Стеклянная клетка. Автоматизация и мы

Десять лет спустя, на волне великого спада 2008 года, эти тревоги вернулись и стали еще сильнее, чем прежде. В середине 2009 года американская экономика, судорожно оправившись от коллапса, снова начала расти. Увеличились доходы корпораций. Капитальные вложения достигли уровня, предшествовавшего спаду. Взлетели курсы акций на фондовых рынках. Конечно, компании всегда выжидали какое-то время, убеждаясь в надежности благоприятных перемен, прежде чем приступать к найму работников, но на этот раз число рабочих мест практически не возросло, и уровень безработицы остается весьма высоким. В поисках объяснений и виновных люди по-прежнему с подозрением смотрят на трудосберегающие технологии.

В конце 2011 года двое уважаемых ученых из Массачусетского технологического института (Massachusetts Institute of Technology, MIT), Эрик Брюньёлфссон и Эндрю Макафи, опубликовали небольшую электронную книгу «Race Against The Machine» («Поход против машин»). В ней они пытались донести до экономистов и политиков, что современные технологии существенно сокращают потребности предприятий в новых работниках. За «эмпирическим фактом», согласно которому машины будто бы способствуют созданию рабочих мест, столетиями скрывалась «грязная тайна». Авторы пишут: «Не существует такого экономического закона, который бы гласил, что все, или даже большая часть населения, выигрывают от технологического прогресса». Брюньёлфссона и Макафи ни в коем случае нельзя назвать технофобами. Они верят в способности компьютеров и роботов поднять на небывалую высоту производительность труда и улучшить в отдаленной перспективе человеческую жизнь, но тем не менее считают, что технологическая безработица реальна и она проникает во все поры общества. Ситуация продолжает ухудшаться. «Человечество, – предупреждают авторы, – проигрывает схватку с машинами» [24].

Эта электронная книжка стала горящей спичкой, брошенной в стог сухого сена. Вспыхнула ожесточенная дискуссия между экономистами, которая вскоре привлекла внимание журналистов. Термин «технологическая безработица», вышедший из употребления после Великой депрессии, снова овладел умами. В начале 2013 года американская новостная телевизионная программа «60 минут» ввела рубрику «Парад машин», в которой обсуждалось, как предприниматели используют новые технологии вместо людей на складах, в больницах, адвокатских конторах и на промышленных предприятиях. Корреспондент Стив Крофт с горечью говорил о высокотехнологичной индустрии, добившейся высочайшей производительности и укрепившей американскую экономику, но мало сделавшей для увеличения занятости [25]. Вскоре после того, как программа прозвучала в эфире, группа корреспондентов Associated Press опубликовала доклад о высоком уровне безработицы. Вот их мрачный вывод: «Высокие технологии ликвидируют рабочие места». Напомнив, что писатели-фантасты давно предупреждали о будущем, когда мы сами выроем себе могилу, выпустив на волю джинна машин, авторы заявляют, что это будущее уже наступило [26]. Журналисты процитировали одного аналитика, предсказавшего, что к концу столетия уровень безработицы достигнет 75 % [27].

От этих предостережений легко отмахнуться. Их трагический тон напоминает о пророчествах, которые мы время от времени слышим начиная с XVIII века. Как только начинается очередной экономический спад, из его пропасти выползает призрак чудовища Франкенштейна, пожирающего рабочие места. Потом, когда ситуация выправляется, маховик делает оборот, трудности остаются позади и возникают новые возможности дать населению работу. Призрак вместе со страхами исчезает в своей пещере. Но на этот раз экономика ведет себя не совсем обычно. Накапливается все больше и больше данных о том, что изменилась сама подоплека происходящих событий. Вместе с Брюньёлфссоном и Макафи некоторые ведущие экономисты начали подвергать сомнению излюбленный тезис, что обусловленное высокими технологиями увеличение производства принесет с собой рабочие места и повышение заработной платы. Они подчеркивают, что за последнее десятилетие производительность труда в США росла быстрее, чем за предыдущие 30 лет, прибыли корпораций достигают уровня, невиданного за полстолетия. При этом резко возросли вложения компаний в приобретение нового оборудования. Такое сочетание должно было, по мнению экономистов, вызвать небывалый рост занятости. Тем не менее общее число вакансий в стране практически не сдвинулось с места. «Экономический рост и занятость идут в развитых странах расходящимися путями, – утверждает нобелевский лауреат по экономике Майкл Спенс. – Виной этому стала технология. Замена рутинного физического труда машинным остается мощным, долговременным и усиливающимся трендом в производстве и снабжении, в то время как компьютерные сети вытесняют людей из процессов обработки информации» [28].

Некоторые непомерные траты на роботов и другие средства автоматизации, произведенные в последние годы, могут быть отражением временных экономических условий, в частности – непрекращающихся попыток политиков и ведущих банков любой ценой стимулировать экономический рост. Низкие процентные ставки и налоговые послабления на капитальные вложения побуждают компании покупать трудосберегающее оборудование и программное обеспечение [29]. Но есть и более глубокие причины. Алан Крюгер, экономист из Принстонского университета, бывший председателем комитета экономических советников президента Обамы с 2011 по 2013 год, указал на то, что даже до наступления спада экономика США была неспособна создавать достаточное количество рабочих мест; скорость их сокращения в производственной сфере достигла угрожающего уровня [30]. С тех пор картина стала еще более пессимистичной. Можно, конечно, утешить себя тем, что вакансии в производстве не исчезают, а просто перемещаются в страны с более низкой заработной платой. Но это не так. Общее число рабочих мест в производстве (в мировом масштабе) снижалось годами, даже в промышленной мастерской мира – Китае, а объем товаров, выпущенных за тот же период резко возрос [31]. Машины вытесняют фабричных и заводских рабочих быстрее, чем экономика успевает создавать новые рабочие места. По мере того как промышленные роботы будут становиться более дешевыми и умелыми, разрыв между числом ликвидированных и созданных рабочих мест будет лишь увеличиваться. Даже то, что такие компании, как General Electric и Apple, начинают возвращать на родину производственные мощности, едва ли сможет подсластить эту горькую пилюлю. Одна из причин возвращения – это возможность обойтись на производстве без людей. «В наше время в заводских цехах почти не видно рабочих, потому что большую часть задач выполняют управляемые компьютерами машины», – пишет экономист, профессор Тайлер Коуэн [32]. Компаниям не приходится беспокоиться по поводу стоимости человеческого труда, если у них нет сотрудников.

Производство как процесс деятельности машин – феномен, возникший в самое недавнее время. Если взять период в два с половиной столетия, то это произошло буквально несколько секунд назад. Возможно, не стоит делать скоропалительных выводов о связи между технологией и занятостью на основании столь короткого промежутка времени. Логика капитализма в сочетании с историей научного и технического прогресса ведет к окончательному вытеснению человеческого труда из процесса производства. Машины, в отличие от рабочих, не требуют доли в капиталистической прибыли, они не болеют, не ходят в оплачиваемый отпуск и не добиваются повышения зарплаты. Для капитализма люди – это проблема, которую способен решить научно-технический прогресс. Поэтому страх перед технологиями, уничтожающими занятость, ни в коем случае нельзя назвать иррациональным. «В очень отдаленной перспективе автоматизация неизбежно приведет к тотальной безработице, – утверждает специалист по истории экономики Роберт Скидельский. – Рано или поздно мы все лишимся работы» [33].

Насколько же далека такая перспектива? Этого мы не знаем, но Скидельский утверждает, что некоторые страны уже приближаются к роковой черте [34]. В ближайшем будущем влияние современных технологий проявится скорее в ином распределении рабочих мест, нежели в изменениях показателей общей занятости. Механизация эпохи промышленной революции уничтожила множество достойных профессий, но зато привела к появлению новых категорий работников среднего класса. По мере освоения новых, более обширных и отдаленных рынков компании стали нанимать множество инспекторов и бухгалтеров, конструкторов и продавцов. Возросла потребность в учителях, врачах, юристах, руководителях и других профессионалах. Рынок труда отличается динамичностью, он изменяется в зависимости от технологических и социальных трендов. Однако нет никаких гарантий того, что эти изменения всегда благоприятны для граждан или приводят к увеличению численности среднего класса. Компьютеры, оснащенные передовыми программами, могут брать на себя часть работы белых воротничков, и, следовательно, многим профессионалам приходится переходить на низкооплачиваемую работу или на неполную рабочую неделю.

Следствием недавнего экономического спада стало сокращение сотрудников в высокооплачиваемых профессиях, а три четверти созданных рабочих мест приходятся на низкооплачиваемый сектор рынка труда. Изучив причины весьма сомнительного роста занятости в США с 2000 года, экономист из Массачусетского технологического института Дэвид Отор пришел к выводу о том, что информационные технологии на самом деле изменили распределение профессиональной занятости, создав еще больший разрыв в доходах и благосостоянии между разными слоями населения. Было создано множество рабочих мест на предприятиях общественного питания и в финансовой сфере, но резко сократилось их число со средней заработной платой [35]. По мере того как компьютерные технологии будут подчинять себе все новые отрасли экономики, мы увидим усиление этой тенденции – вымывания среднего класса и снижения занятости даже среди высокооплачиваемых профессионалов. «Умные машины могут невероятно повысить ВВП, – отмечает лауреат Нобелевской премии по экономике 2008 года, Пол Кругман, – но они же резко снизят потребность в людях, включая и высокообразованных специалистов. Мы станем свидетелями возникновения богатеющего общества, в котором, однако, все богатства будут принадлежать тем, кто владеет роботами» [36].

На самом деле не все так страшно и ужасно. Оживление американской экономики в конце 2013-го и начале 2014 года привело к увеличению занятости в некоторых отраслях, включая строительство и здравоохранение. Кроме того, наблюдалось увеличение числа вакансий в высокооплачиваемых профессиях. Потребность в рабочих остается привязанной к стадиям экономического цикла, хотя и не столь сильно, как в прошлом. Внедрение компьютеров и передового программного обеспечения привело к созданию весьма привлекательных рабочих мест, а также открыло новые возможности для предпринимателей. По историческим меркам, однако, численность работников, занятых в компьютерной отрасли и смежных областях, остается весьма скромной. Мы все не можем стать программистами или конструкторами роботов, переехать в Кремниевую долину и получать сумасшедшие деньги, разрабатывая модные приложения для смартфонов. [8] При стагнации уровня средних доходов и головокружительном росте доходов корпораций становится ясно, что приз процветания достается единицам избранных счастливцев. Уверения Джона Кеннеди в таком контексте воспринимаются с большим сомнением.

8

Уже неоднократно писали о том, что интернет открыл для многих людей новые возможности зарабатывать деньги, опираясь исключительно на собственную инициативу и не делая больших капитальных вложений. Можно продавать подержанные вещи через eBay или свои поделки через Etsy. Можно сдать скромную квартирку через Airbnb или сделать свой автомобиль машиной такси через Lyft. Случайную работу можно найти через сеть TaskRabbit. Действительно, с помощью интернета можно довольно легко заработать на скромную жизнь, но очень немногие интернет-предприниматели в своих доходах дотягивают до уровня среднего класса. Реальные деньги уходят в компании, создающие программное обеспечение и владеющие онлайновыми информационными центрами, связывающими покупателей и продавцов или арендодателей с арендаторами. Эти информационные центры автоматизированы и поэтому требуют очень немногочисленного персонала. – Прим. авт.

Но почему наше время отличается от совсем недавнего прошлого? Какая причина нарушила старую связь между новыми технологиями и новыми рабочими местами? Чтобы ответить на этот вопрос, мы вернемся к карикатуре Лесли Иллингворт и внимательно присмотримся к роботу по имени Автоматизация.

Слово автоматизация проникло в наш язык сравнительно недавно. Впервые оно было произнесено в 1946 году, когда инженерам заводов Форда потребовалось как-то назвать установки новых машин на сборочные конвейеры. «Нам нужно больше автоматов, – сказал на одном из совещаний вице-президент компании. – Больше того, что можно назвать “автоматизацией”» [37]. Заводы Форда были уже тогда оснащены совершенно фантастическими машинами, позволившими механизировать большую часть операций. Тем не менее немалую роль в производстве играли рабочие, так как детали и собранные узлы перекладывали из одного автомата в другой вручную. Окончательная скорость сборки зависела от человеческой сноровки. В 1946 году этому пришел конец. Машины начали управлять подвозом материалов и их использованием на сборочной линии. Весь процесс сборки стал механизированным. Это изменение оказалось решающим. Контроль над сложными технологическими процессами перешел от рабочего к машине.

Слово прижилось быстро. Два года спустя, в статье о механизации на заводах Форда, сотрудник журнала American Machinist определил автоматизацию как «искусство применения механических приспособлений для выполнения рабочих операций… в определенной временно2й последовательности включения соответствующего оборудования таким образом, чтобы вся сборочная линия подчинялась нажатию кнопки на пункте управления» [38]. По мере того как автоматизация стала проникать и в другие отрасли промышленности и превратилась в культурную метафору, ее определение стало более расплывчатым. Профессор Гарвардского университета (Harvard University) предложил весьма прагматичное определение: «Автоматизация – это всего лишь нечто значительно более автоматизированное, чем то, что существовало раньше на данном заводе, фабрике, в отрасли или учреждении» [39]. Автоматизация – это не предмет, не техника, не частная усовершенствованная рабочая операция, а сила проявления прогресса.