Статьи в журнале "Русская Жизнь"

Под выдвинутой им парадигмой «милитаризации» высшего образования Покровский понимал преодоление отчуждения науки и образования от непосредственного производства, что позволило бы поставить их на решение конкретных задач Советского государства. Крылатая фраза Покровского «История есть политика, опрокинутая в прошлое» также акцентировала внимание на практическом значении истории, необходимости обращаться к тематике, могущей быть ценной для текущих общественных потребностей. По этой причине он предлагал интегрировать школьный курс истории в курс обществоведения. С другой стороны, такой подход Покровского, особенно учитывая то, что его взгляды приравнивались к официальным и не поддавались критике, давал основания для обвинений в односторонности, тенденциозности и пренебрежении исторических событий в пользу современных проблем.

Покровский отмечал несамостоятельность государственных деятелей русской истории: цари, их приближённые, чиновники и военачальники объективно были инструментами влиятельных социальных сил, проводя в жизнь интересы «торгового капитала», агентами которого они являлись. Так, в отношении самодержавия он использовал меткое выражение «торговый капитал в шапке Мономаха», отвергнув господствовавшую традицию рассматривать русскую историю по периодам правления того или иного царя или князя. Согласно Покровскому, хотя могущество «торгового капитала» достигло апогея в XIX веке, когда он стал доминирующей силой на европейских просторах. Однако тогда же в России медленными темпами начинает развиваться индустриальное производство, и на арену межклассового противостояния выходит связанный с ним «промышленный капитал», вступивший в конкурентную борьбу с «торговым капиталом», которая закончилась победой первого лишь в начале XX века. Гегемоном в политической и общественной жизни промышленная буржуазия становится лишь в период после Февральской революции, с февраля по октябрь 1917.

Для трудов Покровского свойственны интернационализм и обличение имперских и шовинистических стереотипов, распространённых в русской исторической науке, в частности, утверждения о «несамостоятельности» и «культурной отсталости» угнетённых Российской империей народов. Стремясь обличить внешнюю и внутреннюю политику правящих классов, Покровский делал ударение на негативных аспектах русской истории, ранее замалчивавшихся. Он указывал на классовое угнетение, агрессии и завоевательные войны царизма, ограбление им порабощённых народов, технологическую отсталость. Его отношения к царизму, дворянству, купечеству и буржуазии было преимущественно критичным. Важное место в творчестве Покровского занимает разоблачение откровенно апологетических представлений о традиционных «героях» русской историографии. Монархи, полководцы, государственные и церковные деятели, дипломаты предстают в работах советского историка в совершенно ином свете - как эгоистические, жестокие, ограниченные, невежественные личности. Для достижения максимального эффекта представители правящих классов и руководители обличались при помощи сатиры, иронии и гротеска.

Острота теоретического противостояния с традиционной русской и западной немарксистской историографией, сложившегося вокруг развития и отстаивания Покровским принципов исторического материализма и классовой борьбы, требовали полемической остроты его работ, что вызвало ряд неоднозначностей.При этом Покровский предостерегал от грубых исторических аналогий. Многие историки подвергались осмеянию со стороны Покровского, в частности, за уподобление князей удельной Руси абсолютным монархам, Земского Собора буржуазному парламену, а воззрений членов Верховного тайного совета идеологии "левых" земцев конца XIX века. Учитывая критику со стороны других марксистских историков, в последние годы жизни Покровский признал некоторые недостатки исторических взглядов, изложенных в прежних работах, и попытался их усовершенствовать. В монографии «О русском феодализме, происхождении и характере самодержавия» (1931) он отказался от своего первоначального понимания «экономического материализма», выражавшегося в недооценке сферы производства и гиперболизации сферы обращения. Также он пересмотрел свои оценки народничества, Русской революции 1905-1907, ограниченную интерпретацию империализма в качестве только завоевательной политики, а также отошёл от тенденции к модернизации истории (в частности, признал несостоятельным свой тезис о буржуазном характере Пугачёвского восстания). Февральскую революцию 1917 он перестал называть началом социалистической революции, согласившись с определением её как буржуазно-демократической. В итоге, продолжая отмечать важность торгового капитала в становлении капитализма в России, Покровский прекратил использовать словосочетание «торговый капитализм», признавал, что царский абсолютизм был орудием не только торгового капитала и призвал уделить больше внимания творческой роли народных масс в историческом процессе.

Последние годы жизни

Специалист в области истории развития общества и хозяйства России с древнейших времен, Покровский неоднократно представлял советскую науку на международных конгрессах и конференциях историков. С 1929 - академик АН СССР. Неоднократно избирался в состав ВЦИК и ЦИК СССР. Присутствовал на XVI съезде ВКП (б), на котором был избран в состав Президиума ЦКК ВКП (б).

С 1929 Михаил Николаевич Покровский был серьёзно болен раком. Скончался 10 апреля 1932 года в Москве. Был кремирован, прах помещён в урне в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве.

Посмертная критика

Объясняя схематичность и противоречивость некоторых своих концепций, Михаил Николаевич Покровский писал: «Историки следующего поколения… сумеют, вероятно, понять и объяснить историческую неизбежность этих противоречий… Они признают, что уж кому-кому, а нам, работавшим в сверхдьявольской обстановке, нельзя ставить всякое лыко в строку… что, благодаря нам, им есть с чего начать». Тем не менее, надежды Покровского на дальнейшее развитие предложенных им исторических методов были перечёркнуты распространявшимся с середины 30-ых годов субъективными тенденциозными оценками его наследия. Посмертно в адрес Покровского были выдвинуты политические, околонаучные и научные обвинения в «вульгарном социологизме», «антимарксизме», «антипатриотизме» и «очернительстве истории России» причём теоретические претензии (за преувеличение роли торгового капитала в развитии царской России) отодвигались на задний план политическими обвинениями.

Беспрецедентная по своим масштабам кампания уничтожающей критики взглядов покойного учёного была начата в 1936. В условиях уничтожения оппозиции и установления собственной безраздельной личной власти Сталину было удобнее опереться на опыт имперской государственности, чем на идеалы русской революции. Новая этатистско-патриотическая концепция истории, утверждаемая генеральным секретарём в науке, давала оправдание и для установившейся авторитарно-бюрократической системы власти.

Гонения на историческое наследие Покровского были связаны с неприятием историком культа личности Сталина, сталинистских историографических оценок «великих личностей отечественной истории» (в первую очередь, Ивана IV и Петра I, резко критикуемых Покровским, но превозносимым сталинской традицией), а также тенденций к реставрации великорусского патриотизма и шовинизма. Кроме того, свою роль сыграли отрицание Покровским и его последователями национальных традиций и скептическое отношение к политике русского царизма, противоречившие потребностям высшего руководства. Сложившаяся в 20-ые годы обширная школа Покровского была объявлена «базой вредителей, шпионов и террористов, ловко маскировавшихся при помощи его вредных антиленинских исторических концепций». Хотя некоторая часть учеников Покровского присоединилась к травле учителя, большая часть школы Покровского была уничтожена в ходе кампаний массовых репрессий. Книги Покровского изымались из библиотек, а учебники по истории переписывались в соответствии с новой исторической концепцией. Посмертный разгром Покровского был довершён двухтомником «Против исторической концепции М. Н. Покровского» (М.-Л., 1939-1940). После снятия обвинений против Покровского и его школы к 1962 году интерес к его работам восстановился.

Сочинения

Русская история с древнейших времен до смутного времени, М., 1896-1899.: Бюрократия

Русская история в самом сжатом очерке, ч. 1-3, М., 1920-1923. (Djvu)

Очерк истории русской культуры 1 изд., М.. ч. 1-2, 1915-1918.

Октябрьская революция. Сб. статей, М, 1929.

Избранные произведения, т. 1-4, М., 1965-1967.

Столыпинщина

Библиография

Очерки истории исторической науки в СССР, т. 3-4, М., 1962-1966.

Памяти М. Н. Покровского (1868-1932), М., 1932.

Соколов О.Д. М. Н. Покровский и советская историческая наука.
– М., 1970.

Чернобаев А.А. «Профессор с пикой», или Три жизни историка М. Н. Покровского.
– М., 1992.

Чернобаев А.А. М.Н.Покровский - "президент Москвы" // Гусевские чтения.
– М., 2005.
– С.138 - 158.

Кагарлицкий Б. Разгадка сфинкса. Забытая история Михаила Покровского

Милюков П. Н. Величие и падение Покровского

Приложение 2: П.Н. Милюков - Величие и падение Покровского

(Эпизод из истории науки в СССР)

Что особенно возмутило Бухарина у Покровского, это применение «классовой точки» зрения к истории пролетарской. Она тоже должна быть классовой, а следовательно, объективной быть не может, учил Покровский. История есть «политика, опрокинутая в прошлое». Бухарин утверждал, конечно, что пролетарская история составляет единственное исключение из этого правила и что, будучи правдивой, она непременно будет не засушенной в «схемы», а красочной, как сама жизнь

П. Н. Милюков

Возможен ли социализм в такой стране, как Россия? Под «такой» страной разумелась при этом отсталая земледельческая Россия, не прошедшая через горнило «капитализма» и доступная, по степени своей социально-политической эволюции, самое большее, для какой-нибудь «буржуазной революции» с соответственной «республикой» в результате. Этот вопрос задавали себе деятели коммунистического переворота накануне 25 Октября. Некоторые из них, как Каменев и Зиновьев, отвечали на него отрицательно: нет, социализм в России невозможен. Люди, так думавшие, теперь расстреляны; но вопрос о том, введен ли в России социализм в результате революции, остается и до сих пор спорным, несмотря на строгий приказ Сталина, раз навсегда решившего: социализм в России введен, и больше об этом говорить не нужно. Это - в порядке практическом.