Стая бешеных

Он решил не пользоваться лифтом, так как и в хорошем настроении зажатый в четырех стенках кабинки, лицом к лицу с другими пассажирами, Гордеев всегда испытывал дискомфорт. Сейчас же кое-как обретенное присутствие духа нужно было беречь, поэтому Юрий Петрович поднялся на пятый этаж пешком, не переставая оглядываться и замедлять шаг. Коридор слишком гулко, как показалось Гордееву, отражал его нетвердый шаг и скрип туфель. Непозволительно шумно Гордеев приближался к заветной двери, словно Буратино к нарисованному очагу. Начищенная ручка послушно повернулась, квакнула, но дверь не поддалась. Юрий Петрович беспомощно оглянулся по сторонам, рядом мерцала табличка: «Кобрин А. С.», подтверждая правомочность притязаний Юрия Петровича именно на этот кабинет. Гордеев еще раз подергал язычок ручки, навалился всем телом на дубовое полотно. Несколько секунд паузы, показавшиеся Юрию Петровичу вечностью, еще отделяли его от осознания: Кобрина здесь нет. Гордеев не хотел вот так, с ходу сказать себе это, он еще на что-то надеялся, но вместе с секундами уходили и остатки надежды. Нервы сдавали, Гордеев ударил каблуком по полированной поверхности, и стоило ему единожды нанести этот удар, как все напряжение прорвало, словно перезревший нарыв. Он с остервенением, не отдавая себе отчета в том, что делает, стал лупить ногой, кулаком по злополучной двери.

– Юрий Петрович! Вот уж не предполагал, что вы хотите загреметь по статье за мелкое хулиганство.

Гордеев оглянулся и увидел холодные, насмешливые глаза знакомого мужчины.

– Это вы следите за мной, Александр Борисович? – Гордеев не скрывал своего негодования. Скрывать больше ничего не хотелось.

– Да бросьте вы, Юрий Петрович! Вы неверно расставляете приоритеты, как принято выражаться теперь в этих кулуарах. В вашем положении подобные ошибки – непозволительная роскошь. Какая слежка?

– Будьте любезны не издеваться. – Гордеева раздражал игривый тон старшего следователя по особо важным делам Генпрокуратуры России.

– Вы, наверное, Юрий Петрович, как человек, склонный к рефлексии, подумали сейчас – вот и я попал в разряд особо важных дел.

– Ничего я не подумал, – буркнул Гордеев. – Моя профессия, как известно, связана с долей риска. А ваша, вероятно, вырабатывает в вас неумеренное самодовольство и нюх ищейки.

– Вас так оскорбила наша неожиданная встреча? Поверьте, Юрий Петрович, я не следовал за вами по пятам, не расставлял кинокамеры в унитазах и не сидел под столом в думском баре.

Гордеев криво усмехнулся. Чего это он, действительно? С Турецким они были знакомы давно. Одно время Гордеев работал в прокуратуре под началом Турецкого. Гордеев Турецкого уважал, если не сказать – обожал. Просто настроение было ни к черту!

– Вы же были в баре, Юрий Петрович? Только не думайте, что ваша интуиция вас не подвела. Всего лишь – запах коньяка. Свежий запах – и все, и никакого мошенничества.

– Скажите еще, что и сюда, на пятый этаж, вы пришли по запаху коньяка.

Турецкий открыто и весело захохотал.

– Обычная логика, Юрий Петрович. Простая детская задачка. Когда вы исчезаете от стражей порядка, спрашивается, куда вы можете отправиться? Ответ можно посмотреть в конце учебника: вы идете к Кобрину, так как это он пригласил вас к назначенному часу в то место, где вас почему-то ждал убийца. Ну скажите, что тут сложного?

Гордеев сразу как-то сник, потерял те остатки бойцовского запаса, которые старательно накапливал в себе последний час. Тепло и дурманящая бодрость коньяка исчезали с легкостью испарившейся на солнце лужи.

– Впрочем, мы слишком долго занимаем коридор служебного помещения. Не угодно ли куда-нибудь присесть, Юрий Петрович?

– Сесть мы всегда успеем. – Гордеев сам не ожидал от себя такой прямо-таки шариковской пошлости. – Вам что, Александр Борисович, нужны мои показания?

– Безусловно. Я думаю, вы и сами, как честный человек и гражданин, понимаете необходимость этой неприятной процедуры, – с тонкой иронией сказал Турецкий. – Протоколы, допросы… Это, увы, неизбежно. Но дело, как вы догадываетесь, весьма деликатного свойства. Спасибо хоть до журналистов еще не дошло, что вы приехали на встречу с депутатом. Представляете, какая красивая история? Скажу вам честно, мне опять придется работать с вами в связке. Так эффективнее. Пока пресса только муссирует наглость бандитов, работающих в непосредственной близости от Думы, а скоро может завопить, что мафия уже в Думе.

Они вернулись в тот самый бар на втором этаже, и Гордеев выпил еще пятьдесят граммов коньяку.

– Значит, вы желаете мне добра? – Гордеев поозирался, надеясь еще раз попробовать понять, за какой портьерой скрывался Турецкий тридцать минут назад.

– Все ищете момент истины? – догадался Александр Борисович. – Не по тому следу идете. Ну как вы думаете, чем я занимался все то время, пока вы выясняли отношения с самим собой?

– Искали Кобрина?

– Правильно. И не нашли. Не было Аркадия Самойловича сегодня на рабочем месте, и никто его не видел. А вы говорите – «дежурные слова». Пожалуй, я тоже приму коньячка – все же так дешево, просто грех отказываться. – Турецкий отправился к стойке. «Сочувствующая» девица вся засияла, когда к ней склонился следователь.

«Серцеед», – поймал себя на зависти Гордеев, рассматривая спортивную фигуру Турецкого.

– Итак, – Александр Борисович уже разворачивал шоколадку перед носом адвоката, – вы, как субъект следственного процесса, заключаете в себе комплекс противоречий. С одной стороны, вы – потерпевший. Значит, должны быть заинтересованы выложить все сведения, которыми владеете. Для пользы следствия, разумеется. С другой стороны, Гордеев Юрий Петрович – адвокат, сторона в судебном процессе, «совесть продажная». А тут, как я понимаю, речь идет о немалых деньгах.

– Поэтому «важняк» хочет предложить мне конфиденциальный разговор. По дружбе.

Это у них был такой своеобразный стеб – они разговаривали иногда друг с другом, как ужасно занудные юристы и страшно черствые чиновники. А вообще-то оба питали друг к другу самые теплые чувства.

– Не стоит утрировать, – Турецкий демонстративно выпил один. – Я просто подумал, что, так как Кобрин исчез, вы тем самым от некоторых моральных обязательств освобождаетесь, и в целях личной безопасности, опять же потому что вышеупомянутый страж народных интересов исчез, пожелаете доверительно, безо всяких формальностей сообщить несколько важных подробностей.

– Что вас интересует конкретно? – Гордеев высказал это не сразу, а лишь спустя пару минут, подождав, когда коньячное тепло по-матерински укутает тело.

– Кто назначил эту встречу?

– Я. Это, кстати, уже, видимо, записано спецслужбами. Позвонил Аркадию Самойловичу и попросил аудиенции.

– Сколько времени прошло между разговором и покушением в Думе?

– Так… Часов семь-восемь. Сейчас вы спросите, кто еще мог знать о том, что я еду к Кобрину? Отвечаю – не знаю. Уборщица мне попалась под лестницей, когда я собирался выходить из консультации. Ну, охранник у дверей. Может, гаишник. Правда, я на лобовом стекле не писал – еду к депутату Кобрину. Но вдруг он такой проницательный. Не знаю… – Гордеев нервно развел руками.

– Тогда самое важное – тема вашей несостоявшейся беседы с Кобриным?

– Ага… Вот мы и добрались до камня преткновения. Неужели вы считаете, что я могу пренебречь интересами клиента? И все ради сомнительных подозрений в виновности Кобрина? Вы меня недооценили, Александр Борисович, хотя мы не первый день знакомы.

– Хотелось бы поддержать ваш оптимизм, Юрий Петрович, но не получается. Презумпция невиновности – вещь хорошая. Но тогда ответьте мне, куда же делся Аркадий Самойлович? Депутатов такого ранга можно обвинять в чем угодно, только не в отсутствии пунктуальности. Кто же будет иметь дело с политиками, которые назначают встречу и тут же забывают об этом?