Старшеклассник без клана. Апелляция кибер аутсайдера

Не то чтоб меня озадачили услышанным, но надо собрать мысли в кучку. Пока идут предварительные расшаркивания, как раз соображу.

Не ожидал, что с толстым что-то случится после того, как меня вырубили в затылок. И что это "что-то" будут вешать на меня — без оглядки хотя бы на имитацию законности.

Впрочем, вряд ли у частной охранной структуры есть права на следственные действия, больше похоже на местное самоуправство: наручники в исполнении негосударственной конторы на несовершеннолетнем.

Медицинской помощи, кажется, тоже не случилось, хотя тут и не точно: был без сознания, а чёрт его знает, как она здесь выглядит, эта медпомощь. Может и следов не оставлять, в хорошем смысле слова.

— Паренёк, тебе не нужно никак меня называть, — спокойно отвечает негр. — Если ты пытаешься завязать эмоциональную связь с сотрудником при исполнении в надежде, что тебе это чем-то поможет — просто не трать времени. Наши с тобой отношения — сугубо в рамках рабочего процесса.

— Да без проблем. Могу вообще говорить "эй, ты!" и обращаться по цвету кожи, если ты не против. Типа… — красноречиво не продолжаю.

Собеседник, похоже, догадывается о посетивших меня идеях, потому что быстро стирает улыбку с лица:

— Нарываешься.

— Да плевать. Ты меня в наручники обул, а мне с тобой на вы и шёпотом общаться?

— Кстати, да, — якобы схватывается он. — Учащийся Седьков, ты понимаешь, по какой причине был ограничен подобным образом?

— Да. И нет.

— Что ты сейчас имеешь в виду? — родственник вахтёра то ли старается быть максимально корректным на публике, то ли соблюдает протокол.

— Мне понятно, что вы с завучем хотели сказать: Рашид в капсуле, мы с ним перед этим дрались, значит — моя работа. И это типа опасно для окружающих.

— А это не так? — снисходительно ухмыляется он.

— Во-первых, после не значит вследствие. Во-вторых, я тоже ни о чём не собираюсь разговаривать с вами.

— Да бога ради, — отмахивается негр. — В особых условиях применение спецсредств по усмотрению охраны допускается. Прошу считать настоящее основанием… — он бубнит какой-то стандартный шаблон, явно с учётом работы искусственного интеллекта.

Голова предшественника подсказывает: страхуется для будущего общения со стражами закона — тут почти везде видеофиксация.

У Трофимова звонит телефон. Подвигав пальцами, он начинает абсолютно бесшумно общаться с кем-то, напрягая только голосовые связки, но не издавая при этом ни звука.

Прикольно. Месячная абонентская плата такого приложения — четверть средней зарплаты, добросовестно подсказывает чужая память. Завучу скорее всего, впрочем, оплачивает организация: работает он на людях и с людьми. Ситуации возможны разные, вот как сейчас, например.

Поговорив с неизвестным абонентом, Трофимов молча исчезает за дверью. Прочесть эмоции по его лицу не могу — долбаное зрение.

Темнокожий, какое-то время побыв со мной, тоже уходит, а я остаюсь совсем один в пустом помещении, похожем на медпункт, совмещённый с подсобкой.

* * *

Двери медсектора оставались закрытыми минут пятнадцать. За это время старшая школа в полной тишине успела обсудить штук пять версий дальнейшего развития событий.

Разговор, естественно, происходил в полной тишине, поскольку вёлся в виртуальном чате. Хотя копам, прибывшим на вызов врача, точно не до подслушивания школьников, но бережёного и бог бережёт.

Завуч, рысью вылетевший из-за угла, неожиданно для себя оказался в толпе не одного десятка подростков. Вздрогнув рефлекторно, Трофимов на мгновение замер, ошалело оглядел присутствующих, зло ругнулся в цензурных пределах, сфокусировал взгляд и добавил:

— Заняться нечем?! Немедленно на урок!

— Там Рашид без сознания. — От имени всех вперёд выступила Юлия, указывая большим пальцем за спину. — Мы его сами сюда принесли, если что. Доктор пока ничего не говорит, мы переживаем за товарища. Сенсей, вы бы на нашем месте тоже ушли на занятия?

— Ага, точно! Если бы там оказался кто-то из ваших близких? — не моргнув глазом, изобразил крепчайшую дружбу с пострадавшим здоровяком Чень.

— Снятие баллов уже никого не пугает? — на ходу через плечо поинтересовался преподаватель. — Оперились? Смотрите, вам жить.

— Форсмажор, сенсей, — вздохнул Саджо, перехватывая инициативу на правах представителя титульной нации. — Среди нас нищих нет, а проблема, похоже, появилась. Ну или узелок наметился, тут как сказать. Есть мнение, что среднему классу заведения сегодня был брошен вызов от… черт, как культурно сказать "говно"?

— С менее презентабельного социального слоя. — Пришёл на помощь стоящий рядом Онода. — Мы волнуемся, сенсей, мы же дети. Тем более что доктор нам ни слова не сказал, а она права, — кивок в сторону Юлии. — Хотя диагностом врач Лысому только что в жо** не залез. Пардон. Обрезку рейтинга как-нибудь перекашляем, не обеднеем, а родители нас поймут.

— Именно. Родители НЕ ПОЙМУТ нас гораздо больше, если мы бросим нашего товарища и пойдём в такой серьёзный момент заниматься своими делами, — изящно драматизировал Гарсия. — Наплевав на взаимовыручку, чувство локтя и всё такое прочее.

— "Здесь растят элиту", — Чень тихо процитировал лозунг школы, выбитый на фасаде. — А у элиты иногда есть обязательства, просто моральные обязательства. В отличие от быдла, сенсей. Своя шкурка может быть дороже в такие моменты только тому, кто не опери… Вы поняли.

Китаец уверенно выдержал взгляд преподавателя.

Трофимов в ответ предсказуемо наморщился. Разумеется, реальные причины не имели ничего общего с декларирующимися. Но поди докажи.

Когда Седькова зачисляли в заведение, в родительском чате дня полтора бушевал тайфун: отбросам общества с непонятным медицинским профилем не место в частных заведениях этого уровня, что бы ни выдумывало себе правительство!

Не затем все остальные тратят такие деньги, за которые и университет из непоследних оплатить можно… Да мало ли что убогий, кроме прочего, в школу из инфекций перетащить может! Импланта-то нет!

Это ещё не говоря об успеваемости: ему одному нужно будет разжёвывать по восемь раз, за это время нормальные дети три новых пункта выучить могут.

Сами "дети", разумеется, отлично знали последовавшие далее договорённости старших членов своих семей с одной стороны — и администрации школы с другой. Вот сейчас и куражились, чувствуя неизбежную безнаказанность.