Старый дом

— Да мыслимое ли это дело, сударь? — волновалась генеральша. — Я полагаю, что дочка моя просто с ума сошла, коли этому верит. Если бы и хотел он, кто же ему позволит? У Горбатовых в роду еще не бывало таких m'esalliance, и они горды и знают себе цену.

— Вы думаете, ma soeur, не допустят? — наконец, несколько приходя в себя и ухватываясь за новую мысль, не приходившую ему еще в голову, пробормотал князь Еспер.

— Не только думаю — уверена в этом, быть того не может…

— Ma soeur, я нездоров, с утра голова болит… я пойду к себе, прилягу.

— Я не держу вас…

Князь Еспер вышел из темного будуара, остановился, схватил себя за голову и потом кинулся через все комнаты на половину княгини. Он, как безумный, ворвался в гостиную, огляделся, не нашел там Нину. Кинулся в ее комнаты, застучал в дверь и отчаянным голосом крикнул:

— Впустите! Впустите!

Дверь была не заперта. Она распахнулась. Нина, заслыша его отчаянный голос, выбежала к нему навстречу.

— Что случилось? Пожар? Что? Где горит? У нас? Или несчастье какое-нибудь? Ma tante?!.

Она не знала, что и подумать.

— Вы замуж выходите?.. Говорите — правда это?.. Правда или нет? — наступал он на нее с искаженным лицом.

Она отстранилась. Она наконец поняла, в чем дело и успокоилась.

— Да, правда! — произнесла она твердым голосом.

Он отшатнулся. Он пристально несколько мгновений глядел на нее бессмысленными глазами, потом вдруг его охватило бешенство, зубы его скрипнули, он поднял руку и погрозил ей:

— Клятвопреступница! — прошипел он. — Ты получишь должное возмездие!

Нина вздрогнула невольно. Но это было только мгновение. Она холодно взглянула на него, повернулась и прошла в свою спальню.

Он слышал, как она заперла за собою дверь, как щелкнул замок. Он бросился назад. Поднялся к себе, упал на диван и долго лежал неподвижно.

В нем все кипело.

«Нет, нужно ей отомстить, нужно ее наказать хорошенько!»

«Отняли-таки! Отняли!..» — вдруг громко крикнул он и заплакал.

XII. ЧУДЕСА

— Пелагея Петровна! Пелагея Петровна! Да подите же поскорее, узнайте — вернулась княгиня или нет? — почти поминутно говорила генеральша, сгорая нетерпением.

Наконец Пелагея Петровна вернулась и объявила, что княгиня приехала, прошла прямо к себе, но сказала ей, что сейчас приедет сюда.

— Какова она? Каков у нее вид — вы заметили?..

— Ничего, ваше превосходительство, не могла я заметить — на меня не смотрят, ровно я отверженная какая… Скажите, мол, маменьке, что приду сейчас — я ни словечка больше…

— Да вы бы, матушка, как-нибудь выведали, спросили бы ее хоть что-нибудь…

— Нет-с, благодетельница, я с ними разговаривать теперь никак-с не могу… Сами знаете — одна только обида мне за всю мою верность, и ничего больше…

— Ах, Бог мой — что же она нейдет? Сбегайте…

Но княгиня в это время вошла. Генеральша так и уставилась на нее в полумраке.

— Ну что, ma ch`ere, что? Кто прав?..

— Я права, конечно, ведь я знала!..

— Кого же ты видела? Саму Горбатову? С ней говорила?

— Да, с ней говорила. Она очень рада… Она ведь Ниночку уже видала и та ей, оказывается, с первого раза понравилась. Чудная женщина Татьяна Владимировна Горбатова, до слез она меня тронула. Вот мать!..

— Хорошая женщина… да — я ничего против нее не скажу, — проговорила генеральша, все еще не будучи в силах прийти в себя от изумления, — хорошая женщина; только ты, мать моя, все-таки не производи ее в святые… Чай, знаешь, помнишь, кто без греха!..

— О чем вы это, maman? — с неудовольствием перебила княгиня.

— О чем? Сама знаешь… Всему свету известно, с кем она была близка в молодости…

Княгиня вспыхнула.

— Ах! Зачем вы это, maman? Да и кто может… Может, все это клевета и сплетни… Даже, наверное, так… Я уверена, уверена, что все клевета и сплетни и ничего между ними не было такого…

Генеральша всполошилась, даже вскочила со своего кресла, совсем уже позабыв все свои недавние недуги и ожидание смерти. Глаза ее загорелись. Она просто чувствовала себя оскорбленной.

— Что еще, что ты? Бога побойся — как клевета, как сплетни? Ну, уж это, ma ch`ere, нельзя же так, это ни на что не похоже! Всему свету известно, а ты вдруг — клевета!

— Господи, будто это обида и вам и «всему свету», что я сомневаюсь… Что я не хочу верить в существование пятна на этой прекрасной женщине?

— Да тут никакого пятна нет; только что было — то было… И не моги ты, не моги… Весь свет знает!

Княгиня пожала плечами и замолчала. Она поняла, что спорить с матерью бесполезно.

— Так она согласна? — возвращаясь к своему изумлению, спросила генеральша.

— Согласна, конечно… Насколько я поняла — Борис Сергеевич ее любимый сын… Впрочем, об этом уже и прежде говорили…

— Как же это она? Неужто лучшей партии сыскать ему не могла?

— Мы с Татьяной Владимировной находим Нину очень хорошей партией… И, пожалуйста, больше не будем говорить об этом. Я знаю доброту вашего сердца и, надеюсь, что и вы от души порадуетесь Ниночкиному счастью. Видно, Бог милосердный сжалился над ее сиротской долей…

— Что же я… Я очень рада! — проговорила генеральша. — Только чудеса, чудеса! Право, весь свет перевернулся! Ну, а Горбатов?

— Я его не видела. Его дома не было; но Татьяна Владимировна сказала, что он уже знает и дал свое согласие; он, может быть, сегодня же будет у меня с тем, чтобы официально просить руки Нины.

— Чудеса, чудеса! — повторила генеральша.

— Где же невеста? Дай ты мне взглянуть на нее! — наконец докончила она.

— Да ведь она, maman, еще после обедни хотела к вам идти, только вы распоряжение сделали, чтобы никто вас не беспокоил.

— Да, да… Ну ничего, теперь мне лучше… Позови ее, пусть придет… Я ее поздравлю.

Княгиня несколько смутилась. Она знала, что мать ее не особенно любит стесняться и боялась как бы она теперь не наговорила Нине, хотя и ласковым тоном, чего-нибудь обидного. Но выказать свои опасения и попросить мать не обижать Нину — она не могла решиться. Старуха рассердится, и, пожалуй, еще хуже выйдет.