Статус S

– Хочешь сказать, что люди неисправимы?

– Они такие, какие есть, – пожал он плечами. – Скажем так – несовершенны. Или, как говорят священники – грешны. А всё, что они создают – это отражение их самих, и потому оно тоже несовершенно. Это не хорошо и не плохо. Это просто факт, который нужно учитывать.

– Но ведь создание цифрового разума – это как раз способ обойти эту п-проблему, разве нет?

– В какой-то мере. Во всяком случае, в этом была моя идея, когда я работал над проектом «Саламандра»… – продолжил отец, по-прежнему разглядывая фото в альбоме. – Мы с Кингом в своё время очень много спорили на этот счёт. Всё упирается в то, каким именно будет этот новый разум. Нельзя допустить, чтобы он был совершенно холодным и чуждым, иначе сбудутся давние страхи человечества о том, что мы создадим монстра, который уничтожит нас самих. Но если этот новый разум будет похож на человеческий – то он неизбежно начнёт перенимать и все его недостатки. И тогда… какой смысл?

– Но откуда ты можешь знать? – не выдержал я. – Тебя не было пятнадцать лет! И за это время Анастасия… Кто знает, какой путь она успела пройти?

Я тут же пожалел о своей вспышке, однако отец отреагировал на неё совершенно невозмутимо.

– Ты прав. И это сейчас – самый главный вопрос. С одной стороны, её возможности были сильно урезаны. Однако за эти годы она получила огромный массив данных о человеческом поведении. Один из ключевых модулей «Саламандры» предназначен как раз для анализа поведенческих факторов. И в этом смысле Флинт и прочие владельцы «Blue Ocean», сами того не подозревая, продолжили мой эксперимент, который я начал пятнадцать лет назад. Ведь, чтобы нейросеть смогла включиться в управление обществом, она должна хорошо понимать людей.

– Но… Эксперимент, получается, не совсем чистый. «Наследие» – это всё-таки игра. А в виртуальной реальности, тем более анонимно, люди ведут себя не так, как в жизни. Честно говоря, частенько как полные…

– … говнюки и мудозвоны! – подсказал с кухни Дайсон, продолжая сооружать за разделочной доской циклопических размеров гамбургер – похоже, уже для себя.

– Спасибо! – с сарказмом поблагодарил я, и телохранитель отсалютовал мне ножом. – Я имею в виду – если Анастасия будет делать выводы о людях, исходя из эти данных, то это же…

– Правильно рассуждаешь. Впрочем, это вопрос философский. Да, люди в виртуале ведут себя иначе. Но, возможно, именно там они и проявляют свою истинную природу? Так сказать, не стеснённые рамками приличий, морали и прочего налёта цивилизации. Да и сама Анастасия много лет варилась в «Наследии». Это и есть её Вселенная, другой она попросту не знает. Поэтому, думаю, лучшее решение – это не выпускать её за эту грань. И вот тут мы с Майлзом-младшим кардинально расходимся во мнениях.

– Из-за контракта с п-правительством? – понимающе кивнул я. – Про него только и разговоров в последнее время. Но ничего конкретного я не смог нарыть, все п-подробности держат в секрете.

– Я сам пока не полностью в курсе. Но если в общих чертах… Ты ведь знаешь о социальной программе, по которой жителей Желтой зоны мотивируют проводить как можно больше времени в «Наследии»?

– Конечно. Несколько моих д-друзей из Девятого округа как раз попали под эту программу.

– Готовится ещё более масштабный социальный эксперимент. Пока только в рамках Бостона, но он может распространиться и на весь Союз Агломераций. Если вкратце – то виртуальные проекты типа «Наследия» хотят более плотно внедрять в повседневную жизнь. Вплоть до прямого обмена игровой валюты на реальную. Таким образом надеются решить проблему с безработицей в желтых зонах, да и в целом преодолеть стагнацию в экономике.

– И это реально?

– В той экономической модели, в которую загнали себя Агломерации – пожалуй, это и правда может сработать, в какой-то мере. Слишком большой процент «лишних людей» образовался.

– Никогда не понимал, как люди могут оказаться лишними… – проворчал я.

– Это условный термин, конечно. Люди для экономики в любом случае нужны – как минимум, как потребители, создающие спрос. Поэтому в большинстве Агломераций даже низовым стратам выплачивают универсальный базовый доход. Но вот занять этих людей попросту нечем. Специализированные нейросети и роботы практически в любой профессии эффективнее и дешевле. Во много раз. И это несмотря на то, что уже лет пятьдесят развитие ИИ сознательно тормозится.

– Да-да. Берлинская конвенция двадцать восьмого года. Странно, что она до сих п-пор действует.

– Дело давно уже не в конвенциональном запрете. Способности нейросетей напрямую зависят от вычислительных мощностей, и в этом смысле мы ещё в тридцатые годы упёрлись в определенный потолок. Потом – экономические кризисы, рецессия, распад Соединенных штатов и глобального мира… В общем, мы топчемся на месте уже десятки лет…

– Ну, хоть не отброшены в средневековье, – проворчал Дайсон, с предвкушением обхватывая свой чудовищный семислойный бургер. – В двадцатые была реальная угроза, что весь наш земной шарик запекут, как яблоко в духовке. И если бы ядерная война случилась в полном масштабе, у нас бы сейчас были совсем другие насущные темы. Например, как вкуснее зажарить крысу-мутанта, пойманную в подвале – с потрошками или без.

– Фу! Ну я же ем! – я возмущенно зыркнул на телохранителя.

– Дайсон прав, – пожал плечами отец. – В конечном итоге, всё сложилось даже к лучшему. В отношении искусственного интеллекта мы достигли некоего хрупкого баланса. Не перешагнули грань, создав что-то, что не смогли бы контролировать. Но, с другой стороны, имеющиеся нейросети достаточно развиты, чтобы поручать им почти любые задачи. И во многом именно они помогли пережить кризисные десятилетия. Кто-то называет их ангелами-хранителями человечества.

– Ну так почему же мы теперь все не живём, как короли? – хмыкнул я. – Людей занять нечем – ну и ладно. Пусть бы роботы нас и обслуживали, исполняя любые п-прихоти…

Отец устало улыбнулся.

– Здесь, на Холмах, тысячи и тысячи людей так и живут. Многие из них вообще годами не покидают своих усадеб, превратив их в этакий персональный рай. Но ты ведь понимаешь, что сделать так для всех не получится?

– Ясное дело. Но не обязательно ведь жить так… роскошно.

Я обвёл взглядом комнату, в которой мы сидели. Хотя, как я уже давно понял, эти апартаменты – довольно скромные для Холмов. Но по меркам Желтой зоны это всё равно заоблачный уровень. Месячная аренда этого дома наверняка обходится в сумму, которую типичный «желток» не заработает и за всю жизнь.

– Можно просто обеспечить для всех б-более-менее достойное существование…

– Утопия, Террел, – отрезал отец. – Причем уже опробованная ещё в прошлом веке. Коммунисты пробовали вводить такую уравниловку. Но, видишь ли, в чём проблема… Человеку всегда мало. Он быстро привыкает к текущему уровню жизни, и хочет всё больше и лучше. Но и это не всё. Ему ещё и важно, чтобы было больше и лучше, чем у других. И это тоже часть человеческой природы, с которой бесполезно бороться.

– Но не все же такие!

– Не все. Но значимая часть. Кстати, если уж мы говорили о «Наследии»… Видеоигры с давних времён эксплуатируют как раз эти инстинкты. Азарт, соперничество, накопительство, стремление доминировать, выделяться среди других… Думаю, вот как раз по поводу этой стороны человеческой натуры у Анастасии накопился огромный массив данных.

Он допил кофе и, отставив чашку, поднялся с кресла – странноватым, слишком плавным жестом, придерживаясь за колени так, будто ожидая в них вспышку боли.

– Извини, что ударился в философские рассуждения, – улыбнулся он. – Не ожидал, что наш первый нормальный разговор заведёт нас в такие дебри.