани и вместе с ним вокруг Кости. Вот получилось весело! Антону очень хотелось ещё раз поиграть в эту игру: пускай Зина посмотрит, и тогда она тоже узнает, как Земля и Луна кружатся вокруг Солнца!

Он жадно ждал, что скажет бабушка. И бабушка, к его удовольствию, ответила:

– Обязательно пойду. Обязательно пойду, Антоша. Исповедаться. Причаститься святых тайн.

– Каких тайн?

– Тела и крови Христовой причаститься.

Антон молча вытаращенными глазами глядел на бабушку.

– Ну, что вытаращился? Очень просто. Батюшка помолится – дух святой и сойдёт в чашу. И станет просвирка телом божьим, а вино станет его кровью.

– Значит, ты, бабушка, будешь из этой чаши пить? – со страхом спросил Антон.

– Тьфу, греховодники! – рассердилась бабушка и встала. – В такие дни в грехи вводят! Вешай картинки, – обратилась она к Зине, – а то ещё мне пасху делать надо, кулич ставить… Ох, женился бы, что ли, отец… Молодая хозяйка всё сделала бы, а мне-то уж трудно!..

Зина побледнела. Отец женился бы! Как это – отец женился бы?.. Молодая хозяйка…

– Ну, что ж ты стала? – сказала бабушка. – Помогай же! Вдвоём-то поскорее управимся.

К приходу отца в квартире было всё чисто, всё блестело.

Наступил вечер, а у Зины из головы не выходили бабушкины слова – бабушка уже не в первый раз говорит об этом. Зина ждала того часа, когда уляжется бабушка; она непременно должна была узнать у отца: может, он и правда думает жениться? Зина страдала от этой мысли, она никак не могла себе представить чужую женщину вместо своей милой мамочки.

По задумчивости, по тревожному блеску её глаз отец видел, что Зине о чём-то надо поговорить с ним. И он не ложился, сел за книгу и ждал, когда все улягутся, а они сядут с дочкой на диван, как садилась с ней когда-то мама, и поговорят по душам.