Стая

Гон начался где-то далеко-далеко. Илья видел, как встрепенулись и затаились стрелки, затаился сам. Егерь объяснял ему, как он должен стоять. Он готов был и не дышать, лишь бы повезло, лишь бы зверь выскочил прямо на него.

Собаки ушли со слуха. Илья забеспокоился, сдвинул, чтобы не мешала, шапку. «Фю-ить, фю-ить», — красногрудый снегирь уселся у него над головой, насвистывал свою нехитрую песенку. Желание запустить в него комком снега Илья подавил, знал — с соседних номеров за ним наблюдают.

Гон, азартный, яростный, Илья услышал метрах в двухстах от себя, до боли в руках сжал ружье. Гашетка у ружья, как сучок, щелкнула на морозном воздухе, встала на боевой взвод. Гон приближался. Счастливый миг удачи горячил кровь. Илья прижался к дереву, затаился.

Огромный лось, рогами сшибая с деревьев снег, метрах в сорока от Ильи выбежал из леса и замер. Собаки добирали его, лось еще не заметил охотника, не почувствовал — что-то ждет его впереди пострашнее собак.

Старый лось не услышал выстрела. Разрывая нутро, пуля прошила его насквозь. Лось попытался сделать шаг, запнулся и замер. Илья снова прицелился, но бык покачнулся и медленно стал валиться на бок. Ноги его некоторое время дергались. Разъяренные собаки настигли уже неподвижного зверя, начали рвать.

Егеря вышли из леса, подвязали собак на сворки, подрезали лосю горло. Илью сняли с номера первого, поздравили с метким выстрелом и богатым трофеем.

К лосю собирались охотники, а Илья, переполненный счастьем и гордостью, видел перед собой одного убитого зверя. Первый раз в жизни он сделал выстрел по лосю, да какой выстрел!

Его снова поздравляли, пожал руку и начальник училища. Кто-то из офицеров достал плоскую фляжку. Илья опешил, когда первую чарку протянули не начальнику училища, а ему.

Он попытался отказаться, но командир кивнул ему, разрешая, хлопнул по плечу:

— Одну можно! На крови! За выстрел!

Он выпил, задыхаясь, черпанул рукой снега, с трудом проглотил его. В честь его выстрела фляжка пошла по кругу:

— За настоящего охотника!

— За необыкновенный трофей! Девять отростков!

Егеря свежевали лося, а Илья, не замечая никого вокруг, ошалело смотрел на свой необыкновенный трофей. Красивые рога в девять отростков он видел теперь не на голове у лося, а в квартире родителей на стене, объяснял кому-то, как этот трофей удалось ему добыть. Он знал, есть правило коллективных охот — голова зверя принадлежит стрелку. Голова, конечно, ему не нужна, а вот рога он не отдаст никому. У кого-то, говорили, фотоаппарат есть — надо будет сфотографироваться.

Фотоаппарат достали из рюкзака. Фотограф пригласил всех к лосю. Что-то долго он подбирал нужную выдержку. Егерь дотронулся до плеча Ильи, попросил его чуть подвинуться.

Его, хозяина трофея, егерь не замечал и обращался к кому-то за спиной у него. Илья не поверил услышанному.

— Как прикажете? Оба? С черепной коробкой рубить? Хо-оро-ши!

Фотограф, наконец, собрался, объявил громко:

— Приготовиться! Внимание! Снимаю!

Илья успел встать рядом с головой лося, место в самом центре кадра не уступил никому.

— Снимаю!

Илья теперь был спокоен, вспомнил о командире, уступил ему место, сам встал с краю.

Фотограф не жалел кадров:

— Еще разок! Хорошо. Страховочка! Ружье чуть повыше. Снимаю! О-о! Богатый кадр! Еще!

Фотографировались долго. Илья представил, как получит скоро фотографию и на обороте ее небрежно сделает надпись: «Лось. Десять лет. Убил Илья Коробов».

— Так как? С черепной коробкой? — егерь снова обратился не к Илье, к командиру.

Илья усмехнулся. «Такую красоту портить? Конечно, с черепной! Трудно если, отдай топор, сам вырублю!»

— Не меня! Его спрашивайте, — кивнул на Илью командир, — он именинник!

Егерь понимающе улыбнулся, перекинул топор из руки в руку, повернулся к Илье:

— Как? Молодой человек?

В голосе егеря слышалась издевка. Он даже не посмотрел на Илью, не стал дожидаться ответа:

— Ага! Понятно. Ну-ка в сторону, молодой человек!

Лобная кость поддавалась топору плохо. Когда рога все же упали на снег, Илья схватил их и едва сумел оторвать от земли.

Счастье его продолжалось недолго. Егерь наклонился к нему, чуть слышно, но властно прошептал:

— Не надорвись! Раскатал губу-то. Командиру, говорю, подари их. Быстро!

Сказанное никак не укладывалось в голове у Ильи. Егерь теперь молча занимался лосем. Остальные охотники окружили командира, он что-то рассказывал, все внимательно слушали. Тяжелые рога оттягивали к земле руки, капельки крови, как слезы, падали на белый снег. Только что все хвалили трофей, поздравляли Илью, сейчас никто его не замечал с рогами в руках, хотя их красота наверняка не убавилась.

Одиноко, тоскливо чувствовал себя Илья. Руки устали держать трофей, начали замерзать от тяжелой холодной кости. Егерь еще раз придвинулся к нему, приказал властно:

— Ну-у! Не доходит?

Илья умел подчиняться приказам. Ему было очень жаль своего трофея, но еще больше он жалел себя. Жалел за то, что приходится подчиняться. Он подошел к охотникам, и все, словно ждали его, перестали разговаривать, расступились перед ним и перед командиром. Пачкая кровью снег, Илья опустил тяжелые рога, с трудом выдавил из себя:

— Д-дарю. Вам. — Он хотел сказать еще что-то, но командир опередил его, поймал за руку и крепко ее пожал. — Ну-у. И не жалко? Если так — спасибо.

Приняв подарок, обращаясь сразу ко всем, командир похлопал Илью по плечу:

— Хороших охотников мы растим в училище! Скоро на волков будем охотиться. Таких надо брать в бригаду, освобождать от занятий. Слышите?

Все разглядывали и хвалили трофей, добытый курсантом Ильей Коробовым.

Вторые сутки стая отдыхала, обжиралась мясом задранного лося. С каждым часом мясо убывало, поляна в лесу была усеяна обглоданными костями. Сытые псы хитрили друг перед другом, уносили прятать куски получше. К остаткам лося Одноглазый больше не совался. Делал вид — он сытый, мяса совсем не хочет. Рвань от Чапы за свой аппетит получать не хотелось. Разве он виноват, что может съесть сколько угодно и еще немножечко. Он грелся на солнышке, делал вид, что дремлет, одним своим глазом видел больше других.

Когда Чапа уходила к ручью попить, Хромой по-воровски хватал из остатков что придется, торопился унести в свою кладовую. Хромой Одноглазого не интересовал — пусть сам ест вонючую брюховину. Одноглазый следил за Мальчиком, за Сыном волка. Им все дозволено. Им лучшее. В табели о рангах стаи Одноглазый числился на самой последней ступеньке. Черных дней ему хватило сполна, но и эти дни его кое-чему научили.

Одноглазый наблюдал. Ага! Сын волка уверен, никто не тронет, не посмеет прикоснуться к его запасам. За ним Чапа! Вот он снова тащит зарыть кусок, делает это почти на виду у всех.