Старые моряки (сборник)

— Завтра вечером, в Санта–Изабел.

— Жаль, что я не смогу увидеть вас на сцене. Побываю на обратном пути, если судно будет ночевать в порту… Я хочу поаплодировать вам…

Громкий лай прервал его слова. Он обернулся и увидел красивую сеньору в коротком, до колен, платье, с обнаженными плечами, волосы ее были стянуты косынкой. Она ласково бранила собачку.

— Одевается так, будто ей пятнадцать лет, — заметила шатенка.

— И не расстается с собачонкой. Никогда не видела такой любви. Как будто это ее ребенок…

— Это больше, чем ребенок… — сказал депутат.

— А что это такое? — заинтересовалась та, что с ямочками.

— Я вам скажу на ушко…

— Мне… — попросила шатенка.

Отон прошептал что–то, прижимаясь ртом к уху шатенки, она закрыла рот рукой и, сдерживая смех, сказала с негодованием:

— Что за ужас, вы невозможный человек…

— Что он говорит? Скажи мне…

Васко поклонился даме, о которой судачили актрисы и депутат. Она улыбнулась в ответ, но тотчас же, заметив собеседников капитана, резко повернулась к ним спиной. Васко встревожился, он хотел подойти и помочь даме разложить шезлонг. Хрупкая девушка спросила:

— Вы тоже так думаете, капитан?

— Что, сеньорита?

— А вот что говорит сеньор Отон…

— Я не знаю, о чем речь… Простите…

Он поспешно подошел к даме и взял шезлонг, который она тщетно пыталась установить одной рукой: другая была занята собачкой.

— Разрешите мне, сеньора…

— Благодарю вас, я причинила вам беспокойство…

— Для меня это удовольствие, поверьте… Садитесь, пожалуйста.

Она села, положила собачку на колени, та скалила зубы и рычала на капитана. Васко прислонился к борту.

— Тише, Жасмин, надо относиться к капитану с почтением…

— Я не нравлюсь вашей собачке…

— Она так со всеми вначале. Ревнует меня. Потом привыкнет. — И прибавила насмешливо, с легким раздражением: — Ваши приятельницы соскучились о вас, капитан. Видите, они на нас смотрят и, конечно, сплетничают…

Капитан посмотрел — актрисы и депутат смеялись, хрупкая девушка подмигнула ему.

— Они мне вовсе не приятельницы. Меня только что с ними познакомили.

— Называют себя актрисами, а похожи больше на женщин легкого поведения. Да и актрисы–то они жалкие! С самого Рио ведут себя просто скандально, все мужчины вертятся вокруг них. Вот этот сеньор Отон не отходит ни на минуту. Как будто, кроме них, здесь никого нет.

— Сеньора, несомненно, преувеличивает. Разве может кто–либо смотреть на другую женщину, если вы на корабле?

— Капитан, бога ради… Вы меня даже смутили.

— Вы тоже сойдете в Ресифе?

— Нет, я до Белема. Я там живу… — И она вздохнула.

Капитан уже успел взглянуть на ее руку, обручального кольца не было.

— Вы ездили прогуляться в Рио?

— В гости к сестре. Ее муж — инженер министерства путей сообщения.

— Вы не пожелали жить с ней вместе?

— Это невозможно. У сестры очень большая семья, у нее пятеро детей. Я живу с братом в Белеме. Он тоже женат, но у него только двое детей.

— А вы?

— Я? — Она отвернулась и стала смотреть вдаль. — Я не хочу выходить замуж…

Наступило короткое молчание, Васко почувствовал, что сделал бестактность, может быть, даже был груб…

Она сидела грустная, задумчивая…

— А вы? — спросила она, в свою очередь. — Ваша семья живет в Баие?

— У меня нет семьи.

— Вы вдовец?

— Холостяк. У меня не было времени жениться. Моряцкая жизнь, все время в плавании…

— Вы никогда и не думали о женитьбе? Никогда?

Капитан стиснул трубку в руке и поднял взор к бескрайнему небу:

— У меня не было времени…

— Только поэтому? Не больше?

Дама вздохнула еще раз, как бы желая дать понять, что причины ее одиночества гораздо более серьезны и печальны.

Вздохнул и капитан:

— Зачем вспоминать?

— Так и вы тоже? — И она снова вздохнула. — Очень грустно жить на свете.

— Да, грустно тому, кто одинок.

Вокруг актрис собралась большая группа мужчин, слышались смех, шутки. Палуба была полна, все шезлонги заняты. Чета новобрачных прохаживалась, держась за руки. Собачка залаяла. Дама объявила:

— Я не верю мужчинам. Все они лицемеры.

Она была преподавательницей музыки, и звали ее Клотилде.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Капитан командует, дама вздыхает, Метискa танцует, судно плывет, розы цветут, и девицы поют

Девицы легкого поведения разлеглись на нижней палубе, греясь на солнце, как ящерицы. Одни делали себе маникюр, другие расчесывали волосы или читали «Немую сцену» и «Искусство кино». Студенты спустились с палубы первого класса и ходили вокруг них, затевали разговоры. Один заиграл на гитаре, аккомпанируя девушке, которая запела популярную в то время песенку о выборах:

Сеньор Тонико строил баррикаду

Из простокваши, из простокваши.

Ведь с паулистами бороться надо,

Ах, простокваша, ах, простокваша!

А паулист по улицам шагает

Ах, с пистолетом, ах, с пистолетом,

По простокваше бешено стреляет

Из пистолета, из пистолета,

Какой же результат, какой же результат?

Тянучка получилась, говорят.

Капитан с мостика поглядывал на палубу второго класса. Надо будет пойти туда, поговорить с этими людьми, ведь они тоже его пассажиры. Он не признавался себе, что в глубине души ему просто хотелось посидеть в приятной компании девиц легкого поведения: с юных лет, со времен веселых попоек в пансионах Салвадора и воображаемых приключений в затерявшихся в Тихом океане безвестных портах он хранил благодарное теплое воспоминание об этих женщинах.

Он умел с ними разговаривать, и беседа шла легко; здесь не нужно было взвешивать каждое слова, как с пассажирками первого класса — девицами и дамами с положением, которые часто очень уж задирают нос. Он подумал, что в сущности пароход — то же общество, только в миниатюре, здесь представлены все его слои, начиная с верхов — богатых и могущественных, людей, политических деятелей и банкиров и кончая дном — бедными женщинами, торгующими своей красотой.

И он был всесильным королем этого маленького государства, ведь капитан, бесспорно, самая высшая власть на корабле, его могущество безгранично.