Статика

Мы выбежали в переулок, где я заметил линию монорельса, пробежали мимо галдящих ребятишек лет шести-семи, мимо мусорных баков, наполненных использованным пластиком, пластмассой, шприцами, дешевыми одноразовыми станерами и прочим хламом. По кривой, резко уходящей вверх, лестнице мы поднялись на остановочную площадку, которая лишь чуть-чуть возвышалась над кирпичными двух и трехэтажными домами.

На остановке застыла невысокая худощавая старушка на старой аэродоске. Доска немного покачивалась под порывами ледяного ветра, но все же стояла довольно устойчиво.

— Послушайте, — обратился я к старушке, — извините, вы нам не подскажите как отсюда можно добраться до какого-нибудь города, где есть космопорт?

— Париж. Как раз сейчас подъедет, — проскрипела старушка. — Примерно полтора часа езды. Вот только улететь оттуда можно только на планеты акалоитов. Это ихний космодром там. И вообще, не советую я вам в Париж ехать. То еще местечко. Говорят, у них в ресторанах скунсов на обед подают. Жареных. Ну кто в здравом уме будет жарить скунсов? Их варить надо!…

В Парижские рестораны ни я, ни брат наведываться не собирались.

— Нормально, — решил я. — Хе… Париж…

— Герман, я не хочу! — резко проговорил брат.

— Тогда я выстрелю в тебя из станера и засуну в вагон, — пообещал я. — Не очень удобный способ перемещения, как ты думаешь?

— Гера!.. — проскрежетал Антон.

— Сядешь на ближайший рейс, — перебил я. — Полетишь на любую планету акалоитов, только оставь в камере хранения записку на мое имя с названием планеты. Про руку молчи. Терпи сколько сможешь, глотай болеутоляющее, только ничего не говори. Раскроешься, когда корабль выйдет в космос. Акалоиты тебе помогут. Как только прибудешь, поселись в какой-нибудь гостинице человеческой зоны и живи тихо, не высовывая нос. Опять же — оставь записку в камере хранения с названием отеля. Все. Если в течение двух недель я не появлюсь, убирайся на Землю. И лучше забудь о Статике навсегда. Так надо. Сечешь?

По упрямому выражению на его лице я понял, что Антон в любом случае так просто не сдастся. Но сейчас я, кажется, победил.

Поколебавшись, он протянул мне свою записную книжку:

— Здесь адрес и имя нужного тебе человека, — сказал брат. — И карточка… на счету около двухсот тысяч. Боюсь, что этого не хватит…

Неподалеку засвистел приближающийся вагон. Резкий ветер сорвал с насиженных мест по-осеннему желтые листья, запахло озоном.

— Плюс у меня еще чуть меньше пятидесяти, — сказал я, начиная понимать.

— Все равно мало, — кивнул Антон. — Гера… тебе придется…

— Иди ты… — сказал я. Окончание фразы потонуло в скрежете останавливающегося вагона, исписанного безграмотными граффити, но Антон похоже прекрасно меня расслышал.

Брат, по-моему, слишком поспешно залез в вагон, даже не удосужившись пропустить вперед старушку.

И не зря.

Моя рука шарила за пазухой в поисках станера — искушение все-таки подстрелить Антона было слишком сильным.

Любимый братишка оставил мне всего два варианта: либо пристрелить продавцов оружия и спокойно присвоить себе взрывчатку, либо ограбить банк. Оба варианта не сулят мне ничего хорошего, хотя бы потому что я — не убийца и не грабитель.

Приближающаяся вой сирены возвестил меня, что я на данный момент нахожусь в розыске, поэтому пришлось срочно покидать открытую всем ветрам и любопытным взглядам площадку.

* * *

В подобной ситуации, сначала необходимо сменить имидж. Только дураки говорят, что имидж — ничто. Правильно подобранная внешность и модель поведения — это пятьдесят процентов успеха. Остальный пятьдесят от тебя не зависят — это удача. Слепой случай.

Я зашел в дешевую парикмахерскую, где за умеренную плату молоденькая рыжеволосая девчонка побрила меня налысо. Кроме того я купил у нее сиреневые контактные линзы и тюбик с мазью для них.

В одном из затхлых дворов я обнаружил уличный сортир, где старательно изорвал куртку, так чтобы мех местами выглядывал наружу. С джинсами ничего сделать не получилось — слишком хорошая ткань и да и сама фирма тоже ничего. Пришлось просто с помощью специальной ленточки, заменяющей кнопку, поменять их цвет с черного на светло-синий.

Неподалеку я нашел магазин «секонд-хэнд», возле которого выстроилась приличная очередь бледных изможденных людей. Некоторые лениво переругивались, другие рьяно обсуждали последние сплетни. Когда разговор зашел обо мне, я поспешно втянул голову в плечи и сгорбился.

— Представляешь, какие-то придурки сегодня утром избили черномазого полицейского и таксиста на уолл-стрит! Прикинь!

— Копа случайно не Гарри звали? Такой здоровый ублюдок, да? Поделом ему! Все время у космодрома тусуется, нашего брата обдирает… Грязный полицейский…

— Я слышал полицейского убили…

— Заткнись, Юджин! Не хватало еще, чтобы кто-нибудь услышал…

— А придурки, что копа подстрелили, местные или как?

— Вроде, да. С северного централа…

— По-моему, один из них живет на триполи-стрит. Мне Айзек рассказывал. Ну, мам, ты же знаешь Айзека, Он в таксопарке работает, начальником. Он еще от белых в депутаты баллотировался, но провалился. Три закона человеческого сообщества, помнишь? Его этот засранец Джоггинс на дебатах обматерил, а Айзек не сдержался и ответил. Еще хорошо, что в тюрьму не загремел. Повезло просто. Откупился кое-как.

— Эй, кто там без очереди лезет?

— Мужчина, Вы куда?

— Бывают же такие наглые люди!

— Просто ужас, какое хамство!

— Соблюдаем очередь, господа!

— Чистка будет…

— Что?

— Мужчина!

— Да благодаря этим придуркам. Теперь-то черномазые рассвирепеют…

Где еще узнаешь быт и нравы планеты, как не отстояв в очереди часа два-три? Я жадно впитывал в себя информацию, пытался запомнить особенности местного диалекта — все, что могло мне помочь выжить на этом пыльном шарике, болтающемся меж звезд. Вглядывался в разбитые, завешенные тряпками, забитые наглухо окна некрасивых двухэтажных домов, в вывешенное между домов белье, чумазых детишек. Нет, национализм не изжит и в наши дни, но сейчас по большей части гнев и ненависть неразумного человечества направлены на чужих, а вовсе не друг на друга. Как могло возникнуть такое общество? А ведь с акалоитами местные власти еще как дружат…

Очередь медленно продвигалась вперед, местное солнце неторопливо покинуло зенит и теперь катилось к западу, иногда являясь людям сквозь частые рваные облака. Ветер немного стих, но все еще было очень холодно. Пару раз мимо нас медленно пролетали чернокожие полицейские на мотоциклах. Они напряженно вглядывались в прохожих, но на очередь почти не обращали внимания.

При виде полицейских толпа примолкала, а потом с новой силой принималась обсуждать увиденное:

— Видела? Ты это видела, Сара? Как он зыркнул-то!

— Господи помилуй…

— Бог всемогущий!…

— Спаси и сохрани…

— Небось этих ищут… Дай Бог, чтобы нашли. Тогда, может быть, все и успокоится.

— Да-да, Сара… Вот именно!

— А, по-моему, ребята молодцы! Я бы на их месте этих копов всех перестрелял!

— Юджин, замолчи, замолчи ради Бога!…

* * *

Наконец, мы оказались внутри магазинчика. Нас встретило хмурое серое помещение, заваленное грудами одежды. Везде дежурили зоркие женщины в скучной болотной униформе. Самая главная то и дело командовала: