Стеклянные дети

Домашние дела всегда для женщины найдутся. Инга любила свой дом, любила наводить блеск, поддерживать чистоту. Уютная трехкомнатная квартира за долгие годы проживания здесь не превратилась в склад вещей. Хотя могла бы. С их-то любовью к путешествиям, постоянным копаниям на блошиных рынках. Инга умела создавать уют при минимальном количестве предметов.

Квартира Инги – ее капитал, ее радость и предмет зависти многих друзей и недругов. Шутка ли, Брюсов переулок. Когда она выходила из вагона метро на центральной станции, попутчики бросали деловито: «На переход?» – «Нет, я тут живу». – «А что, здесь можно жить?» – «Ну вот я же живу!» И тут же следовал недоуменный взгляд, и поджатые губы говорили о том, что она переходила в какую-то другую категорию, ее отсекали от обычных людей, выделяли, и это неприятно ранило.

Квартира досталась ей от бабушки, коренной москвички. Бабушка вышла замуж в московскую коммуналку. Семья мужа занимала в квартире просторную комнату с двумя окнами. Уже тогда комнату делили красивой шторой на два угла. Молодая девушка сразу же прижилась в большой и дружной семье. В одной комнате мирно уживались три поколения Соколовых: родители жениха, его дедушка с бабушкой, железная кровать которых стояла за огромным двустворчатым шкафом, и сам жених. Тут родился и маленький Миша – папа Инги. Как любила рассказывать бабуля, жили дружно, ее не обижали, Мишу боготворили. Сосед был всего один – Лешка-пьяница, больной туберкулезом. Когда его выслали за 101-й километр, семье досталась вся квартира.

Дом с историей, как, собственно, и весь Брюсов переулок. Но этот – совершенно особенный. Именно в этом доме жила Галина Бениславская, одна из возлюбленных Есенина. Бабуля гордилась и домом, и своей принадлежностью к московской истории, а уж Есенина считала чуть ли не родственником. Историю его любви с Бениславской знала назубок, Инге порой казалось, что бабуля уже не помнит, что было в действительности, а что прочитано в книгах, но какая разница? История для того и существует, чтобы ее переиначивать, а в данном случае немного романтизировать и приукрашивать.

Впервые Бениславская увидела Есенина 19 сентября 1920 года на вечере в Политехническом музее, на котором поэт читал свои стихи:

Плюйся, ветер, охапками листьев, —Я такой же, как ты, хулиган.

Любовь вспыхнула мгновенно, и какое- то время Есенин даже жил у Бениславской в многолюдной коммуналке в Брюсовом переулке. Она активно занималась его литературными делами: вела переговоры с редакциями, заключала с ними договоры на издания. А Есенин оставался Есениным: влюбчивым, безалаберным; он то уходил, то возвращался. Сначала к Айседоре Дункан, затем к Софье Толстой. Кто теперь ответит на вопрос: любил ли он Галину Бениславскую? Может, да, а может, и нет. Но одно доподлинно известно: сама Бениславская не могла жить без «своего солнца». И спустя 11 месяцев после гибели Есенина застрелилась на его могиле, оставив записку: «В этой могиле для меня все самое дорогое…»

Въехав в квартиру в Брюсовом, Инга сначала испытывала чувство вины. Как будто она вытеснила бабулю из жизни, заняла ее место. При этом, если уж начистоту, она не очень любила мать своего отца, отношения у них были напряженные, бабуля обвиняла Ингину мать в раннем уходе отца из жизни. И слушать ничего не желала ни про тяжелый характер сына, ни про его сильное пристрастие к алкогольным напиткам. При жизни отца они общались мало, и то, что бабушка завещала квартиру ей, стало и для Инги, и для Ксении Рудольфовны абсолютной неожиданностью.

Инга не сразу решилась на ремонт, словно боялась прикоснуться к истории дома, к месту. И только после появления в ее жизни Глеба они потихоньку квартиру перепланировали и отремонтировали. Из большой комнаты сделали две: спальню и кабинет (понятное дело, впоследствии он должен был стать детской), из бывшей кладовки в коридоре получились приличная гардеробная и примыкающий к ней гостевой туалет. Глубокие стенные шкафы послужили основой для библиотеки. И как итог: просторные комнаты, минимум шкафов, высокие потолки, распашные двери и все окна – в тихий московский дворик. Можно сказать – в кирпичный колодец, а можно – в тенистый и спокойный московский сад, где сирень и липа расточали свой неповторимый аромат. Инга всегда удивлялась, начиная убирать квартиру – вот ведь самый центр, а пыли нет.

Сначала ей хотелось в интерьере больше Прованса, любовь к Франции и всему французскому проявлялась даже при выборе обоев. Но потом все же она склонилась к стилю городской неоклассики. Из элементов французского стиля оставался паркет елочкой. Глеб пытался склонить жену к полной замене пола на модные доски, но Инга стояла на своем. Паркет с его щелями и выбоинами был ей дорог как память. Да и нечто французское в этом тоже сквозило. Во всех любимых французских кинолентах полы именно такие. И двери! Высокие, до потолка. Двери были отреставрированы старые.

Есть люди, которые любят переезжать с места на место. Инга, напротив, была человеком привычек. Она сильно привязывалась к месту. Быть бы ей кошкой, родись она животным: место для нее всегда было важнее окружения. И это место ей не хотелось переделывать раз за разом. И значит, сделанное должно устраивать многие годы. Выходит, неоклассика: универсальное сочетание респектабельности, благородства, возвышенной утонченности и прагматичности с классическими традициями на современный лад. Тут можно проявить гибкость, но основная линия всегда остается четкой.

Как оставить вот это ровное настроение, не сбиться с него? Это нелегко, женщина знала об этом и тем не менее старалась дышать поглубже и сохранять позитивный настрой. Хорошо тем, кто занимается йогой. Инга пыталась время от времени, но ей не хватало терпения. Упражнение, которое ей давалось труднее всего, – это убрать всякие мысли из головы и ни о чем не думать. Как же: не думать? Вот она уже думает о том, что ничего не думает. Сегодня она как никогда старалась расслабиться и выкинуть все мысли из головы.

Инга запустила стиральную машину и решила еще снять с окон шторы. Пришло время химчистки. Еще раз порадовалась, что у них нет тюлевых занавесок. Это прихоть Глеба, ему мешали занавешенные окна, и она в какой-то момент с ним согласилась, пусть будет так. Зато ничего не мешает виду из окон, больше простора. Шум листвы, дворник шуршит метлой, жизнь идет своим чередом. Просто жизнь. Размеренная и будничная.

Женщина достала стремянку из кладовки и аккуратно забралась на самый верх. Нужно быть осторожной. Впереди есть цель, наконец-то опять есть цель. Она не хотела думать о том, что ее ждет, она не строила планов и старалась ни на что особо не надеяться. Столько уже этих планов было выстроено, и столько пустых ожиданий пережито. Она не позволит себе впадать в депрессию, устраивать истерики, она просто отнесется к этой попытке как к очередному проекту, который нужно выполнить. Потратить на это деньги, силы, время. Это нормально. Влезаешь в какое-нибудь дело и сразу перестаешь спать ночами, нервничаешь, планируешь. Не знаешь, с какой стороны подойти. Сколько ресурсов на все это потребуется. Так и здесь. Что, собственно, нового? Она обязательно еще раз все пройдет, все выдержит, а в конце… Нет, невозможно не думать, невозможно не надеяться.

Инга поняла, что со шторами сегодня ничего не выйдет, слезы начали застилать глаза. Она постаралась как можно аккуратнее спуститься, дрожащими руками хватаясь за тяжелые портьерные ткани на ярких чехлах, села на пол и заревела белугой. Это не просто проект. Это – вся ее жизнь, именно то, ради чего стоит жить. То, о чем она запретила себе думать.

Она тогда решилась на ЭКО. Толчком послужил тот самый южный роман, прямо-таки настойчивые рекомендации доктора. И как результат – несколько неудач. Если быть точной, три. Особенно тяжелой была последняя.