Стекловата
Шрифт:
— Нормально, — ответила барменша и пошла в другой конец барной стойки, где поставила кружку.
Но обратно она не вернулась. И Павел не понял.
Он ошалело посмотрел на неё, спокойно и как ни в чём не бывало беседующую с Юлией, официанткой.
Павел впал в ступор. Ситуация совершенно нетипичная и он сразу же начал пытаться найти ей объяснение.
Но Маргарита вновь направилась к нему и он чуть не издал вздох облегчения. Только вот она прошла мимо, видимо, чтобы обслужить севшего за стойку клиента. Павел повернулся на стуле и обнаружил,
— Маргарита… — подал он голос.
— Да? — повернула она к нему равнодушный взгляд.
— Что происходит? — спросил крепко ошалевший от происходящего Бродский.
— А что происходит? — недоуменно искривила она левую бровь.
— Ты меня игноришь? — напрямую спросил Павел.
— А что ты ожидаешь? — спросила Маргарита.
Этот вопрос вновь погрузил его в полноценный ступор.
«А что я ожидаю?» — спросил себя Павел.
— М-м-м? — протянула барменша вопросительно.
В голове Павла начали стремительно прокручиваться воспоминания — как он держал её за талию и входил в неё, как они лежали после бурного окончания, потные и довольные…
— Ничего… — сумел выдавить он из себя и слез со стула, после чего почти что убежал в каморку кальянщиков.
Там он, сдерживая слёзы, подскочил к раковине и начал полоскать водой покрасневшее лицо.
— Всё путём, Пашкевич? — спросил Тимур, сооружавший «мантоварку».
— Да… — просипел Бродский.
— Судя по звуку, что-то не так, — вздохнул Кузьмин. — Давай, выкладывай. Уши ты уже нашёл.
— Не хочу говорить… — мотнул головой Павел.
— Чё ты как ломанушка ебаная? — спросил Тимур и положил ему руку на плечо. — Ты же мой кент — если что, поддержу, с двух сторон прикрою.
Павлу очень не хотелось бы изливать сейчас душу, потому что он чувствовал очень сильную обиду, но понимал, что обижаться не на что. Она ему ничего не должна и не обещала, но обида от этого понимания нисколько не уменьшалась.
Тем не менее, слова Тимура несли в себе поддержку, которая, несмотря на общее состояние эмоционального надрыва, были приятны Павлу.
— Пойдём, перекурим, — позвал его Кузьмин.
Они вышли на улицу со служебного входа.
— Ну, рассказывай, Пашкевич, — подкурил Тимур две сигареты и передал одну из них Павлу.
— Я… — начал тот, но сразу же нервно затянулся дрожащей сигаретой. — Я подошёл, а она…
Павел жалобно всхлипнул.
— Дай угадаю… — произнёс Тимур, понявший, что это законченная реплика. — Вчера у вас было горячее порево, а сегодня она тебя динамит так, будто вы вообще впервые видитесь?
— Да… — ответил Павел и снова всхлипнул.
— М-хм… — задумчиво хмыкнул Тимур и не менее задумчиво затянулся сигаретой. — М-хм…
А Бродский в этот момент испытывал пиковую фазу жалости к себе.
— Кажется, я понял, — произнёс вдруг Кузьмин. — Маргарита — это, всё-таки, Чёрная вдова, но наоборот.
— Что?.. — не понял его Павел и утёр выступившие из носа жидкие сопли.
— Короче, — Тимур затянулся и быстро выдохнул дым. — Я думал,
что она из тех, кто планирует по-быстрому выскочить замуж за молодого паренька, чтобы упаковаться в материальном плане. Но тут другое.— Да что другое?! — вдруг разозлился Павел.
— Полегче, паря! — поднял руки Тимур. — Я пытаюсь помочь тебе разобраться!
Бродский сразу же смутился и почувствовал вину.
— Извини… — произнёс он и вновь утёр новую порцию соплей.
— Да ладно, забей, я всё понимаю, — махнул рукой Тимур. — Короче… Ну, короче… Другое — то, что ей эти отношения нахуй не нужны. Ей нужно свежее нетронутое мяско. Ты, например, да…
— Типа, потрахаться на разок? — нахмурился Павел, который от своих слов вновь почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы.
— Ну, да, — кивнул Кузьмин, бросая окурок в чёрную урну с надетым на неё пакетом. — Я думаю… Я думаю, что Марго целочница.
— Что? — не понял его Павел.
— Ну, «цветочки» срывает, — пояснил Тимур.
— Блядь, нормально скажи… — попросил Павел.
— Лишает девственности невинных мальчиков, — более подробно прояснил Кузьмин. — Идея в том, что она получает чистые и неподдельные эмоции от первого секса таких как ты. Ну, девственников.
— И что, получается, меня заюзали? — ощущая ком в горле, спросил Бродский.
— Ну, не то чтобы… — произнёс Тимур.
— Нет, меня заюзали! — испытал вспышку гнева Павел.
— Ладно, да, тебя заюзали, — признал Кузьмин. — Других вариантов, наверное, нет.
— Но зачем?! — воскликнул Бродский. — И зачем теперь игнорить меня?!
— Успокойся, — попросил его Тимур. — Ты сам чего хочешь? Ты её чпокнул, чего ещё хотеть?
Павел ничего не ответил, он ощущал нарастающую боль в груди.
— Баб в мире дохуя, половина планеты Земля — нахуя страдать по одной? — поднял указательный палец Тимур. — Не плачь, когда уходит, радуйся, что было…
— Бля, ты заебал, ха-ха… — хохотнул Павел. — Цитаты с пацанских пабликов? Рили?
— Пока одна уходит, другая уже ждёт, когда ты освободишься… — менторским тоном изрёк Тимур, но потом не выдержал. — Пха-ха-ха!
— Ха-ха-ха! — рассмеялся Павел.
— А, вот ещё одна выходит! — отсмеявшись, произнёс Кузьмин. — Пацан не рыдает по той, которая не смогла ценить его силу…
— Бля… — прикрыл лицо рукой Павел. — Испанский стыд…
— Легче стало? — усмехнулся Тимур.
— Ага… — кивнул Павел.
— Сила пацанских цитат! — вновь менторским тоном произнёс Кузьмин. — Братское плечо не даст упасть…
— Ой, бля, хватит, — попросил Павел.
— Ладно-ладно, мазя, — махнул рукой Тимур.
— Но почему она тогда динамит меня сейчас? — уже более спокойно спросил Павел.
— Да тут всё просто, — вздохнул Кузьмин. — Самые острые эмоции от тебя она уже получила. Это был апогей. А если вершина уже достигнута, то что? Дальше только вниз. А нахуй ей это надо?
— Тоже верно, — вынужден был согласиться Бродский. — Но почему сразу резко обрывать?