Старые девы в опасности

Входная дверь в дом номер шестнадцать была приоткрыта. Трой распахнула ее и прошла по замызганному кафельному полу к лифту, рядом с которым в ряд висели почтовые ящики. Над каждым ящиком была табличка с именем, написанным от руки или отпечатанным на машинке. Трой принялась искать глазами нужное имя, как вдруг за ее спиной раздался голос: «Мадам?»

Вздрогнув от неожиданности, Трой обернулась. Дверь каморки, расположенной напротив лифта, приоткрылась, ее придерживала грязная рука, унизанная кольцами. Кроме руки, Трой разглядела тяжелые складки черного атласного платья, ряды разноцветных бус, три четверти полного лица и взбитые в пышной прическе волосы.

У Трой возникло ощущение, словно ее поймали за не совсем пристойным занятием. Все, что она знала по-французски, немедленно вылетело у нее из головы.

— Pardon, — заикаясь проговорила она. — Je desire… je cherche… Monsieur Garbel… le nom Garbel [7] .

Женщина произнесла нечто, оставшееся для Трой загадкой. Тогда она сказала: «Je ne parle pas Francais» и добавила, подумав: «Malheureusement» [8] . Женщина издала звук, в котором явственно слышался ропот на судьбу, и вперевалку выползла из каморки. Она была необычайно толста и при ходьбе опиралась на палку. Ее глаза напоминали черные смородины, утонувшие в сыром тесте. Она ткнула палкой в один из верхних ящиков, и Трой вдруг узрела до боли знакомый почерк, выцветшие чернила и надпись «П. Е. Гарбель».

7

Извините. Я хочу… я ищу… мсье Гарбеля… по имени Гарбель (фр.).

8

Я не говорю по-французски… К сожалению (фр.).

— Ah, merci [9] , — воскликнула Трой, но толстуха презрительно покачала головой и повторила фразу, которую она уже говорила прежде. На этот раз Трой кое-что сумела разобрать: «Pas chez elle… il y a vingt-quatre heures» [10] .

— Нет дома? — громко переспросила Трой по-английски. Женщина пожала массивными плечами и направилась обратно в каморку.

— Могу я оставить записку? — прокричала Трой в широкую спину и, напрягши память, выпалила: — Puis-je vous donner un billet pour Monsieur? [11]

9

Спасибо (фр.).

10

Нету дома… уже сутки (фр.).

11

Могу я оставить вам записку для мсье? (фр.).

Женщина посмотрела на нее как на сумасшедшую. Трой порылась в сумочке и вытащила записную книжку и огрызок карандаша, при этом наброски портрета Рики, сделанные в поезде, упали на пол. Толстуха не без интереса взглянула на них. Трой быстро нацарапала: «Заходила в 11.15. К сожалению, не застала вас. Ждем завтра к обеду в Королевской гостинице», подписалась, сложила листок и вывела сверху «мсье П. Е. Гарбель». Отдав записку толстухе (по-видимому, консьержке?), Трой наклонилась, чтобы собрать рисунки, и едва не уткнулась носом в пыльный подол, сомнительной чистоты нижние юбки и разбитые туфли. Выпрямившись, она увидела, как консьержка водит толстым пальцем с траурной каймой под ногтем по имени адресата. «Наверное, не может разобрать мой почерк», — мелькнуло в голове у Трой, и она принялась тыкать то в табличку над ящиком, то в записку, натужно улыбаясь и кивая головой.

— Гарбель, — повторяла Трой, — Гарбель.

Она вспомнила о чаевых и вложила в пухлую руку двухсотфранковую бумажку. Эффект был мгновенным. Женщина расплылась в улыбке, показав черные гнилые зубы.

— Мадемуазель, — сказала она, игриво помахивая запиской.

— Мадам, — поправила ее Трой.

— No, no, no, no, Mademoiselle [12] , — настаивала толстуха с притворной любезностью.

Трой решила, что ей хотят сделать комплимент. Она попыталась изобразить укоризненный взгляд, а затем, вяло махнув рукой, ринулась к выходу.

12

Нет, нет, нет, нет, мадемуазель (фр.).

Рики и Рауль, сидя в машине, были заняты оживленной беседой. Трое самых отчаянных мальчишек расположились на подножке автомобиля, остальные играли в чехарду, явно желая привлечь к себе внимание.

— Милый, — сказала Трой, когда они тронулись с места, — ты говоришь по-французски гораздо лучше меня.

Рики скосил на нее хитрый взгляд, глаза у него были ярко голубыми с черными, как и волосы, ресницами.

— Naturellement! [13] — произнес он.

— Не строй из себя бог знает что, Рики, — рассердилась мать. — Ты чересчур высокомерен. Наверное, я тебя плохо воспитываю.

13

Естественно! (фр.).

— Почему?

— Опять?! — грозным тоном отозвалась Трой.

— Ты видела мистера Гарбеля, мамочка?

— Нет, я оставила ему записку.

— Он придет к нам?

— Надеюсь, — ответила Трой и добавила, немного подумав: — Если он существует.

— Если он пишет тебе письма, значит, он существует, — резонно заметил Рики. — Naturellement!

Рауль привез их на маленькую площадь и затормозил напротив гостиницы.

В этот момент консьержка из дома номер шестнадцать по улице Фиалок, просидев минут десять в мрачной задумчивости, взяла телефонную трубку и набрала номер замка Серебряной Козы.

3

Аллейн и Баради стояли по обеим сторонам кровати. Горничная, пожилая сухонькая женщина, почтительно отошла к окну. Она перебирала четки, бусинки тихонько постукивали под ее пальцами.

Щеки мисс Трубоди, по-прежнему лишенные поддержки вставных челюстей, глубоко запали, кожа на носу и на лбу натянулась, так что лицо больной казалось маленьким, как у обезьянки. Рот был похож на ямку с неровными складчатыми краями. Мисс Трубоди храпела. При каждом вдохе края ямки приподнимались, а при каждом выдохе засасывались внутрь, так что какие-то признаки жизни, хотя и не слишком привлекательные с виду, присутствовали. Почти безволосые надбровные дуги сошлись на переносице, словно мисс Трубоди хмурилась неизвестно чему.

— Она будет находиться в таком состоянии несколько часов, — сказал Баради. Он вынул из-под простыни руку пациентки. — Я не жду перемен. Она очень больна, но пока я не жду перемен.

— Звучит как вилланелла, старинная итальянская песенка, — рассеянно обронил Аллейн.

— Вы поэт?

Аллейн махнул рукой.

— Скажем так: никому не известный любитель.

— Уверен, вы недооцениваете себя, — сказал Баради, продолжая удерживать вялую руку мисс Трубоди. — Публикуетесь?

Аллейн едва не поддался искушению ляпнуть: «Одна-единственная тоненькая книжечка», но сдержался и ограничился скромным ничего не определяющим жестом, который Баради снабдил привычным комментарием: «Мистер Оберон будет в восторге» — и добавил:

— Он уже чрезвычайно заинтересовался вами и вашей очаровательной женой.

— Должен признаться, — сказал Аллейн, — мистер Оберон произвел на меня громадное впечатление.

С видом человека, чье любопытство изрядно распалено, он взглянул на мясистое непроницаемое лицо доктора и не обнаружил ни единой черточки, ни единого движения мускулов, которые свидетельствовали бы о тупости или доверчивости. Кто он такой, этот Баради? Наполовину египтянин, наполовину француз? Или чистый египтянин? «Кто здесь заправляет? — размышлял Аллейн. — Баради или Оберон?» Баради, вынув часы, бесстрастно взирал на Аллейна. Затем он открыл крышку часов. Прошла минута, сопровождаемая постукиванием четок горничной.

— Ну да, — пробормотал Баради, пряча часы в карман, — иного я и не ожидал. Пока ничего нельзя предпринять. Служанка сообщит, если что-нибудь изменится. Она сообразительная и поднабралась в деревне кое-какого опыта в уходе за больными. Ее сменит мой слуга. Возможно, нам не удастся найти профессиональную сиделку до завтра, но мы справимся.

Он подозвал горничную, и та с бесстрастным видом выслушала его указания. Они оставили ее с больной, похожую на монахиню, чуткую, настороженную.

— Одиннадцать часов. Время для медитации, — сказал Баради, когда они вышли в коридор. — Нельзя никого беспокоить. В моей комнате найдется что выпить. Я вас приглашаю. Ведь ваша машина еще не вернулась.