Старший брат моего парня

Я тут же попыталась выкрутиться, сбежать, но кто бы мне дал! Марк подошёл и ловко стянул ненужные туфли, достал из корзины небольшой лёгкий плед и накинул на мои обнажённые ноги.

— Здесь иногда летают комары, побереги всю эту красоту для меня.

Он очаровательно улыбнулся и продолжил выгружать на стол, где пока стоял лишь яркий кемпинговый фонарь, содержимое корзины: шампанское, бокалы, виски со стаканами, тарелки с закусками и фрукты — ягоды.

Комары — страшное зло, а то, что я сижу на коленях его брата — это нормально, да? Я так удивилась, что прекратила елозить по Логану, однако мои трепыхания дали определённый эффект — эдакий чувствительный, жаркий и твёрдый, очень многозначительный эффект, настойчиво упирающийся в моё бедро. И как — то нескольких слоёв ткани оказалось неожиданно мало для полноценного разделения наших тел.

Понимая, что падишахово кресло на падишаховом пляже единственное, а мне, как выразился местный царь и бог, нельзя ходить по мокрому песку, попыталась закрутиться в плед как мумия. Только это возымело не тот эффект.

— Замёрзла? — бархатным голосом спросил Логан, нежно касаясь моего уха тёплым дыханием. — Облокачивайся на меня, я всегда горячий и не позволю теплолюбивой Коте дрожать от холода.

У — у–у-у-у, горячий! Будто я сама этого не знаю! Любой контакт с этим умопомрачительным мужчиной словно прыжок в жерло кипящего лавой вулкана! С ним если и дрожишь, то или от страха или от неконтролируемой страсти или от всего сразу.

— Мне совершенно не холодно, сегодня ночью удивительно мягкая и тёплая погода, — с перепугу церемонно выдала я. — Не люблю комаров.

— Кстати, и водичка сегодня просто улёт! — вставил Марк. — Давайте занырнём после того, как отметим.

— Занырнём, — Логан хмыкнул. — Выражайся нормально.

— У меня передоз этикета в организме. Честное слово, даже бабуля у нас не такой поборник морали, как мама. Она сегодня подловила меня и отчитала, что я позорю своим недостойным поведением славное имя Бекендорфов. Чтобы вы понимали, нелицеприятно выражаюсь — это я употребил отвратительное сленговое словечкое, которое даже не мат, а его цивильный заменитель, а недостойное поведение — это я скомпрометировал свою Каталину совместным проживанием в одной комнате. О ужас! Как я мог? Особенно после того, как мы ей всё разжевали и объяснили ещё неделю назад.

Марк закатывал глаза и смеялся, а я любовалась им, его чёрными в ночи глазами, обаятельной улыбкой и восхитительно подвижной фигурой, упакованной в красивый костюм. Хорошо, не фрак, здесь он выглядел бы ещё более неуместным, чем мои шпильки. Я слышала, Патриция настаивала на максимально официальном дресс — коде, затем убеждала, что подходящий минимум для их уровня — «чёрный галстук», если уж «белый» для её сына — перебор, но её стоны закончились коронным «нет» Логана.

Удивительный мужчина. С ним вообще, кажется, никто и никогда не спорил. По крайней мере, я не заметила даже попыток воспротивиться.

— Давай я зажгу свечи, — предложила Марку, чтобы вырваться из цепкого захвата его брата.

— Сиди — сиди! Ты вон, как отплясывала с дядюшкой, ноги, наверное, отваливаются, — беззаботно отмахнулся любимый. — Фло утверждает, что такого удачного кресла с подогревом не найти во всём мире, а я по её терминологии — «стул костлявый». Не знаю, за что люблю эту болтушку, у неё язык совершенно без костей.

Мужчины рассмеялись, я же насупилась. Всё это выглядело очень странно и подозрительно. Где это видано, чтобы мой ревнивый как цербер Марк так спокойно и как само собой разумеющееся воспринимает подобное? Хотя Логан, конечно, в качестве исключения, видимо, не лапает меня, не пошлит и вообще всячески делает вид, что его здесь почти нет. Паинька, блин! Будто не тычет мне членом в бедро, честное слово.

Колдовство Марка ограничилось организацией застолья и хаотичным размещением на скале, столе и песке нескольких десятков небольших свечей. Мягкий бриз играл многочисленными огоньками, но не гасил их, позволяя нам насладиться романтикой ночи.

— Мы всегда празднуем наши дни рождения ещё отдельно от семьи и друзей. Как — то так повелось, — объяснил Марк побег с праздника, отключая фонарь и погружая пляж в полумрак. — Мама закатывала страшно пафосные мероприятия с кучей незнакомых нам скучных людей, с каждым из которых нужно было поздороваться и поддержать светскую беседу несколько минут. Она считает, что манеры прививаются на практике.

— Здесь она права, — вставил Логан.

— Это да. Но кому в семь лет нравится вся эта канитель? — возмутился Марк.

— Тебе она и сейчас не нравится, — рассмеялась я звонко.

— Вот такой я постоянный, — важно произнёс мой ненаглядный, приосанившись, но затем обаятельно улыбнулся.

Мне подали бокал шампанского, Марк произнёс тост за самого лучшего брата в мире, с тихим звяканьем встретилось стекло, в нос ударили прохладные пузырьки и я прикрыла глаза от блаженства. А затем моих губ коснулась ароматная спелая клубника.

Я испуганно открыла глаза, подумав, что это Логан взялся за старое и снова издевается надо мной, притом на глазах у собственного брата, но встретила лишь жаркий взгляд Марка.

Он склонился надо мной и требовательно проталкивал сладкую ягоду за преграду губ, неотрывно следя за эмоциями на моём лице.

Первоначальный испуг, облегчение, лёгкая улыбка — и я послушно откусываю кусочек.

Бессовестный Марк тут же наклоняется и слизывает капли сока с моего рта, проникая немного глубже, почти целуя, затем быстро чмокает в нос и отходит к столу. А я сижу, точнее, полулежу на руках его родного брата, заведённая до полуоборота, недоумевающая и лишь хлопаю ресницами.

Ну что за паршивец?

Знает ведь, что я от каждого его поцелуя превращаюсь в забытое под открытым солнцем малиновое желе, размякшее, податливое, совершенно не сопротивляющееся.

Ночь, романтика, двое потрясающих мужчин, таких разных внешне, и таких невероятно одинаковых в своей бескомпромиссной настойчивости, и я, маленькая и почти невинная овечка, попавшая в поле зрения обоих. Немного не по плану прошло «безопасное» мероприятие, на которое я отправилась с самыми радужными ожиданиями отдохнуть. Отдых на отлично, ничего не скажешь.

— Давайте искупаемся, вода сегодня роскошная, — предложил Марк, отставляя стакан с виски, чтобы наполнить мой опустевший бокал новой порцией шампанского. А затем начал напевать себе под нос: — Когда взорвётся красками небо… на — на — на… угу — угу… ла — ла… та — да — да — дам… увижу тебя, такую нежную… ла — ла — ла — ту — ту — ту-ту… невозможно волшебную… ла — ла — ла — ла… в…ла — ла — ла… руках…

Мы с Логаном одновременно напряглись, прислушиваясь, стараясь уловить каждое слово, и даже дышать стали тише, боясь нарушить момент созидания. Марк относился к тем талантливым людям, которых шальная Муза озаряла исключительно в неподходящие моменты и это был тот редкий случай, когда вокруг не стояло два десятка ошарашенных внезапным концертом зрителей, а он не пел в голос.

Что — то очень личное рвалось из глубины его души сейчас, что даже перед нами он не раскрылся до конца, хотя мы знали — текст песни и музыка приходят к нему сразу почти целиком, после он их немного шлифует и пытается усовершенствовать.

— Давай оставим его ненадолго, чтобы он не бубнил себе под нос, а спел, — едва слышно предложил Логан, вновь опаляя жаром своего дыхания моё ухо.

Запах моря, виски, любимый старшим из братьев Бекендорф парфюм и его собственный аромат… Адская смесь, проникающая под кожу, парализующая, опьяняющая.