Стеклянный меч

– Это я ее убедила.

Отчасти мне хочется, чтобы мой голос дрожал – пусть этот человек думает, будто я его боюсь. Но я повидала кое-что похуже, чем какой-то солдафон с кровавым глазом и скверным характером. Похуже и пострашнее.

Я осторожно отталкиваю Килорна и двигаюсь ближе.

– Это я была за Мэйвена и его план. Если бы не я, ваши люди остались бы в живых. Их кровь на моих руках.

К моему удивлению, полковник лишь посмеивается.

– Мир не вращается вокруг тебя, Мэра Бэрроу. Солнце не садится и не встает по твоей команде.

«Я имела в виду другое». Но даже мысленно эти слова звучат глупо.

– Не бери на себя чужие ошибки, – продолжает он и вновь поворачивается к Фарли. – Командовать ты больше не будешь, Диана. Хочешь возразить?

На одно короткое, ослепительное мгновение кажется, что она возразит. Но тут же Фарли опускает голову, уходя в себя.

– Нет, сэр.

– Лучшее решение, принятое тобой за последние несколько недель, – отрывисто произносит полковник и разворачивается, чтобы уйти.

Но Фарли еще не побеждена. Она вновь поднимает глаза.

– А как же моя миссия?

– Миссия? Какая миссия? – Полковник, кажется, скорее заинтригован, чем сердит. – Его здоровый глаз живо обращается на нее. – Мне не известно о каких-либо новых приказах.

Фарли переводит взгляд на меня, и я ощущаю странное родство. Даже потерпев крах, она еще продолжает сражаться.

– У мисс Бэрроу есть интересное предложение, которым я намерена заняться. Надеюсь, командование согласится.

Я почти улыбаюсь ей; это заявление, сделанное в лицо такому противнику, придает мне храбрости.

– Что за предложение? – спрашивает полковник, расправив плечи.

С близкого расстояния отчетливо видны кровавые завитки у него в глазу. Они медленно дрейфуют, как облака на ветру.

– Я получила список имен. Это Красные, как мой брат и я, родившиеся с мутацией, которая дала им… особые умения. – Я должна убедить его, должна. – Их можно разыскать, сберечь, обучить. Они Красные, но такие же сильные, как Серебряные. Они способны сразиться с ними в открытом бою.

В моей груди клокочет рваное дыхание, которое дрожит при мысли о Мэйвене.

– Король знает про этот список, и он, несомненно, убьет всех, если мы не найдем их первыми. Он не оставит в живых столь мощное оружие.

Полковник несколько секунд молчит. Он размышляет, двигая челюстью. И теребит пальцами тонкую цепочку, которая уходит под воротник. Я мельком замечаю золотые звенья у него между пальцев. Это дорогая вещь, которой не бывает у солдат. Интересно, у кого он ее украл.

– И кто дал тебе этот список? – наконец спрашивает полковник ровным голосом, который трудно разгадать. Для солдафона он удивительно ловко скрывает свои мысли.

– Джулиан Джейкос. – Слезы наворачиваются на глаза при этом имени, но я не позволю им скатиться.

– Серебряный, – с усмешкой произносит полковник.

– Он сочувствует нам, – немедленно возражаю я, ощетинившись. – Его арестовали за то, что он спас капитана Фарли, Килорна Уоррена и Энн Уолш. Он помогал Алой гвардии, он был заодно с нами. И возможно, из-за этого он погиб.

Полковник покачивается на каблуках, продолжая хмуриться.

– О, твой Джулиан жив.

– Жив? Он еще жив? – потрясенно переспрашиваю я. – Но Мэйвен сказал, что убьет его…

– Странно, не правда ли? Странно, что король Мэйвен оставил в живых изменника… – Полковник явно наслаждается моим удивлением. – Очевидно, Джулиан никогда и не был твоим союзником. Он всучил тебе список, чтобы ты передала его нам и чтобы Гвардия бросилась на бессмысленные поиски, которые приведут ее в очередную ловушку.

«Кто угодно может предать кого угодно». Но я отказываюсь считать Джулиана предателем. Я достаточно хорошо его понимаю – и знаю, кому он верен по-настоящему. Мне, Саре и всем, кто способен бросить вызов королеве, убившей его сестру.

– И даже если – ЕСЛИ – список верен и это имена других… – Полковник пытается подобрать слово, не особо стараясь быть деликатным. – …Существ вроде тебя, что тогда? Мы сумеем опередить лучших агентов короля, охотников, которые быстрее и сильнее нас? Мы попытаемся организовать массовый исход тех, кого сумеем спасти? Откроем школу уродов имени Бэрроу и потратим много лет, чтобы научить их драться? Мы перестанем думать обо всем остальном – о страданиях людей, о детях-солдатах, о казнях… ради них? – Он качает головой, так что на шее у него напрягаются толстые мышцы. – Война будет кончена, и наши тела успеют остыть, прежде чем мы хоть чего-то добьемся, согласившись на твое предложение.

Он смотрит на Фарли, накаляясь.

– То же самое скажут все члены командования, Диана, поэтому, если только ты не хочешь снова выставить себя дурой, советую помалкивать об этом.

Каждое его слово – как удар молота, который вбивает меня в землю. В чем-то он прав. Мэйвен действительно пошлет своих лучших людей, чтобы выследить и убить тех, чьи имена в списке. Он постарается держать дело в секрете, и это его замедлит, но не фатально. У нас, несомненно, имеются и другие задачи. Но если у какого-нибудь человека, похожего на меня и на Шейда, есть хоть один шанс, разве мы вправе ему отказать?

Я открываю рот, чтобы сказать это полковнику, но он вскидывает руку.

– Больше ничего не желаю слушать, мисс Бэрроу. И, прежде чем вы успеете свысока намекнуть, будто я пытаюсь вам помешать, вспомните свою присягу. Вы дали клятву служить Алой гвардии, а не личным мотивам.

Он обводит рукой комнату, полную раненых солдат. Все они пострадали, сражаясь за меня.

– А если их лиц недостаточно, чтобы вас угомонить, вспомните о своем друге и о том положении, в котором он здесь находится.

«Кэл».

– Вы не посмеете причинить ему вред.

Кровавый глаз полковника темнеет, делаясь багровым от ярости.

– Посмею – чтобы защитить своих людей.

Уголки его глаз приподнимаются. Это намек на улыбку.

– Как посмели и вы. Не ошибитесь, мисс Бэрроу. Пытаясь добиться своего, вы уже навредили многим, и в первую очередь принцу.

На мгновение кажется, что кровь застилает мои собственные глаза. Все, что я вижу, – красная пелена бешенства. Искры вспыхивают на кончиках пальцев, танцуют под кожей, но я стискиваю кулаки и сдерживаюсь. Когда пелена пропадает, над головой мигают лампы – это единственное свидетельство моей ярости. Полковник ушел, предоставив нам кипеть в одиночестве.