Старый грубый крест (сборник)

— Первым Док, — сказал Леонард. — Синтезатор работает только под водой. — Он повёл меня в конец бассейна, где несколько дельфинов, величественных и жемчужно-серых, ждали, словно посетители в приёмной посольства.

Я соскользнул в воду. Было холодно, но было приятно. Дельфины ткнулись в меня носом, а затем нырнули. Мне захотелось нырнуть вместе с ними, но у меня был только гидрокостюм и никакого дыхательного снаряжения.

— Готов? — спросил Леонард.

Я кивнул.

— Опусти голову и слушай.

Я погрузился. Глубокий, медленный голос эхом отозвался в моих костях, словно голос, из давнего сна: «Возвращайтесь домой. Всё прощено».

Англия на ходу

Как гораздо позже, содрогнувшись, понял Мистер Фокс, он, возможно, был первым, заметившим это явление, ощутив себя подобно человеку, подавшим незнакомцу чашку воды, а спустя несколько часов или даже лет обнаружившим, что тем незнакомцем был Наполеон. Возможно. По крайней мере, больше никто в Брайтоне, казалось, в тот день не смотрел на море. Он прогуливался по Променаду, думая о Лиззи Юстас и её бриллиантах — люди в романах вообще становились для него всё более реальными по мере того, как люди в повседневном (или «настоящем») мире становились всё более отдалёнными — когда он заметил, что волны кажутся курьёзными.

— Смотри, — сказал он Энтони, бывшему неподалёку, и сопровождавшему его повсюду, их привычный мир ограничивался Променадом на юге, домом миссис Олденшилд на востоке, крикетным полем на севере и «Свиньёй и чертополохом», где мистер Фокс содержал комнату — или, точнее, комната содержала его, с 1956 года — на западе.

— Гав? — тявкнул Энтони, казалось слегка насмешливо.

— Волны, — пояснил мистер Фокс. — Они кажутся… ну, странными, не так ли? Они не слишком близки друг к другу?

— Гав.

— Ну, может быть, и нет. Может быть, просто разыгралось моё воображение.

Дело в том, что мистеру Фоксу волны всегда казались странными. Странными, утомляющими и зловещими. Ему нравился Променад, но он никогда не ходил по пляжу как таковому, не только потому, что ему не нравился зыбкий песок, но и из-за волн с их непрерывным движением взад-вперёд. Он не понимал, почему море волнуется именно так. Реки не поднимали столько шума, и они действительно текли в каком-то направлении. Движение волн, казалось, наводило на мысль о том, что прямо за горизонтом что-то происходит. Именно такое мистер Фокс всегда подозревал в глубине души; именно поэтому он никогда не навещал свою сестру в Америке.

— Возможно, волны всегда такие курьёзные, а я просто никогда этого не замечал, — сказал мистер Фокс. Если, в самом деле, «курьёзный» — подходящее слово для обозначения чего-то настолько странного.

Во всяком случае, была почти половина пятого. Мистер Фокс отправился к миссис Олденшилд и, поставив перед собой чайник чая и тарелку с песочным печеньем, прочитал свою ежедневную порцию Троллопа [20] — он давно решил прочитать все сорок семь романов в том порядке и примерно в том темпе, в котором они были написаны — потом заснул на двадцать минут. Когда он проснулся (и никто, кроме него, не знал, что он спит) и закрыл книгу, миссис Олденшилд убрала её для него на верхнюю полку, где хранилось полное собрание в сафьяновом переплёте. Затем мистер Фокс отправился на крикетную площадку, чтобы Энтони мог побегать с мальчиками и их воздушными змеями, пока в «Свинье и чертополохе» не настало время ужина. Виски в девять с Харрисоном завершили то, что в то время казалось обычным днём.

20

Энтони Троллоп (1815-1882) — английский писатель, один из наиболее успешных и талантливых романистов Викторианской эпохи. В произведениях Троллопа отразились проблемы его времени — политические, социальные и семейные. В изображении нравов писатель выступал как наследник традиций английских писателей-юмористов XVIII века. Наиболее известными произведениями Троллопа являются его шесть романов из цикла «Барсетширские хроники», действие которых развивается в вымышленном графстве Барсетшир на западе Англии и его главном городе Барчестере.

На следующий день всё началось всерьёз.

Мистер Фокс проснулся от шума уличного движения, шагов и неразборчивых криков. За завтраком, как обычно, не было никого, кроме него и Энтони (и, конечно, Финна, которая готовила еду); но снаружи он обнаружил, что улицы удивительно оживлены для этого времени года. Направляясь в центр города, он видел всё больше и больше людей, пока не погрузился в настоящее море людей. Люди всех мастей, даже пакистанцы и иностранцы, обычно не слишком заметные в Брайтоне в межсезонье.

— Что, чёрт возьми, случилось? — вслух поинтересовался мистер Фокс. — Просто не могу себе представить.

— Гав, — согласился Энтони, который тоже не мог себе представить, но которого никогда и не призывали к этому.

С Энтони на руках мистер Фокс пробирался сквозь толпу вдоль Королевской эспланады, пока не добрался до входа на Променад. Он быстро преодолел двенадцать ступенек. Его раздражало, когда незнакомые люди преграждали его привычный путь. Променад был наполовину заполнен гуляющими людьми, которые вместо того, чтобы прогуливаться, держались за перила и смотрели на море. Это было загадочно; но ведь привычки обычных людей всегда были загадкой для мистера Фокса; у них было гораздо меньше шансов остаться в образе, чем у людей в романах.

Волны были ещё ближе друг к другу, чем накануне; они скапливались, будто их притягивало к берегу магнитом. Прибой в том месте, где он разбивался, имел странный вид единой непрерывной волны высотой около полутора футов. Хотя казалось, что он больше не поднимается, вода поднялась за ночь: она покрыла половину пляжа, доходя почти до дамбы прямо под Променадом.

Ветер был довольно сильным для этого времени года. Слева (на востоке) на горизонте виднелась тёмная линия. Возможно, это были облака, но они выглядели более плотными, будто земля. Мистер Фокс не мог припомнить, чтобы когда-либо видел такое раньше, хотя он ходил здесь ежедневно в течение последних сорока двух лет.

— Пёс?

Мистер Фокс посмотрел налево. Рядом с ним у перил Променада стоял крупный, можно даже сказать дородный африканец с вызывающей тревогу причёской. На нём было твидовое пальто. Вопрос же задала девочка-англичанка, вцепившаяся в его руку. Она была бледной, с тёмными вьющимися волосами, и на ней была клеёнчатая накидка, выглядевшая мокрой, несмотря на отсутствие дождя.

— Прошу прощения? — переспросил мистер Фокс.

— Это пёс? — Девочка указывала на Энтони.

— Гав.

— Ну, да, конечно, это — пёс.

— Он не может ходить?

— Конечно, он может ходить. Но не всегда всё зависит от его желания.

— Твою ж мать, — сказала девочка, неприглядно фыркнув и отвернувшись. Она была не совсем девочкой. Ей могло быть лет двадцать.

— Не обращайте на неё внимания, — сказал африканец. — Посмотрите, какое мельтешение.

— В самом деле, — сказал мистер Фокс. Он не знал, что думать об этой девочке, но был благодарен африканцу за то, что тот завёл разговор. В наши дни такое даётся с трудом, и чем дальше, тем всё труднее. — Может быть, шторм у берега? — рискнул продолжить он.

— Шторм? — переспросил африканец. — Я полагаю, вы не слышали. Несколько часов назад передали по телевидению. Сейчас мы делаем почти два узла, на юго-восток. Направляемся, огибая Ирландию, во внешнее море.

— В море? — Мистер Фокс оглянулся через плечо на Королевскую эспланаду и здания за ней, которые казались такими же неподвижными, как всегда. — Брайтон выходит в море?

— Твою ж мать, — произнесла девочка.

— Не только Брайтон, приятель, — пояснил африканец. Впервые мистер Фокс услышал в его голосе слабые карибские нотки. — Вся Англия на ходу.