Стартовая площадка – Земля

— Да. Если «Циркон» закидывает весь воздух в топку, то… слушай, а движок у них не очень, — улыбается друг. — Ведь тогда скорость реактивной струи — естественный ограничитель.

— Нормальный у них движок. Он же керосиновый! А у керосинок скорость струи — три километра в секунду или чуть выше.

— Насколько выше?

— Процентов на десять.

— Тогда всё сходится! — торжествует Андрюха. — Скорость «Циркона» как раз меньше трёх километров в секунду.

— Подписку с тебя надо брать, — если есть возможность разыграть друга даже во время серьёзного разговора, то почему нет? — Ты только что выяснил, что «Циркон» летает на керосине и его предельную скорость.

— С чего ты взял, что на керосине?

— А на чём? Ракета маленькая, где там криогенные приблуды ставить? Жидкий кислород или сжиженный метан тоже не зальёшь. Ракетка на боевом дежурстве, а эти дела постоянно внимания требуют. А военные — ребята простые, призывные. Сделают что-нибудь не так — и каюк. Опять же, лишняя уязвимость, лишнее оборудование. Нет, только керосин, только хардкор. Короче, обсчитывай всё. На основе данных по «Циркону». По двухступенчатой схеме и без тоннеля. Возможно ли сделать космоплан, взлетающий с аэродрома? Пусть керосиновая ступень после отработки выбрасывается, а сам аппарат достигает орбиты. Там порядка шестидесяти процентов массы уйдёт при разгоне с трёх до восьми километров.

Некоторые данные сами в голове застревают, мне уже и считать не приходится.

Успокоенный моими бодрыми речами Андрюха кивает. Хмыкаю про себя. Надо же, тупик он обнаружил! Я пока сам не знаю, как мы все эти сложности обойдём. Только есть смутное ощущение будущей победы. Большие трудности — не только минус. Есть и плюсы. Чем больше трудностей, тем сложнее нас догнать конкурентам. Им и без того легче. Они с самого начала знают, что нечто возможно и достижимо. Нельзя сказать, что сейчас никто не верит в возможность существования суперсамолёта, который дотягивается до орбиты. Всё намного хуже. Никто даже не думает в эту сторону.

1 декабря, пятница, время 10:05.

Москва, Госдума, комитет по бюджету и налогам.

— Итак, молодой человек, на этот раз вы не опоздали, — Макарычев сверлит меня своим фирменным тяжёлым взглядом. Только на этот раз на дне глаз замечаю тень неуверенности.

Отношение остальных тоже поменялось сравнительно с прошлым разом. Мне вот интересно, объёмов полученных нами средств знать не могут, о моём, пусть виртуальном, общении с Самим, по идее, тоже знать не должны. Хотя, как показал визит пары излишне колоритных граждан, наши банки — Сбер точно — протекают. В информационном смысле.

— Рад, что вы больше никаких недостатков во мне не нашли, — срезаю его замечание под корень. Ибо нефиг!

Действительно, если разовое опоздание — единственное, за что мне пеняют, то личность моя практически идеальна. Разве нет? Такой вопрос задаю Макарычеву бессловесно.

— Выделенные вам деньги пошли в дело? — председатель комитета меняет тему, но не тон.

— Какие деньги? — никак отчёт собирается требовать? — А, простите, сразу не понял. Да и сумму вы выделили какую-то издевательскую. Ни туда ни сюда. Скажите честно, нарочно так сделали?

— Это был пробный шар, — улыбается Митина, пока Макарычев безуспешно пытается придавить меня взглядом.

— Ерунда какая-то происходит с этим вашим бюджетным финансированием, — кривлюсь разочарованно. — На серьёзные проекты слишком мизерная сумма. Да ещё приходят с опозданием. Только в середине сентября получили четыреста миллионов, надеюсь, до конца года придут остальные. На целевые гранты для студентов-разработчиков новой техники должно хватить — и только.

Конечно, умалчиваю, что исключительно на эти цели сумма, пожалуй, чрезмерна. Это сейчас избыточна, а через пару лет мало будет.

— На создание собственных производств Агентство затратило как раз чуть меньше четырёхсот миллионов, но это не ваши, не бюджетные деньги. Собственные средства Агентства.

— И что, много средств собрали? — один из комиссаров пытается всем лицом выразить недоверие.

Копаюсь в памяти, наш полпред Молчанов давал обширную справку на всех персонажей. Это Илларионов, который не верил, что у нас инвесторы будут.

— Много, уважаемый Игорь Васильевич. Столько, что мы теперь не планируем — в ближайшие года четыре точно — обращаться к вам за бюджетными деньгами.

— Однако вы здесь? — не сдаётся скептик.

Если враг не сдаётся, то его надо изничтожить. Кто-то из великих сказал, не знаю кто.

— Мы здесь за финансированием Ассоциации. Агентство не может оплачивать её функционирование, это нецелевые расходы. Строить заводы, стартовую площадку, космические корабли и тому подобное — вот на что деньги мне дали. Образовательные программы не предусмотрены. Образование — прерогатива государства. Нашего государства, прошу заметить.

Приходится делать мощное усилие, чтобы не продолжать скользкую тему. Мне есть что сказать резко и против шерсти. Мальчики и девочки передо мной взрослые, без лишних слов должны всё понять. Некоторые отрасли нельзя отдавать в руки иностранцев. Если они будут платить нашим вузам и студентам, то на кого будут ориентироваться университеты и куда пойдут работать выпускники? Если будут оплачивать расходы нашей армии, то за кого она будет воевать? И так далее. Так что надеюсь, они понимают, что не дать денег они просто не могут.

Но одна маленькая тема есть. Только жестить не надо, а то всё время хочется.

— Полагаю, Игорь Васильевич, вам надо изменить своё отношение к нашему проекту. Помните, вы выражали крайний скепсис к моим планам привлечь серьёзных инвесторов?

Мужчина слегка темнеет лицом, но старательно удерживает покерфейс. Никому не нравится, когда его тычут носом в собственные кучки.

— Прекрасно вас понимаю. Приходит какой-то юнец и рисует воображаемые Нью-Васюки. Рассказывает, что ему сейчас отсыпят огромные миллиарды. Отсыпали, Игорь Васильевич, и Нью-Васюки уже строятся. Поймите меня правильно, говорю не за тем, чтобы проехаться по вам. Инсайда-то у вас никакого не было. Всего лишь хочу, чтобы к моим словам относились серьёзно. Нет, могу и ошибиться, как любой человек, но мои слова всегда чем-то подкреплены.

Слегка смягчается лицом депутат. Прекращаю на нём фокусироваться. Другим тоже интересно.

— Да, мне пришлось обещать инвесторам хорошие условия, как и говорил. Не зря ведь образовалась очередь желающих пристроить свои деньги, а мы перевели фонд в закрытый режим в максимально короткие сроки. Кстати, наше государство опосредованно тоже участвует. Только вот, прошу заметить, получилось не очень правильно. С одной стороны. Космонавтика — особая отрасль. Отдача от неё не только и не столько экономическая. Во-первых, это престиж страны. Во-вторых, мощный стимул науке, образованию и техническому прогрессу. С экономической выгодой — как получится. На первых стадиях развития её точно не будет. Поэтому, если государство желает поучаствовать в сборе и разделе будущего урожая, то ему надо вкладываться. С другой стороны, считаю сложившееся положение для Агентства более выгодным.

Делаю паузу. Подозреваю, что сразу сильно много в их бронзовых мозгах не уложится. Хочу напомнить им свои слова год назад. В стиле «мы же вас предупреждали».

— Вы сами сказали, что наше государство опосредованно участвует в финансировании, — указывает Митина.

— Не путайте понятия, Ольга Генриховна, — искин оперативно подсовывает анкетные данные. — Это не финансирование, а выгодное инвестирование. И на большее, чем положено по соглашению с фондом, оно теперь права не имеет. Вы поймите меня правильно, я — нормальный, законопослушный (иногда и местами, хмыкаю про себя) гражданин, и мне в радость помогать родной стране. Но теперь имею полное право сам определять, где, как и кому. Иначе говоря, Агентство — не государственная корпорация, а частная на сто процентов. И простите, Ольга Генриховна, но повинен в этом ваш комитет.