Стена Зулькарнайна
Шрифт:
Сталин, решивший положить конец мировой революции, ликвидировать Коминтерн и вернуть СССР в мировую систему, инстинктивно прибег к опыту наиболее контрреволюционной из политических структур в истории.
Марксистская доктрина и русский космизм
Хрупкость политической системы Запада, основанной на римско-имперской традиции, подтвердилась в конце XVIII века и на протяжении всего революционного XIX века, полностью посвященного социальным бурям. Социалистическая традиция насчитывает около 2,5 тысячелетий, поскольку наиболее авторитетные исследователи возводят ее к Платону. В Платоне же следует искать и корни “космизма”, который подспудно проходит через всю историю западной философии. “Космистское” мировоззрение в определенной мере можно назвать левым платонизмом; оно присутствует в интеллектуальных исканиях средневековой и возрожденческой Европы как оппозиция догматическому католицизму. Наиболее яркими вспышками радикального космизма были выступления Бруно, Бэкона, Мора и Кампанеллы. К XVIII веку космизм утрачивает мощное неоплатоническое вдохновение и вырождается у французских утопических социалистов в доморощенную теософию, замешанную на спиритизме. От них космистская эстафета переходит в Россию. На самом деле
Возможно, основная вина за это лежит на самом учении. И Маркс, и, разумеется, его последователи изо всех сил настаивали на том, что их доктрина представляет собой сугубый материализм, основана на научном методе, бескомпромиссно противостоит “фидеизму и поповщине”. Все тем не менее далеко не так просто. “Материализм” Маркса несет в себе фундаментальную гностическую традицию. Мессианизм этой доктрины давно стал общим местом у всех ее исследователей. Однако не многие современники I Интернационала отдавали себе отчет в том, что эта ориентация на провиденциальный смысл истории позволяет вновь открыть дорогу религиозному измерению в борьбе за социальную справедливость, вернуться на глубоком уровне к пафосу зелотов, пафосу антицерковных революционных войн позднего средневековья. Стержнем марксизма оказывается историософская мистика времени с его внутренней телеологической заданностью. Именно время есть сфера проявления Провидения. Исторический материализм, в особенности после того, как попал на российскую предбольшевистскую почву, стал инструментом освобождения скрытого религиозного зерна, на самом деле всегда заключающегося в революционной энергетике, от контроля со стороны корпоративного клерикализма. Иначе можно сказать, что через опыт действенного прикладного марксизма шла подготовка к тому, чтобы в некий грядущий момент освободить суть монотеистической доктрины от духовного и организационного диктата “фарисеев и книжников”. Исторический материализм здесь превращается в некий оперативный гнозис, связанный с провиденциальный мистерией Вечной революции. Говоря это, мы не забываем, что форма, в которой был изложен марксизм, не свободна от очень серьезных просчетов, приведших в конечном счете к дискредитации всего проекта.
Культ “Матери-земли” в форме геополитики
Что бы ни излагала в качестве объяснения самой себя та или иная революционная доктрина, на что бы ни ссылалась в качестве резона для своего существования (экономическая целесообразность, счастье простых людей и т.п.), в действительности революция всегда обращается к альтернативе всему существующему. Это значит, что острие революционного отрицания всегда обращено против пассивной стороны бытия во всех ее проявлениях. Революция отрицает косность, инерцию и, самое главное, воспроизведение одного и того же, “вечное возвращение”. Дух революции замешан на беспрецедентности. Именно поэтому он всегда интернационален, абстрактен и на взгляд тех, кто привержен “пьянящим запахам земли”, — стерилен. Заметим, кстати, что понятие “консервативная революция”, запущенное на Западе новыми правыми и подхваченная у нас некоторыми национал-патриотами, содержит не больше логики, чем квадратный круг. Точнее, если расшифровать его политическое содержание, “консервативная революция” означает просто-напросто — “контрреволюция”, возвращение status quo после полного оборота круга. Контрреволюция любит наряжаться в одежды фольклорного консерватизма, апеллирует к самобытности. Но по-настоящему опасной и эффективной контрреволюция становится, когда добавляет ко всему этому квазиуниверсальный метод.
Именно такой характеристикой квазиуниверсальности обладает изобретенная в Европе геополитика (полвека тому назад мы бы с чувством добавили “буржуазная лженаука” и были бы правы, но сегодня другая стилистика). Геополитика является точно рассчитанной антитезой марксизму. Если в последнем сокровенный нерв — это мистика времени, суть геополитики — мистика пространства. Пространство с его неизменными характеристиками становится в этом мировоззрении главным фактором исторического процесса, который обречен воспроизводить одну и ту же матрицу. Ведь остров во все обозримые тысячелетия человеческой истории останется островом, горы — горами и т.д. Таким образом, ни одна страна и никакое сообщество людей не могут уйти от географического рока, от проигрывания перед лицом вечности сюжета, запечатленного в геофизических обстоятельствах своего существования. Трудно придумать концепцию более “а-пассионарную”, более враждебную мессианскому вдохновению истинных делателей истории. Уже, кстати, по одному этому геополитика является русофобским идейным посылом, поскольку тайна России изначально заключается в глубоком духовном беспокойстве, во внутреннем брожении и неустройстве, чреватым взрывом. Благодаря этому Россия привносит во всемирный исторический процесс фактор неопределенности, сама становясь уникальной страной, способной выступить с неожиданной альтернативой планетарному status quo.
Логично, что после дискредитации марксизма и ликвидации политических последствий Октября 1917 геополитика должна была попытаться утвердить себя в качестве основы для новой “национальной идеи” России. Эпоха реформ знаменует окончательное торжество бюрократии чингизидского образца, впервые поднявшую голову в середине тридцатых, и ельцинизм оказывается логическим следствием сталинизма (как бы это ни казалось парадоксальным на взгляд идеологически дезориентированных нынешних “левых”). Геополитика, принятая в качестве мировоззренческого метода, открывает дорогу клерикальному реваншу, который всегда осуществляется через институт госбюрократии. В конечном счете, если отбросить рационалистическую шелуху, типичную для камуфлирующихся под современное сознание лженаук, у нас остается в сухом остатке культ почвы, базис для конструирования неоязыческого менталитета для средних и низших классов, которые тем самым получают надежный иммунитет к любым социально дестабилизирующим влияниям.
Национальная идея для XXI века?
Как мы говорили выше,
геополитика играет роль квазиуниверсального метода, который должен обязательно сочетаться с локальной конкретикой. В случае русской “национальной идеи”, заказанной Кремлем, геополитика входит составным элементом в некое новое постсоветское издание русского космизма. Вообще, типично, что оживляемые в эпоху реформ явления минувшей российской истории носят либо пародийный характер, либо же представляют собой, по сути, прямую противоположность своим историческим прототипам. Именно последний вариант характерен для современного русского космизма. В XIX веке он был унаследован русскими нонконформистами от левых интеллектуалов-утопистов XVIII столетия — Лессинга, Фурье, Сен-Симона, на которых к тому же еще наложились в какой-то мере Гегель и Шеллинг. Космистское мировоззрение являло фантастические вызывающе иррациональные черты, которые, однако, были подчинены своеобразной логике, основанной на весьма глубокой предпосылке. Мистика утопизма вся зиждется на идее преодоления второго начала термодинамики в масштабах Вселенной. Иными словами, это учение о торжестве человеческого состояния над принципом энтропии. Именно эта идея лежит в основе авраамического провиденциализма и в той или иной форме присутствует в эсхатологии как ветхозаветной традиции, так и христианства и ислама. Глобальная победа над энтропией есть стержень представления о божественной, т.е. истинной справедливости. Собственно говоря, тезис “последние будут первыми”, который в практически одинаковой формулировке присутствует и в Евангелии, и в Коране, прямо указывает на эту концептуальную подоплеку.Русский космизм сегодня полностью свободен от этого мистического измерения. Мифологизированный образ советской бюрократической империи трансформируется в представление о неком “русском космосе”, в котором центральной фигурой оказывается Юрий Гагарин, а основополагающей темой — ракетно-космическая эпопея. Поверхностно заимствованные мотивы Федорова и Циолковского увязываются в современном космизме с “государственничеством”, философией силы и прагматизма, которая местами прямо восходит к небезызвестному британскому министру иностранных дел XIX века (кстати, русофобу) Бенджамину Дизраэли (1804—1881). На нем следует остановиться особо. Этот выходец из итальянских сефардов исповедовал просионистские взгляды задолго до официального основоположника сионизма Теодора Герцля. Будучи членом правящей элиты (он получил титул графа Биконсфилда) Дизраэли считал британскую империю инструментом для реализации сионистского проекта, подготовив базу для сотрудничества между Великобританией и политически ангажированным еврейством в XX столетии. Именно Дизраэли, исповедующий зоологическую ненависть к исламскому миру, стал ключевым теоретиком британской колониальной политики,
Сегодняшние евразийцы, идущие на смычку с наиболее оголтелыми сионистами-исламофобами, на самом деле просто следуют традиции Дизраэли, одного из отцов-основателей геополитического “метода”.
Выводы
Геополитика, заменяющая сегодня у некоторых национал-патриотов марксистскую идею в качестве мировоззренческой базы, есть в действительности идеологический продукт, разработанный западными консервативными интеллектуалами как своего рода метафизическое обоснование империализма. Эта доктрина позволяет представить мировую империалистическую систему (сегодня более экономически и политически свирепую, чем во времена В.И. Ленина) как некий продукт неизменных геофизических условий существования рода человеческого, благодаря которым история обречена воспроизводить одни и те же модели.
В российских условиях геополитика становится совершенно обезоруживающим политически активные силы грубо материалистическим мировоззрением, которое обрекает российское государство на подчиненное положение в мировой системе.
Евразийская концепция, созданная в идеологических лабораториях ГПУ, есть не что иное, как воскрешение политической философии “панмонголизма” и чингизидства, способствующее установлению бюрократической тирании на территории России и соседствующих с ней стран.
Выход этих идей из глубокой маргинальности, в которой они пребывали в последние несколько десятилетий, на публику является результатом идеологической диверсии, за которой стоят организаторы проекта “Хазария”. Согласно этому проекту, Россия должна войти силовым компонентом в новый империалистический блок, который кроме нее включает Израиль и Западную Европу. За завесой антиглобалистской риторики управленческие круги мировой системы готовят альтернативу на случай крушения США как главного мирового жандарма.
В этой форме “национальная идея” России может соответствовать только тем особым задачам, которые так называемое “мировое сообщество” (эвфемизм для крипто-олигархической верхушки международного правящего класса) ставит перед нашей ослабленной, проигравшей “холодную войну” страной: быть жандармом Евразии, вести бесконечную пограничную войну против южных соседей, охранять военно-административными методами “великую сушу” от движений пассионарно-революционного порядка. Иными словами, современные евразийцы-геополитики оказываются исполнителями плана, исходящего с берегов ненавистной им Алантики.
Гейдар Джемаль. Судьба понятий // 2001. Лето
ИСЛАМСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РУССКИЙ ПАТРИОТИЗМ
Часть 1. Россия и ислам
Россия должна сохранить свою великую идею
В настоящее время Россия переживает то, что обычно происходит с любой державой, проигравшей войну, — гибнет промышленность, разрушается армия, распродаются национальные богатства. Однако самый страшный итог поражения в войне с Западом — не утрата материального ресурса, а разрушение духовного стержня нации. Россия, русское общество теряет великую историческую цель, перестает ощущать себя великой державой, отказывается от традиционных русских идеалов. В то же время “победители” России внушают ее жителям комплекс рабской зависимости от Запада, от “чечевичной похлебки” в виде траншей МВФ и кредитов, формируют потребительскую психологию. Самая серьезная проблема России не в том, что ухудшается качество питания и уровень жизни, а в том, что народ России теряет свою великую веру и великую идею. Без них существование российского государство невозможно, оно обречено на медленное умирание, на распад. Поэтому спасение России — в возвращении к такой форме существования, когда страна живет не ради самой себя, а ради исторической сверхзадачи, ради исполнения своей исторической миссии.