Ставка на Босса

Я с ужасом понимаю, что дороги назад уже нет. Ну что ж, раз так – будь что будет.

Мы втроем выходим из машины. Анжела здоровается с охранниками и болтает с ними как со старыми приятелями.

Один из них проводит нас по вымощенной гранитной дорожке в большой дом из оцилиндрованного толстого бревна, похожий на большую старинную усадьбу девятнадцатого века.

В доме мы размещаемся в уютной гостиной, обставленной старой мебелью и слабо освещенной видавшим виды тканевым винтажным абажуром. С потолка свешиваются многочисленные пучки засушенных ароматных трав и сухоцветов. Через открытое окно из сада доносится пение сверчков.

Появляется женщина во всем черном лет пятидесяти и молча жестом приглашает нас к столу с настоящим советским самоваром. Стол сервирован на три персоны, то есть на нас.

– Здравствуй, Антонина, – здоровается с ней Анжела.

Та молча ей кивает и жестом приглашает за собой.

– Девочки, Антонина – глухонемая, – объясняет нам Анжела. – Вы садитесь за стол и пейте чай с баранками. А я пошла к бабе Евдокии. Да, и договоритесь, кто из вас пойдет после меня. И не переругайтесь тут! – грозит она нам пальцем и исчезает в темном коридоре вслед за Антониной.

Мы с Натали разливаем в чашки ягодно-травяной душистый чай из заварочного чайника и доливаем воду из горячего самовара. Сидим за столом и послушно пьем чай с баранками. От чая вскоре становится так хорошо, спокойно… и очень хочется спать.

Прикорнув на диванчике, я не замечаю, как засыпаю.

Через какое-то время меня будет Натали:

– Твоя очередь идти к бабе Евдокии.

Спросонья я не сразу соображаю, где я, и с недоумением осматриваюсь.

– А ты уже у нее была?

– Была, – коротко с каменным лицом отвечает Натали.

И я догадываюсь, что то, что она услышала от бабы Евдокии, ей совсем не понравилось.

– И как?

– Иди уже! – торопит она меня.

Я вскакиваю с дивана и приглаживаю волосы.

Анжела сидит за столом и пьет чай как индийский будда – уставившись прямо перед собой отсутствующим невидящим взглядом. Скорее всего, ей тоже не очень понравилось то, что сказала ей баба Евдокия, и она переосмысливает услышанное.

Мне становится не по себе, и только я думаю о том, как бы незаметно свалить, как глухонемая Антонина жестом приглашает меня идти за ней.

И я иду. Долго ведет она меня по полутемным коридорам этого загадочного дома, в котором современный стиль модерн неожиданно переходит в советский винтаж, а потом в старину позапрошлого века.

Наконец, Антонина открывает передо мной дверь, и я вхожу в небольшую сумеречную комнату, слабо освещенную свечами. Дверь за мной плотно закрывается той же Антониной. Я останавливаюсь у двери, оробев и потеряв дар речи от того, что вижу перед собой.

Посередине комнаты стоит деревянный, резной, круглый стол, за которым сидит сама баба Евдокия, к слову, не имеющая ничего общего со старушкой – божий одуван, какой мы с Натали ее представляли.

В реальности же баба Евдокия оказалась большой, могучей, полной женщиной довольно грозного вида и пожилого возраста, но совершенно непонятно, какого именно. Если верить тому, что она родилась в 1935 году – для девяноста лет она просто отлично сохранилась.

Вокруг ее головы уложен венок из седых длинных кос. На широкие полные плечи накинут белый оренбургский пуховый платок, в который она кутается, несмотря на лето на дворе. А в комнате-то действительно холодно, как в погребе, и я уже начинаю зябнуть.

– Здравствуйте. Добрый вечер, – неуверенно подаю я голос.

В ответ тишина.

Я медлю. Мнусь у двери, не решаясь сделать шаг вперед, и робею еще больше, чувствуя, что внутри у меня начинается настоящий мандраж. Как бы паническая атака не случилась…

Баба Евдокия между тем смотрит на меня внимательно, в упор, как насквозь взглядом сверлит, так что по телу бегут мурашки.

– Если не веришь, зачем пришла? – заметив мою нерешительность, произносит она, наконец, низким голосом.

Откуда она узнала? – лихорадочно соображаю я, но тут же вспоминаю, что передо мной ясновидящая.

– Я верю, просто я …я… в первый раз, а неизвестность, знаете, как-то немного пугает, – оправдываюсь я, поражаясь тому, как с ходу она меня считала.

– Ну раз пришла – проходи, садись, – великодушно разрешает хозяйка и кивает на стул, стоящий напротив нее за столом.

Я несмело подхожу и сажусь на скрипучий старый венский стул, который шатается подо мной, рискуя развалиться в любой момент.

Посередине стола между мной и Евдокией лежит старинное серебряное блюдо неописуемой красоты, наполненное водой, по обе стороны которого стоят потрескивающие свечи.

Необыкновенная мистическая атмосфера этой комнаты завораживает и пугает одновременно.

– Уже можно задавать вопросы? – шепотом уточняю я, немного осмелев.

– Знаю я твои вопросы. Дай мне руки.

Я протягиваю руки. Баба Евдокия берет их в свои мягкие и на удивление теплые, и я моментально согреваюсь. Наши руки оказываются прямо над блюдом с водой, в которой отражается блеск свечей.

Держа мои руки в своих, Евдокия сосредоточенно смотрит на меня, и в то же время как бы сквозь меня.

– Что там впереди? – не удерживаюсь я от вопроса.

– Ничего, – коротко отвечает баба Евдокия.

– А когда суженого встречу?? – опешив, еле произношу я севшим голосом.

– Никогда.

Сердце мое сжимается и падает куда-то в пятки от таких новостей.

– Как это??? Наверное, на меня венец безбрачия навесили или порчу навели?

– Вижу, нет на тебе никакого магического воздействия, – успокаивает баба Евдокия.

Я облегченно выдыхаю.

– А вот завистницу рядом с тобой вижу, – добавляет она.

– Нет у меня никаких завистниц, да и чему завидовать? – протестую я.

Действительно, кроме лучшей подруги Натали, Анжелы и еще парочки далеких знакомых в моем окружении нет женщин. Нет, вот в это я точно не поверю. Тут баба Евдокия чего-то напутала.

– Мое дело – сказать то, что вижу, и предупредить, – настаивает Евдокия. – А ты – хочешь верь, хочешь – не верь. Но прислушайся, девонька, пока не поздно.