Старший брат

– Какая страсть...
– вздохнул Николай.
– Один над другим, один над другим, - показал он руками.
– Лежишь, а за стенкой кто-то храпит, а ты его сроду не видел. Чудно. Там музыка, там скачут. Как у вас терпения хватает?

– Да уж терпим, не жалуемся,-рассмеялся свояк.
– Эх ты, Коля. Люди мечтают в Москве жить. Только пальцем помани, сбегутся. Со мной одна девка работает, из Мытищ. Замуж, говорит, выйду, только чтобы жил в пределах Москвы. Офицер один за ней ухаживал, хороший мужик, майор. Не пошла. Он - в Пушкине.

– Дура, - коротко ответил Николай.
– Чего об ней говорить.

– Ну, почему? Хочется в Москве.

– А чего тут сладкого? Дыхнуть-то нечем. Горько, прям чую, горько. Пришел вон, черное из меня лезет и кровь в носу.

– О-о, ты нежный какой. У нас хороший воздух.

– Вот и глотайте его. И никуда не зайдешь. По улице бегут, толкаются, прям в улице не помещаются, демонстрация. В магазин влез, еле выбрался. Ничего не пойму, кружатся, вот так вот. Прямо ад кромешный. За хлебом и то - душиловка. Хотел кренделей взять. Какое... Ноги бы унесть, без кренделей.

– А я вот каждый день стою,-сказала сестра.- Да еще в двух, трех очередях.

– Не-е, это не жизнь, - убежденно сказал Николай.
– Я вот из дома утром иду на работу. Вышел и иду по улице, один. Широко, - развел он руками, просторно, спокойночко. Солнышко светит, зелень кругом, ветерок. Ни пихнут тебя, ни заденут. Иду. Знакомого увидел: "Здорово ночевали!" - "Слава богу". Дальше пошел. Вот так. Это по-человечески. Без всяких нор.

Свояк засмеялся:

– Патриот. А я своей земли патриот, своего города. Для меня он - самое лучшее место на свете. Николай ему не поверил.

– Брешешь, - сказал он.
– Если б самое лучшее, ты б не убегал.

– А куда я бегу?

– Куда глаза глядят. При первом удобном случае. Отпуск, например, ты где проводишь? На Красной площади?

– Отпуск один раз в году. Отдохнуть, переменить обстановку.

– Ладно. В выходной ты где? Может, на метро катаешься? Опять нет, убегаешь подале. Греблей этой, по рекам, туризм. На лыжах. Куда? Ты бы и греб тут, по Москве-реке, если нравится. И на лыжах меж домами вилял. А?
– Николай чувствовал свою правоту.
– Почему, чуть свободная минута, ты как кобель с цепи - и рысью отсюда, из Москвы? Выходит, не больно тебе тут нравится. Я-то вот в выходной из дома не бегу очертя голову. Стараюсь, наоборот, в саду, в огороде.

– Ой, господи, - вздохнула сестра.
– Я скучаю. Я бы домой уехала, - с улыбкой взглянула она на мужа.

– Давай, - одобрил тот с ехидцею.

А Николай не понял, оживился:

– А что? Сами говорите, дураков много. Пока они есть, меняйте свою квартиру на домик, положим, у нас. Мане работу всегда, бухгалтером. Ты инженер. К нам на станцию иди, тебе понравится. В пять часов вскакивать не надо. Выспался, поошел потихоньку. К девяти пришел. Поглядел, погонял за нами, за работягами. Пошел, порыбалил.

– Где?

– Да у нас станция, а рядом - вода. На лодочку сел. Побежал, сетчонку проверил. К обеду несешь себе судачков. Пару-тройку, - показал Николай хороший размер.
– Два лещика. Сварганил свежую ушицу, отдохнул, снова пошел. Чем плохо?

– Это неплохо,- согласился свояк.-А сколько зарплата?

– Сто десять, сто двадцать.

– Сколько?
– сморщился свояк.

– Боле сотни, говорю.

– У нас уборщица за такие деньги работать не будет. Понял?

– А какие же вам надо?

– Нормальные. Деньги, - произнес свояк значительно.

– Чтобы можно было на них жить. По-человечески. Чтоб не считать по мелочам. Машину надо - значит, машину. Дачу - значит, дачу.

Николая этот тон немного задел. Он посидел, подумал, потом сказал с улыбкой:

– Тут машина не нужна. На работу - в метро, с работы - тоже.

– Я в выходной люблю уезжать. За город. Сел и маханул, чтоб тишина и покой. Разве плохо?

– Да оно, конечно, неплохо. Только вот ты скоро вертолет запросишь, всерьез сказал Николай.

– Почему вертолет?
– не понял свояк.

– А потому, что останову нет. Велосипед, мотоцикл, машина, а там - дальше. У капиталистов есть самолеты, свои, личные. Надо и тебе. Сел в выходной -т-р-р - и на море. Покупался и назад. На машине-то не обернешься.

– Да, неплохо бы,-согласился свояк.

– Вот и я говорю, самолет, потом ракету.

– Нет, - отмахнулся свояк, - ракету не надо.

– Надо!-горячо возразил Николай.-Ведь самолеты у всех будут. Как сейчас машины, как мошкара, зудят, покою нет. А на ракете - шурш!
– и махнул подальше, на другую планету. На выходной отдохнуть. А потом назад.

– Ладно, беру ракету, - сказал свояк.
– А дальше что?

– И дальше придумают, какую-нибудь еще херимери.

– Слушай, - повернулся свояк к жене.
– А ведь он - философ. Диоген.

– Коля у нас хорошо учился, - мягко улыбнулась жена.
– И техникум заочно кончил, сам.

– Так что... Может, и вправду, - вроде засомневался свояк, - переехать. Как-нибудь проживем.

– Проживешь, - успокоил его Николай.
– У нас с голоду не пухнут. Если ты не ленивый. Огородишко свой, сад. Все свежее. Я летом почти не жру. Светка меня ругает. А я пройдусь по огороду, по саду. Огурчиком похрумтел, помидор сорвал. Он - кровяной и на солнце светит. Разломил - сахарный. Я их без соли два-три. Прямо на месте. А тут яблоко манит. Абрикосов, веришь, по полведра за раз съедаю. Вишенку клюнешь, морковку дернешь, пощипешь смородинки. И все. И есть неохота. Правда, борщ я люблю с детства.

И он вдруг засмеялся, голову опустил, на сестру поглядывал и смеялся.

– Ты чего?-спросила она.

– А ты не обидишься?

– Чего?

– Да я про борщ. Ну, разве это борщ, что вы варите? Я б его сроду не ел больничный.

– Ты сравниваешь,-все же обиделась сестра.- У меня, кроме капусты да лука, ничего нет. А дома - помидоры, болгарка, вся зелень.

– Точно, - подтвердил Николай.
– Помидоров не жалеем. Даже зимой. Бочковых и томат.

– Я помню ваш борщ,-сказал свояк и на жену поглядел.
– Давай ужинать, а?

– Разобрало, что ли?

– Разобрало.

Сели ужинать. У хозяйки была славная вишневка, глядеть и пить приятно. Правда, Мария сама не пила, и муж ее желудком страдал. Так что пришлось Николаю одному. Он не отказывался. Пил и похваливал.

Поужинали. Пили чай, глядели телевизор. Там вначале футбол показывали, а потом бег. Да не спортсмены бежали, а всякий люд, уже в годах, пожилые и молодняк. Николай и в натуре видал, как бегали. Прямо тут, мимо дома. Но то из окна, издали, а в телевизоре, словно рядом, неслись и пыхтели мужики, ядреные бабы добром трясли. Смехота.