Статьи, рассказы, наброски (сборник)
Шрифт:
– Чистое мученье, а не должность. В понедельник топить начинаю, во вторник всякие работники моются, в среду которые с малыми ребятами, в четверг просто рядовые мужчины, в пятницу женский день. Женский день мне самый яд. То есть глаза б мои не смотрели. Набьется баб полные бани, орут, манатки свои разбросают. И, главное, на меня обижаются, а я при чем? Должен я смотреть или нет, если меня приставили к этому делу. Должен! Нет, хуже баб нету народа на свете. Одна, и есть приличная женщина - жена нашего нового служащего Коверкотова. Аккуратная бабочка. Придет, все свернет, разложит, только скажет: "Дядя
– Чт-о-о-о-о?! Какая такая мышь?.. Ты про кого говоришь, рыжая дрянь?
Дядя Иван побледнел, обернулся и увидал служащего Коверкотова. Глаза у Коверкотова сверкали, руки сжимались в кулаки.
– Ты где ж мышь видал? Ты что же гадости распространяешь? А?
– Какие гадости, - начал было дядя Иван и не успел окончить.
Коверкотов пододвинулся к нему вплотную и...
3. В СУДЕ
– Гражданин Коверкотов, вы обвиняетесь в том, что 21 марта сего года нанесли оскорбление действием служащему при бане гражданину Ивану.
– Гражданин судья, он мою честь опозорил!
– Расскажите, каким образом вы опозорили честь гражданина Коверкотова?
– Ничего я не позорил... Чистое наказанье. Прошу вас, гражданин судья, уволить меня с должности банщицы. Сил моих больше нет.
x x x
Судья долго говорил с жаром, прикладывая руки к сердцу, и дело кончил мировой.
Через несколько дней дядю Ивана освободили от присутствия в пятницу в женской бане и назначили вместо него женщину из ремонта.
Таким образом, на станции вновь наступили ясные времена.
* Михаил Булгаков. Пьяный паровоз
Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.
OCR Гуцев В.Н.
Станция... пьет всем коллективом,
начиная от стрелочника до ДСП
включительно, за малым исключением.
Из газеты "Гудок"
Скорый поезд подходил" с грозным свистом. При самом входе на стрелку мощный паровоз его вдруг вздрогнул, затем подпрыгнул, потом стал качаться, как бы раздумывая, на какую сторону ему свалиться. Машинист в ужасе визгнул и дал тормоз так, что в первом вагоне в уборной лопнуло стекло, а в ресторане пять пассажиров обварились горячим чаем. Поезд стал. И машинист с искаженным лицом высунулся в окошко.
На балкончике стрелочного здания стоял растерзанный человек в одном белье, с багровым лицом. В левой руке у него был зеленый грязный флаг, а в правой бутерброд с копченой колбасой.
– Ты что ж, сдурел?!
– завопил машинист, размахивая руками.
Из всех окон высунулись бледные пассажиры.
Человек на балкончике икнул и улыбнулся благодушно.
– Прошибся маленько, - ответил он и продолжал: - поставил стрелку, а... потом гляжу... тебя нечистая сила в тупик несет! Я и стал передвигать. Натыкали этих стрелок, шут их знает зачем! Запутаишьсси. Главное, что ежели б я спец был...
– Ты пьян, каналья, - сказал машинист, вздрагивая от пережитого страха, - пьян на посту?! Ты ж народ мог погубить!!
– Нич...чего мудреного, - согласился человек с колбасой, - главное, что если б я стрелочник был со специальным образованием... А то ведь я портной...
– Что ты несешь?!
–
– Ничего я не несу, - сказал человек, - кум я стрелочников. На свадьбе был. Сам-то стрелочник не годен стал к употреблению, лежит. А мне супруга ихняя говорит: иди, говорит, Пафнутьич, переставь стрелку скорому поезду...
– Это ужас!! Кош-мар!! под суд их!!
– кричали пассажиры.
– Ну уж и под суд, - вяло сказал человек с колбасой, - главное, если б вы свалились, ну, тогда так... А то ведь пронесло благополучно. Ну, и слава богу!!
– Ну, дай только мне до платформы доехать, - сквозь зубы сказал машинист, - там мы тебе такой протокол составим.
– Доезжай, доезжай, - хихикнул человек с колбасой, - там, брат, такое происходит... не до протоколу таперича. У нас помощник начальника серебряную свадьбу справляет!
Машинист засвистел, тронул рычаг и, осторожно выглядывая в окошко, пополз к платформе. Вагоны дрогнули и остановились. Из всех окон глядели пораженные пассажиры. Главный кондуктор засвистел и вылез.
Фигура в красной фуражке, в расстегнутом кителе, багровая и радостная, растопырила руки и закричала:
– Ба! Неожиданная встреча! К-каво я вижу? Если меня не обманывает зрение... ик... Это Сусков, главный кондуктор, с которым я так дружил на станции Ржев-Пассажирский?! Братцы, радость, Сусков приехал со скорым поездом!
В ответ на крик багровые физиономии высунулись из окон станции и закричали:
– Ура! Сусков, давай его к нам!
Заиграла гармоника.
– Да, Сусков...
– ответил ошеломленный обер, задыхаясь от спиртового запаху, - будьте добры нам протокол и потом жезл. Мы спешим...
– Ну вот... Пять лет с человеком не видался, и вот на тебе! Он спешит! Может быть, тебе скипетр еще дать? Свинья ты, Сусков, а не обер-кондуктор!.. Пойми, у меня радостный день. И не пущу... И не проси!.. Семафор на запор, и никаких! Раздавим по банке, вспомним старину... Проведемте, друзья, эту ночь веселей!..
– Товарищ десепе... что вы?.. Вы, извините, пьяны. Нам в Москву надо!
– Чудак, что ты там забыл, в Москве? Плюнь: жарища, пыль... Завтра приедешь... Мы рады живому человеку. Живем здесь в глуши. Рады свежему человеку...
– Да помилуйте, у меня пассажиры, что вы говорите?!
– Плюнь ты на них, делать им нечего, вот они и шляются по желешым дорогам Намедни проходит скорый... спрашиваю: куда вы? В Крым, отвечают. На тебе! Все люди как люди, а они в Крым!.. Пьянствовать, наверно, едут.
– Это кошмар!
– кричали в окна вагонов.
– Мы будем жаловаться в Совнарком!
– Ах... так?
– сказала фигура и рассердилась.
– Ябедничать? Кто сказал - жаловаться? Вы?
– Я сказал, - взвизгнула фигура в окне международного вагона, - вы у меня со службы полетите!
– Вы дурак из международного вагона, - круто отрезала фигура.
– Протокол!
– кричали в жестком вагоне.
– Ах, протокол? Л-ладно Ну, так будет же вам шиш вместо жезла, посмотрю, как вы уедете отсюда жаловаться. Пойдем, Вася!
– прибавила фигура, обращаясь к подошедшему и совершенно пьяному весовщику в черной блузе, пойдем, Васятка! Плюнь на них! Обижают нас московские столичные гости! Ну, так пусть они здесь посидят, простынут.