Стечение обстоятельств

– Ни в одном глазу, – заверила она. – Все приняла за чистую монету, и Филатову, и диссертацию.

– Очень хорошо. Павлов достаточно осторожен, но не очень профессионален, зато весьма самонадеян. Он успел наделать массу ошибок, но не подозревает об этом. И не должен подозревать. Нам удалось создать у него иллюзию, что «научная» версия проработана и закрыта. Каменская ушла в отпуск, а убийство мы пытаемся раскрыть со стороны Интерпола и Идзиковского. С другой стороны, мы создали у него впечатление о самом себе как о человеке ловком, умном и хитром. Это впечатление мы должны всячески поддерживать.Тогда мы сможем заставить его действовать так, как нужно нам. А напуганный человек, хотя со страху и совершает много ошибок, непредсказуем, им невозможно управлять. Пусть Павлов думает, что он все делает правильно. Дмитрий, – он посмотрел на Захарова, – ты как? Умываешь руки или будем работать дальше?

– Виктор Алексеевич, я же говорил вам, вы можете на меня рассчитывать полностью.

– Спасибо. С этим все. Теперь Ковалев, вернее Рудник. Рудник хорошо знаком с Павловым, это я уже выяснил. Анастасия, начинаешь работать с Рудником. Попроси Павлова составить тебе протекцию. Таким образом мы убьем двух зайцев. Отвлечем внимание Павлова, дадим ему понять, что ты как журналистка интересуешься не только его гениальной диссертацией и не только проблемой коррупции. И к Руднику ты придешь не «с улицы». Уточним легенду. Ты Павлову что-нибудь о себе рассказывала?

– Муж – работник МИДа, долго жила с ним на Востоке, мать – азербайджанская турчанка. Больше ничего.

– Откуда это все взялось? – изумленно спросил Гордеев. – Ну и фантазия у тебя, деточка. А почему не внебрачная дочь короля Норвегии?

– Тип не тот, – засмеялась Настя. – Темно-рыжая, кареглазая и темпераментная не может быть норвежкой. На самом деле я копировала вполне реальную женщину, которую видела своими глазами. У нее был легкий акцент, который я сохранила, чтобы не выпадать из образа. Когда Павлов его заметил, нужно же было что-то сказать, сказала первое, что в голову пришло. А в голову пришла Турция, потому что как раз перед этим я говорила с Доценко о турецко-карабахской версии. Вот и все.

– И что Павлов? Удовлетворился твоими объяснениями?

– Я, кажется, сумела довольно натурально смутиться, так что он вполне может подозревать во мне иностранку. По-моему, для работы с Рудником это будет неплохо.

– Будет неплохо, – согласился Гордеев. И добавил: – Если ты грамотно сработаешь. И имей в виду, Рудник, по моим сведениям, в плохом состоянии. Подавлен, нервничает, отправил жену в Энск, встретился со своей девицей и напился до невменяемого состояния, хотя это за ним не водится. Продумай это. И завтра приступай.

Гордеев ушел вместе с Захаровым, который вызвался его подвезти. У порога Дима обернулся, стараясь поймать взгляд Насти и прочитать в нем приглашение на вечер. Но в ее глазах он не видел ничего, никакого следа предрассветной вспышки. Она решила одну задачу и принялась за решение следующей.

Глава 8

А следующей задачей для Насти Каменской была подготовка к очередной встрече с Павловым. К этой встрече должен быть готов текст статьи с изложением концепции борьбы с коррупцией, а результатом встречи должен явиться звонок Павлова Руднику и согласие последнего принять для беседы журналистку Лебедеву. Над этой задачей Настя трудилась до позднего вечера, используя в качестве подспорья монографию Филатовой, которая вполне заменяла диссертацию Павлова и избавляла от необходимости сидеть в Ленинке. Закончив печатать текст, она придирчиво пересмотрела свой гардероб и остановила выбор на темно-синем комбинезоне из тонкой синтетики. Конечно, в этом году комбинезоны уже вышли из моды, а по нынешней жаре в синтетике ей будет не очень комфортно, но зато такая ткань легко отстирывается. Сняв халат, Настя вышла на кухню и несколько раз прорепетировала. Получилось нормально. На случай, если Павлов окажется не очень внимательным, она продумала еще пару домашних заготовок, которые при необходимости можно будет пустить в дело.

Закончив работу, Настя привычно подвела итоги. Ну что, подруга, сказала она себе, посмотрим, какие выводы можно сделать из вчерашнего дня. Первое. Когда интерес мужчины к тебе является результатом твоих собственных целенаправленных усилий, это не вызывает волнения или, как выразился Дима, не будоражит, но оставляет чувство удовлетворения, как от хорошо выполненной работы. Второе. Интерес, проявленный Захаровым, был спровоцирован образом красотки-журналистки и скорее всего не распространялся на Настю как таковую. Она прекрасно это понимала, но Димке удалось подловить ее в тот момент, когда она была радостно возбуждена, решив трудную задачу. С этим все. Теперь Энск. Терпеливый и дотошный Доценко сумел «выжать» из Антона около трех десятков фамилий подследственных, но ни одна из них не бросалась в глаза. Статьи же, по утверждению Антона, были в основном «хозяйственно-должностные» – присвоения, растраты, взятки и только несколько общеуголовных. Любопытно, нет ли в этом списке фамилии Рудника? Антон ее не вспомнил. Если только…

Настя схватила телефонную трубку. Ей везло не часто, но сегодня был именно тот случай. Антон оказался в гостях у Доценко.

– Рудник? – переспросил он. – Был. Точно был. Статья сто двадцатая.

– Какая?! – Настя чуть не уронила телефон.

– Сто двадцатая. Я потому и запомнил, что статья редкая, а в тех карточках вообще единственная. Я еще тогда подумал, что он однофамилец нашего начальника типографии. Нет, имени и отчества, конечно, не помню.

Однофамилец? Родственник? Или сам лично Борис Васильевич Рудник оказался любителем несовершеннолетних девочек? Черт возьми, ну и в положение она попала. Хорошо, если это однофамилец. А если нет? Тогда ни с какими просьбами о Руднике к Павлову обращаться нельзя. Придется переписывать весь сценарий. Ах, как некстати, если речь идет о том самом Руднике! То есть для дела Филатовой, конечно, хорошо, а для борьбы с Ковалевым – не очень. Если Павлов заметит, что Лебедева крутится около Рудника, он забеспокоится, а тревожить его нельзя. Но это только при условии, что Рудник – тот самый… Если же не трогать Рудника, то придется искать другой источник информации о Ковалеве, и опять время уйдет. Придется сыграть с Павловым в открытую…

– Уже готово? – не скрыл своего восхищения Павлов, пролистывая принесенный журналисткой текст интервью. – Вы очень быстро работаете, Лариса. Красивая женщина должна себя щадить, – многозначительно добавил он.

– У меня нет возможности щадить себя. Чтобы зарабатывать деньги, надо быстро поворачиваться.

Павлову показалось, что она сказала это раздраженно и сухо. И вообще сегодня Лариса была другая, чем-то недовольная, все время озабоченно поглядывала на часы. Кажется, только и ждет, когда можно будет вскочить и уйти. Но Александр Евгеньевич так легко завоеванные позиции не сдавал. Он слишком хорошо помнил, какая она была всего два дня назад, в субботу. Нет, в таком настроении он ее не отпустит.

– Что с вами, Лариса? – мягко спросил он. – Чем вы расстроены?

Она уклонилась от ответа, сделав вид, что не слышит.

– Прочитайте, пожалуйста, текст, Александр Евгеньевич. Если вас устраивает, будем ставить в номер через две недели.

– А если меня что-то не устраивает? Вы будете переделывать и опять придете ко мне? Или бросите эту затею?

Она молча курила, всем своим видом выдавая нетерпение. Павлов поднялся со своего места, подошел к приставному столику, за которым сидела Лариса, подвинул себе стул, сел рядом с ней. Ласково взял ее за руку, тихо заговорил:

– Лариса, вы должны понять, я не хочу, чтобы наша сегодняшняя встреча оказалась последней. Но от моего желания мало что зависит, решение принимаете вы. И если ваше решение будет таково, что мы больше не увидимся, я не могу допустить, чтобы расстались мы вот так – сухо, по-деловому, взаимно недовольные. Согласитесь, у нас нет повода сердиться друг на друга.

Не отнимая руки, Лариса подняла на него темные глаза и горько усмехнулась:

– Я бы хотела, чтобы вы были правы. Но, к сожалению, это не так.

– Что именно не так?

– Решение принимаю не я. Мне его навязывают и ставят в такие условия, что отказаться я не могу.

Павлов понял, что она вот-вот расскажет, поделится с ним своими неприятностями, а там, глядишь, и разговор станет более задушевным, и Лариса смягчится. Он быстро прикинул, что лучше: остаться сидеть, держа ее за руку, или предложить кофе. Он осторожно поднес ее пальцы к губам, поцеловал.

– Давайте-ка я сделаю вам кофе, а вы мне расскажете, как можно поставить вас в такие условия, чтобы вы не могли отказаться. Может быть, я смогу этому научиться, – лукаво улыбнулся он.