Старый моряк. Хороший тон. Весельчак

Мистер Берт Джобсон задумчиво осушил свое блюдечко.

— Ковырять в зубах пальцами также не принято, — продолжал мистер Джобсон старший, глубоко вздохнув. — Пища должна быть удалена н-н-незаметным образом кончиком языка.

— Я этого никогда не делаю, — заметила Глэдис.

— Нож, — продолжал отец, — ни под каким видом нельзя подносить близко ко рту.

— Мама! Ты порезалась! — сказала Глэдис резко.

— Я думала, что это моя вилка, — ответила мистрисс Джобсон. — Я так внимательно слушала, что не думала о ноже. Как глупо!

— Она со временем все будет делать лучше, — сказал мистер Джобсон. — Но вот что, меня страшно интересует, как же быть с соусом? Его нельзя есть вилкой, а про ложку ничего не говорится. Ну, а как же с нашими холодными душами, мать?

— Холодными душами? — повторила его жена, глядя на него. — Какие холодные души?

— Холодные души, которые мы с Бертом должны принимать, — ответил мистер Джобсон. — В книге сказано, что ни один англичанин не смеет выйти из дому, не позавтракав и не приняв холодного душа; а ты ведь знаешь, как я люблю свой завтрак.

— А как же я с девочками? — сказала изумленная мистрисс Джобсон.

— Пожалуйста, не заботься обо мне, — сказала запальчиво Глэдис.

— В книге ничего не сказано о девочках, там говорится только об англичанах, — ответил мистер Джобсон.

— Но у нас нет ванной комнаты, — сказал сын.

— Это ничего не значит, возразил мистер Джобсон. — Нам достаточно и лоханки. Мне и Берту будут приносить на ночь по ведру воды. Таскать каждое утро воду к нам наверх, будет прекрасным моционом для девочек.

— Пожалуй… я не знаю… я убеждена… — запинаясь, сказала мистрисс Джобсон. — Во всяком случае, тебе и Берту придется самим таскать лохани вверх и вниз.

— Это непременно нужно устроить, — весело сказал мистер Джобсон. — Только низшие классы не пользуются регулярно холодными душами, — так говорится в книге.

В тот же вечер, он поволок лохань наверх, а, на следующее утро, после того, как его жена сошла вниз, он открыл дверь, взял кувшин и ведро, которые стояли за дверью, вылил воду в лохань, и поглядев на нее задумчиво, осторожно опустил кончик правой ноги в воду. Он окунал и сушил эту терпеливую часть тела раз десять, и, с удовольствием разглядывая мокрое полотенце, не спеша оделся и спустился в столовую.

— Я весь горю, — садясь за стол, сказал он. — Мне кажется, что я в состоянии съесть целого слона. Я чувствую себя таким свежим, как маргаритка; а ты, Берт?

Мистер Джобсон младший, который только что пришел из лавки, кратко заметил, что он чувствует себя, как свежая пушинка снега на морозе.

— А кто это расплескал массу воды на лестнице, таская воду наверх? — сказала мистрисс Джобсон. — Я не верю, что-бы каждый англичанин принимал ежедневно утреннюю ванну; мне кажется, что это вредно для здоровья.

Мистер Джобсон вынул из кармана книжку и, открыв ее на определенной странице, передал ей.

— Если я берусь за что-нибудь, то должен добросовестно исполнять принятые на себя обязанности, — сказал он важно. — Я не думаю, чтобы Билль Фолей хоть раз в жизни принял ванну; он понятия не имеет, что это за зверь… Глэдис!..

— Ало, — сказала молодая лэди, встрепенувшись.

— Ты, ты опять ешь семгу пальцами!

Глэдис повернулась, и посмотрела на мать, ища у нее защиты.

— Страница — страница сто с чем-то, — сказал отец. — Манеры за обеденным столом, это в самом конце книги, я знаю.

— Если я ничего худшего не сделаю, то этим уж, наверно, не поврежу себе, — заявила дочь.

Мистер Джобсон покачал головой и, медленно доев свой завтрак, вытер рот носовым платком и пошел в лавку.

— Я думаю, что все это недурно, — сказала мистрисс Джобсон, глядя ему вслед. — Но он уж слишком серьезно берется за все.

— Вчера утром он пять раз мыл руки, — сказала Доротея, только что явившаяся из лавки к завтраку, — и заставлял покупателей ожидать, пока он это делал.

— Я не могу вынести забот об этих холодных купаниях, — сказала мать. — Я убеждена, что гораздо больше возни опорожнять лохань, чем наполнять. И так уже достаточно работы в доме.

— Слишком много! — пробормотал Берт недовольным тоном.

— Я хотела бы, чтобы он оставил меня в покое, — сказала Глэдис. — Мне противно есть, когда он следит за каждым куском.

Всю эту воркотню мистер Джобсон не слышал, тем более, что в виду значительных улучшений в его костюме и манерах, решено было строго избегать малейших проявлений неудовольствия. Даже тогда, когда он, удовлетворенный своим видом, принялся за мистрисс Джобсон, эта почтенная женщина не жаловалась. До сих пор яркость ее костюмов и размер шляпок сглаживали недостатки ее фигуры и походки, но мистер Джобсон, зараженный новыми идеями, отказался принимать во внимание эти обстоятельства. Он отправился за покупками с Доротеей; и в следующее воскресенье, когда мистрисс Джобсон вышла с ним подышать свежим воздухом, она была в ботинках на высоких каблуках и с невероятно острыми носками. И кофточка, исчезнувшая лет 10 тому назад из обихода, была извлечена из недр сундука и освежена; и шляпа, претендовавшая на новую моду, дополняла эффектный вид мистрисс Джобсон.

— Ты великолепно выглядишь, мама, — сказала Глэдис, присутствовавшая при их уходе на прогулку.

— Я не чувствую себя великолепно, — сказала мистрисс Джобсон своему мужу. — От этих узких сапог меня бросает в жар.

— Твой обыкновенный размер, — спокойно возразил мистер Джобсон, глядя через улицу.

— А платье кажется мне немного узким, — продолжала жена.

Мистер Джобсон посмотрел на нее критически.

— Может быть следовало бы выпустить на четверть дюйма, — сказал он заботливо. — Это очень удобный костюм, такого изящного у тебя давно не было, мать. Я надеюсь, что у девочек будут такие же хорошие фигуры.

Его жена слабо улыбнулась и, после небольшой передышки, отправилась молча дальше. Все усиливавшаяся краснота ее лица свидетельствовала о приближавшемся кризисе.

— Я чувствую себя ужасно, — сказала она, прижимая руку к боку. — Мне ужасно нехорошо.

— Ты скоро к этому привыкнешь, — ответил ласково мистер Джобсон. — Посмотри на меня, я чувствовал себя так же, как и ты, сначала, а теперь ни за что бы не вернулся к старому — ни за что. Ты потом полюбишь эти сапоги.

— Если бы только я могла их снять, я бы их еще больше полюбила, — задыхаясь, сказала ему жена: — я задыхаюсь.

— Ты прекрасно выглядишь, — заявил мистер Джабсон в ответ.

Мистрисс Джобсон попробовала еще раз улыбнуться, но неудачно. Она сжала губы и продолжала молча страдать. Мистер Джобсон мило болтал и не обращал на нее никакого внимания. Пройдя две мили от дома, она остановилась и пристально на него посмотрела.

— Если я не сниму этих сапог, Альф, я останусь беспомощной калекой на всю жизнь, — пробормотала она. — У меня уже три раза подвернулась нога.

— Но, ведь, не можешь же ты их снять здесь, — сказал мистер Джобсон испуганным тоном. — Подумай, на что это будет похоже!