Старт
Шрифт:
VI
БУМ!
Кожаная лапа Миле тяжело ударяет меня по левой щеке, я лечу прямо на веревки, ограждающие ринг. Эти лапы похожи на боксерские перчатки, только они более плоские и твердые, с лапами связана самая тяжелая часть тренировки — «гильотина», как мы ее называем. Тренер надевает на руки лапы и выставляет неожиданно в самых различных местах, а ты должен моментально отреагировать и отбить удар. При этом нельзя открываться, а то пока ударяешь по одной лапе, другая сама тебя бьет. Вот у меня сейчас так и вышло.
Братец Миле опускает руки и оглядывает меня с тревогой и недовольством:
— Что это с тобой? Через пять дней — соревнования, а ты форму теряешь! Рассеянный, реагируешь замедленно, слева открылся опять…
— Он влюблен, — встревает Магда. Она племянница нашего Миле и вечно торчит на тренировках, а после по всей школе разносит, кто с кем бился в спарринге. И есть же такие ослы — изуродовать друг
— Ладно, иди к мешку ненадолго. Перенервничал ты сегодня.
— Я же тебе говорю, что он влюблен, — снова встревает с довольной усмешкой Магда, но Миле обрывает:
— Нечего тебе лезть!
По его тону чувствуется, как он встревожен. Еще бы! Во всей команде только у меня одного есть шанс победить и попасть в олимпийскую сборную. Но кажется, я и вправду теряю форму. Реагирую замедленно и слева вот открываюсь… Спускаясь с ринга, сталкиваюсь с нашим «тяжеловесом» Тото, с кислой физиономией Тото поднимается на ринг. Для него с его девяноста двумя килограммами «гильотина» превращается в настоящую инквизицию. Ведь когда тренируешься на груше, или на мешке, или сам с собой — можешь и пощадить себя. А с лапами — нет, не пройдет. Если уж братец Миле вскинул против тебя лапу, давай отражай ее или кроше, или апперкотом, не то получишь такой удар слева или справа или прямо в диафрагму! А лапы эти, как я уже говорил, тверже перчаток, и болит после них здорово. Тото, скривив лицо, взглядывает на меня, цедит сквозь зубы, чтобы я дал ему дорогу (и за что он только меня ненавидит!); если бы не Миле, он наверняка бы попробовал сейчас цапнуть меня, хотя уже сколько раз его дисквалифицировали за такие выходки.
Спрыгиваю с ринга и становлюсь перед мешком. А на ринге разыгрывается «гильотина» — доски скрипят, Тото пыхтит, удары так и сыплются. Время от времени слышны раздраженные замечания тренера. Я между тем занят мешком — свисающим с потолка кожаным туловищем, набитым сухими водорослями. По крайней мере, пока длится этот спектакль с Тото, Магда оставит меня в покое. Вдруг мне приходит на ум, что из-за Магды-то он меня и ненавидит. Ревнует. Думает, наверное, что я с ней тайком встречаюсь, ведь и ему, как и многим другим, снится ночами ее блондинистая грива. Я теперь избегаю выходить с ним в спарринге: он нечисто играет, однажды чуть не нокаутировал меня перед ней. Технически-то я его намного превосхожу, но не всегда техника помогает против количества килограммов. Тогда он меня слишком низко ударил, я согнулся, а он меня — бац! — правой рукавицей. Братец Миле тогда на целый месяц его удалил, а теперь пускает его в спарринг только с Большим Карагёзом, и то сам следит за ними, чтобы они друг другу головы не поотрывали, особенно если Магда тут околачивается. (У нас двое Александров Карагёзовых. Один раз Большой стал городским чемпионом, а Маленький проиграл, все прочитали об этом в газетах и после дразнили чемпиона, а битого поздравляли с победой.)
Бац! Бац! Бац! — даю серию ударов. Ангел улучил минуту, когда трекер поворачивается спиной к нам, оставляет свою грушу и подходит к моему мешку. Мы ударяем по нескольку апперкотов, Ангел шепчет:
— Магда злится, что ты тогда сбежал после уроков, — треплется направо и налево, будто ты трус, тряпка, будто Светла водит тебя за собой, как цыган — медведя. Скоро вся школа станет потешаться…
Бац! Бац! Бац — серия апперкотов. Я кусаю губы. Что делать? Поколотить ее? Нельзя — девчонка! А ведь заслуживает, чтоб ее поколотили, интриганка такая!.. Сказать братцу Миле? Он, конечно, ее прогонит с тренировок, но тоже не дело жаловаться… Начнет она преследовать меня в школе — и тогда ой-ой!
— Заведи ее в парк и отпусти пару пощечин, — предлагает Ангел, но мой ответный взгляд живо вразумляет его. — Или, по крайней мере, поговори с ней по-мужски — пугани хорошенько. Если хочешь, я…
— Скажи ей, что после тренировки я жду ее возле бассейна с рыбками, — вдруг произношу я неожиданно для самого себя. С ринга доносится: «Стоп!» — что означает минутную передышку.
Ангел изумлен. Значит, он не думал, что я соглашусь встретиться с Магдой. Не поднимая глаз, я стаскиваю перчатки. Он направляется к Магде. Та выслушивает его и срывается с места. Пересекает зал, гордая и победоносно улыбающаяся, как императрица какая-то, а я нарочно поворачиваюсь спиной к ней и медленно трезвею. Что же я наделал, чтоб меня черти побрали!.. Я уже не чувствую прежней решительности, сердце тяжело замирает в груди. Так всегда со мной бывает, когда впереди что-то неизвестное и неприятное. Честно признаться, я боюсь ее. Она хитрая, встречалась уже с несколькими парнями, сейчас примется играть со мной как кошка с мышкой. Я снова досадую на всех этих знаменитых детских писателей и видных педагогов, висящих в школьном коридоре, — вот ведь ни строчки не написали о том, как держаться наедине с девчонкой… Надо, наверно, что-то такое говорить. А о чем я могу говорить? О боксе, об автомобилях и о болгарской
литературе. Из-за этого самого страха я и Светлы сторонился так долго. Просто не знал, на какую тему с ней беседовать, то и дело садился в лужу. Правда, в гостях у нее вроде бы все обошлось — спасибо глобусу и Пиноккио! Да и разве можно их равнять — Светлу и Магду! Со Светлой мне всегда хорошо, даже если я просто иду за ней «на почтительном расстоянии», перескакиваю лужи и мы оба молчим или тогда, когда мы танцевали «Пиратский корабль несется по морю…». А с Магдой мне предстоит неприятный разговор, чувствую я себя перед ней как новобранец перед командиром, наверняка отколет она мне какой-нибудь номер. Вдруг я догадываюсь, какой именно, и ноги у меня сразу подкашиваются — точно, готовится цирк! Не случайно она умчалась из зала. Сейчас все растреплет Бубе, Васке, Иглике и Марге — своим подружкам по гимнастической секции, чтобы они затаились где-нибудь возле бассейна, а завтра чтобы по всей школе гремело, будто я ей свидания в парке назначаю… А если дойдет до Светлы, Светла ведь такая гордая… Если дойдет — все, конец всяким отношениям со мной! Дурак! Дурак! — ожесточенно стучу кулаком по башке. Внезапно меня останавливает голос Тото:— Глядите, этот сам себя решил нокаутировать, еще до соревнований!
— Лучше уж самому себя нокаутировать, чем дожидаться, пока Гаро это сделает, — срезает его Ангел. Хохот разносится по залу. Все знают, что Тото предстоит встреча с гигантом Гаро, о котором Аце, тренер команды «Левский», сказал, что в следующем году он победит самого Бойко Лозанова. Правда, на городском первенстве Тото держался по-мужски, бился, что называется, до последней капли крови, но сам едва избежал нокаута; со стороны казалось, будто цыпленок прыгает вокруг слона. А сейчас им предстоит новая встреча, потому и хочется нашему Тото на ком-нибудь сорвать злость. Братец Миле ничего не понял и подает сигнал к окончанию перерыва.
Бац! Бац! Бац! — провожу один раунд с мешком, два — с грушей, два — на «гильотине» (и снова с катастрофическим результатом), тренировка идет к концу, а сердцу в груди все тяжелее. Пока мы одеваемся, я спрашиваю себя: почему Ангел сразу побежал передавать Магде мое предложение, почему не попытался меня разубедить? Чушь! Я резко отбрасываю нелепые сомнения, которые так и роятся в голове, и уговариваюсь с Ангелом, чтобы он проследил за четырьмя Магдиными подружками, пока они не уедут на автобусе, — надо быть уверенным, что не будет никакой засады. В пол-одиннадцатого мы с Ангелом встречаемся у памятника патриарху Эвтимию. До этого времени я должен закончить с Магдой, а дальше мы начнем другую акцию…
Из душевой доносится голос Тото:
— Знаю я его слабое место! Лишь бы судья не заметил… Врежу ему одной левой в почки, тогда поглядим!..
А у меня жутко горит левая щека — здорово стукнул меня своей лапой братец Миле!
VII
МАГДА, КАК ВСЕГДА, ПОЯВЛЯЕТСЯ НЕОЖИДАННО,
словно из-под земли. Первое, что я замечаю, это то, что она распустила волосы по плечам, и это ей очень идет. Раздражение, с которым я шел сюда, рассеивается как дым, а смущение мое, наоборот, усиливается.
— Наконец-то!
Я знал, что она с этого начнет, и даже приготовил подходящий ответ, но по дороге сюда твердо решил хотя бы первое время отмалчиваться. А она продолжает:
— Шахматист и то не обдумывает каждый свой ход так долго… — Она обернула жакет вокруг талии и играет всем телом, как будто хула-хуп вертит. А я будто впервые вижу ее: она и не она — может, это из-за новой прически или из-за того, что она тени наложила на веки… (Теперь мне ясно, почему она сразу умчалась, когда Ангел передал ей мое предложение встретиться). Странно, ведь примерно такое смущение я испытываю, когда я со Светлой или с какой-нибудь другой девчонкой, которая мне чем-то нравится. Я перестаю злиться на Магду, мне даже становиться интересно.
В двух-трех метрах от нас — бассейн с рыбками, вокруг — свободные скамейки. Расстилаю пиджак и сажусь. Магда пытается примоститься совсем близко, но я тактично раздвигаю локти на деревянной спинке и таким образом обеспечиваю «почтительное расстояние». И почему? Ведь никакой ловушки нет, никто нас не увидит, пожалуй, она подумает, что я и вправду трус. Она протягивает мне пачку «Стюардессы». Я вообще-то не курю, но, чтобы хоть как-то компенсировать «почтительное расстояние», тянусь за сигаретой. Ногти у меня коротко острижены — никак не могу ухватить, у нее тоже не получается. Тогда я беру у нее пачку, стукаю пальцами по донцу, как это делают опытные курильщики, несколько сигарет сразу выскакивает. Она берет одну и улыбается — теперь она уже не выглядит такой задавакой, — я тоже улыбаюсь, но продолжаю атаковать, беру у нее спички, зажигаю, подношу ей. Она наклоняется и пересаживается поближе — чувствую легкий аромат каких-то стойких духов. Бобби ей привозил такие с заграничных чемпионатов. Он входил в юношескую национальную сборную по волейболу — где только не побывал, привозил ей разные разности, а она хвасталась направо и налево. Сейчас он в Пловдиве, — наверное, в специальной спортивной роте служит. Я испытываю некоторое злорадство: мы не любили Бобби. Вечно он расхаживал надутый как петух и уверял, что боксом одни только простаки и занимаются. Наши все хотели ему «темную» устроить, особенно Светла, но обошлось.