Статьи за 10 лет о молодёжи, семье и психологии

На самом деле ювенальное законодательство уже частично существует, хотя закон о ювенальной юстиции еще не принят. Например, Семейным кодексом, утвержденным в ельцинскую эпоху, когда вся жизнь наспех перекраивалась по либеральным лекалам, предусмотрено, что для защиты своих прав ребенок может самостоятельно обратиться в органы опеки, а по достижении 14 лет — в суд.

Закон об образовании выглядит еще интересней. «Применение методов физического и психического насилия по отношению к обучающимся, воспитанникам не допускается», — гласит ст.15 п.6. Конечно! Кто ж с этим поспорит? В докладах «Human Right Watch», посвященных нашим детским домам, приводятся примеры чудовищных зверств по отношению к детям. (Правда, нередко без указания конкретных учреждений и конкретных фамилий.)

Но формулировки закона позволяют подверстать под насилие и множество вполне заурядных дисциплинарных мер, без которых не только воспитание, но и образовательный процесс невозможен. Судите сами.

Комментарий к ст.56, п.3.2. «Физическое насилие — это применение физической силы к ученику».

Значит, если, к примеру, ученики затеют драку, учителю не стоит их разнимать. Ведь без применения физической силы это далеко не всегда получается. И если ученик кинется с кулаками на самого учителя (а такое сейчас бывает, поскольку стало гораздо больше возбудимых, расторможенных и одновременно плохо воспитанных детей), самооборона — дело для педагога весьма рискованное. В Америке именно поэтому в такой ситуации вызывают полицейских: чтобы разбушевавшиеся хулиганы не могли обвинить учителей в физическом насилии.

Вариантов тут может быть довольно много, но, ограничившись этими двумя примерами, перейдем к психическому насилию. Итак, цитируем закон дальше, выделяя его текст курсивом, а ниже даем свои пояснения: «Формами психического насилия являются:

— угрозы в адрес обучающегося;

Это опять-таки можно трактовать расширительно; например, фразы типа „если то-то и то-то — вызову родителей, пойдешь к директору, останешься на второй год и т. п.“ тоже являются угрозами.

— преднамеренная изоляция обучающегося;»

Фактически это запрет выгонять учеников из класса, который реально уже действует во многих школах страны. Первый омбудсмен России Ляля Неповиннова в интервью газете «Известия» так прямо и заявила: «Выгнать ученика с урока нельзя ни при каких обстоятельствах — это запрещено „правилами внутреннего распорядка школы“» («Известия» от 20.05.06). Что ж, в западных школах, с которых придется брать пример, учителя уже давно примирились и с распитием на уроках разных напитков, и с ругательствами, произносимыми вслух, в том числе и в их адрес. Даже «интим» на уроках стал возможен, за это тоже нельзя выгнать из класса.

Но пойдем дальше.

— предъявление к учащемуся чрезмерных требований, не соответствующих возрасту;

Поскольку сейчас немало детей с задержкой психического развития, эта норма даст «ювенальщикам» возможность оправдать такое, скажем, нередко сейчас встречающееся проявление инфантилизма, как сидение под партой. Физически учитель вытащить «сидельца» не может — это насилие. Грозить тоже запрещено. А теперь выясняется, что он ни в какой форме не смеет выразить своих претензий, потому что может быть обвинен омбудсменом в некомпетентности. Раз ученик сидит под партой, значит, его психологический возраст меньше реального и к нему нужно было найти индивидуальный подход, чтобы «малышу» не было скучно слушать объяснения. Ну, а то, что еще полкласса, видя безнаказанность «инфантила», уползло под парту, а другая половина над этим потешалась и урок был сорван — это опять-таки проблемы учителя.

— оскорбление и унижение достоинства;

— необоснованная систематическая критика ребенка, выводящая его из душевного равновесия;

— демонстративное негативное отношение к обучающемуся (см. «Комментарий к Закону „Об образовании“», стр.389).

Эти пункты позволяют протестовать против любых замечаний. А подростки — те даже советы часто принимают в штыки и выходят из состояния душевного равновесия, которое у них в силу возрастных особенностей крайне неустойчивое. Что же касается «необоснованности», то это как кому. Учителю критика кажется обоснованной, ученику и родителям — нет. Без омбудсмена, как без пол-литра в народной присказке, не разберешься.

Впрочем, не только систематическая критика влечет за собой серьезные санкции.

«Применение, в том числе однократное методов воспитания, связанных с физическим и (или) психическим насилием над личностью обучающегося (воспитанника) является основанием для увольнения педагогического работника по инициативе администрации» (то есть, по статье) (Закон РФ «Об образовании», ст.56 п.3.2).

Хотим особо подчеркнуть, что практически все перечисленные здесь пункты не вызывали бы никаких сомнений, если бы понятия об оскорблении, унижении и насилии соответствовали нормальным, традиционным представлениям, какими до сих пор руководствуется большинство наших учителей, директоров школ, родителей и представителей власти. Но в том-то и фокус, что в «ювенальной реальности» дела обстоят именно так, как мы описали. В Америке, например, работа школьных педагогов настолько зашла в тупик, что Джордж Буш в Проекте программы реформ в области образования заявил, что в рамках повышения безопасности школ XXI века «учителя получат право удалять с урока агрессивных учащихся», поскольку уровень образования из-за невозможности поддерживать дисциплину снизился до критической отметки. «Сегодня, согласно результатам государственных экзаменов по чтению, — говорится в Проекте, — почти 70 процентов детей, живущих в старых районах городов, по окончании четвертого класса не обладают элементарными навыками чтения. Международные тесты по математике показали, что наши выпускники средней школы отстают от учащихся Кипра и ЮАР. И почти треть первокурсников колледжей нуждаются в дополнительном курсе обучения». Ситуация была названа Бушем «катастрофической» (см. «Народное образование», №8, 2002, стр.16).

Но вернемся к роли школьного омбудсмена и покажем, что это роль отнюдь не рядовая, как можно себе представить поначалу — дескать, появится еще одна штатная единица, еще один вид работы. Есть же в школе медсестра, психолог, завхоз. Почему бы не быть правозащитнику?

Нет, роль омбудсмена скорее роковая, нежели рядовая. Если механизм ювенальной юстиции будет полностью создан, то есть, если будут приняты соответствующие законы и везде появятся суды для несовершеннолетних, омбудсмены станут чем-то вроде приводного ремня. Благодаря им вся система придет в движение.

Первый отдел в каждой школе

Возьмем случаи, с которых мы начали статью. Покуда ювенальный механизм не запущен, либерально трактуемые права ребенка существуют отдельно, а реальная жизнь отдельно. Мальчишки — лентяи поскандалят и перестанут. Ведь сколько бы их ни науськивали на родителей, все равно непонятно: куда идти защищать свои права? Как? Большинство детей просто в этом не разберутся, да и постесняются.

А тут прямо в школе будет человек, который и разъяснит, и призовет «предков» к порядку, и поможет, если они будут упорствовать, грамотно составить на них жалобу, и передаст дело в суд. Усилий со стороны ребенка практически никаких, только загляни в кабинет. Как в стихотворении Р.Бернса, «ты свистни — тебя не заставлю я ждать». И машина закрутится — завертится…

Что такое омбудсмен с точки зрения школьной вертикали власти? Ни завуч, ни директор, ни даже Министерство образования ему не указ. Работая в школе, он при этом не подчиняется школьному начальству. Скорее наоборот, начальство, не говоря уж о рядовых педагогах, фактически ходит «под ним». К нему, как когда-то в «первый отдел», стекаются сведения о детях, учителях и родителях. Словом, о тех, кого принято называть на чиновничьем языке «участниками образовательного процесса».

(Поясняем для молодых: такой отдел был в каждой организации, имевшей отношение к секретной информации или располагавшей возможностью печатать тексты. «Первый отдел» входил в структуру Комитета госбезопасности и не подчинялся руководству организации. В первых отделах хранилась информация о сотрудниках предприятия, в специальных анкетах отмечалась информация о политических взглядах, поездках за границу, допуске к документам, имеющим гриф «для служебного пользования» или «секретно» (см. «Википедию», так называемую «свободную энциклопедию» в интернете).

А поскольку к омбудсмену ходят жаловаться, то это не просто сведения, а компромат. И компромат этот вовсе не лежит мертвым грузом в кабинете. Правозащитник вполне официально может его использовать, поскольку является уполномоченным, то есть, облеченным властью представлять и защищать права своих подопечных. Прежде всего, права детей, потому что они по ювенальному законодательству будут приоритетны.

Формально омбудсмен где-то сбоку, отдельно, а фактически — над всей школой. Он диктует, как жить, но ни за что не отвечает. Вернее, отвечает за соблюдение прав, а если такое соблюдение приводит к развалу дисциплины и, следовательно, всего «образовательного процесса» (см. выше про соблюдение Закона «Об образовании»), то виноват не он, а директор и учителя, которые не сумели заинтересовать детей. Ну, и конечно, родители. Эти вообще виноваты по определению.