Статский советник по делам обольщения

– Ну вот, ты опять выдумываешь, – добродушно сказал Володя. – Разве можно что-то определить по тому, кто на кого как глядел?

Амалия пожала плечами:

– Я бы сказала, что это вполне возможно… Например, я видела вас, Соня, на вечере, и мне показалось, что появление герра Риттера произвело на вас… не самое приятное впечатление, скажем так.

– Я испугалась, – жалобно сказала девушка. – Из-за Володи. Вдруг он опять сказал бы что-нибудь… А Володя буркнул, что Риттер… ну… самодовольный, как павлин, и убежал куда-то.

– Я пошел за мороженым, а по пути поздоровался с тетушкой, – сухо сказал Володя. – Никуда я не убегал…

Он умолк и покраснел, не глядя на баронессу Корф.

– Ну вот, тебя и изобличили, – сказал Левушка, улыбаясь так, что ямочки на его щеках проступили во всей красе. – Ты сказал всем, что пошел за мороженым, а на самом деле отправился за ядом, чтобы отравить герра Риттера…

– Левушка! – жалобно простонала Соня. – Будет тебе…

Но она не выдержала и рассмеялась.

– Травить – это не мой метод, – сердито заметил Володя. – Я бы застрелил его, только честно… Один на один…

– Ну да, если бы умел стрелять… – поддел его Левушка.

– Можно подумать, ты умеешь! – обиделся Володя. – Амалия Константиновна, неужели мне и в самом деле будут задавать такие вопросы? Хотел бы я отравить Риттера и была ли у меня такая возможность… Глупость какая-то! Дая вообще в тот день с ним не говорил…

– Володя, ничего не бойтесь, – сказала Амалия серьезно. – Просто вы должны понять, что люди, которые конфликтовали с жертвой незадолго до ее смерти, всегда попадают под подозрение. Если Карл фон Лиденхоф будет с вами разговаривать о случившемся, просто расскажите ему все, что запомнили.

– Да ничего особенного я не запомнил, – проворчал Володя. – И вообще я думаю, что этот Риттер, как пишется в романах, «пал жертвой своих темных делишек». Он всегда говорил, что привык добиваться своего, чего бы это ни стоило, ну и…

– Да-да, – засмеялся Левушка, незаметно пожимая руку Соне. – «Если я решил чего-то добиться, я ни за что не отступлюсь», и вещал так напыщенно… Хотя, когда он не взбирался на ходули, с ним было очень приятно иметь дело. И катался он прилично, и охотник был отличный. – Последние слова прозвучали как некая эпитафия.

Интересно, подумала Амалия, как по-разному воспринимают жертву знавшие ее люди. Нина Николаевна, несмотря на всю свою любовь, видела, что Риттер опасен; а из трех молодых людей это сумел разглядеть только один, и то лишь потому, что имел несчастье столкнуться с германским агентом напрямую. Соня, поблескивая глазами, косилась на Левушку, и от их влюбленности по комнате словно расходилось сияние, вблизи которого не хотелось думать ни о смерти, ни о горестях бытия, ни о том, что всякая любовь когда-нибудь заканчивается.

«Потому что лет через двадцать сегодняшние Соня и Левочка станут просто рядовой четой – кругленькое личико жены вытянется, черты словно станут суше, а он будет просто плешивый немолодой человек, который храпит по ночам… Да и, пожалуй, брюшко себе отрастит…»

– Ну что ж, пожалуй, довольно об этом печальном деле, – решительно сказала баронесса Корф. – Надеюсь, вы все получили приглашения на благотворительный вечер?

Разговор перешел на куда более приятные темы, которые все с готовностью принялись обсуждать так, словно никакого Михаэля Риттера вообще никогда не было на свете.

Глава шестнадцатая, в которой Казимира производят в статские советники, а тайная операция срывается по причинам, не зависящим от ее участников

В тот день Амалия нанесла еще несколько визитов, которые постороннему человеку могли показаться никак не связанными с делами, которыми баронесса Корф занималась в настоящий момент. Так или иначе, она побывала у трех самых известных петербургских сплетниц и, покидая последнюю из них, с некоторым беспокойством спросила себя, все ли она сделала, что могла.

«Похоже, что все, так что по поводу картины можно не беспокоиться… Теперь надо заняться дядей и сделать ему строгое внушение. – При одной мысли об этом она недовольно покачала головой. – Ах, не зря некоторые говорят, что нет ничего хуже, чем работать с близкими родственниками…»

По дороге домой она заехала к Ломову, который любовно начищал какой-то сложный средневековый прибор для человекоубийства – нечто среднее между пушкой и арбалетом, – и попросила коллегу навести для нее кое-какие справки. Сергей Васильевич выслушал баронессу Корф очень внимательно и пообещал сделать все, что будет в его силах.

Надо сказать, что Казимирчик обладал превосходно развитой интуицией, и когда в тот день он с верхней площадки мраморной лестницы увидел, как его племянница стягивает в вестибюле с рук перчатки, душу его охватили скверные предчувствия. Может показаться странным, что благородный шляхтич сделал столь далеко идущие выводы только потому, что увидел, как Амалия снимает перчатки, но я прошу вас вспомнить, что когда Ньютону на голову свалилось яблоко, тот тоже пришел к далеко идущим умозаключениям, с самим яблоком вроде бы никак не связанным.

Рысью, переходящей в галоп, Казимир метнулся в свою спальню, лег в постель и накрылся одеялом. Не прошло и пяти минут, как в дверь постучали.

– Дядя, – изумилась Амалия, заглядывая в комнату, – что с вами? Ужин еще не подали, а вы уже в постели…

Казимирчик жалобно заворочался и ответил, что плохо себя чувствует – настолько плохо, что ему даже есть не хочется. И вообще, кажется, он серьезно заболел.

– Так, так, – сказала Амалия, и глаза ее сверкнули золотом. – Может быть, вы простудились на катке, на котором любезничали с Марией Фелис? Вас там видело полгорода!

Но чувствительный Казимирчик порою бывал поразительно толстокож, и в этом состоянии его было не пронять никакими намеками.

– Может быть, я действительно простыл, – сказал он, весьма правдоподобно кашлянув несколько раз. – Кроме того, я на катке ушиб колено…

– Сильно?

– Ты даже представить себе не можешь, как! – горько промолвил дядюшка, глядя на Амалию из-под одеяла, край которого он придерживал двумя руками. – У меня такое впечатление, что я с трудом буду ходить…

Амалия пожала плечами.