Стена
Шрифт:
— А-а!.. — завопил профессор Урбан. — Что вы говорите, что вы говорите, бог... Доктор, я тоже считаю, пределы науки, а-а...
На некоторое время они замерли, обнявшись, положив голову друг другу на грудь и обливаясь слезами восторга.
— Итак, — поднял голову доктор.
— Итак, — профессор Урбан снял руки с его плеч.
— Добудем поскорее верблюда.
— Так и сделаем.
— С помощью радиотелефона?
— Да, с помощью радиотелефона.
Они посмотрели друг на друга затуманенными от слез глазами и счастливо рассмеялись.
Профессор Урбан вынул из кармана портативный радиотелефон.
— Алло, государственный зоопарк? Алло, говорят из группы изучения растущей стены, алло, да, совершенно верно. Прошу вас немедленно прислать одного верблюда, да, одного, как можно быстрее, как можно быстрее, говорю, да, совершенно
И в ту же секунду кто-то постучал. Дверь отворилась, и просунулась морда верблюда. Он радостно заревел оттого, что его ждут с таким нетерпением.
— О-о, уже прибыл. Вот что значит радиотелефон, — сказал доктор.
— Ничего подобного, просто учуял во мне пустыню, — неожиданно выпалил он.
— Прекратите. Исследуемый обязан молчать, — сказал доктор.
— Голому вообще лучше не раскрывать рта на людях, — сказал профессор Урбан.
— Поспешим.
— Конечно.
— Прошу вас...
— Нет-нет, вы первый.
— В таком случае, разыграем.
— Согласен.
Переминаясь с ноги на ногу, они энергично восклицали:
— Ну и хитрец!
— Что это значит, Урбан-сан?!
— Вот это да, давайте еще раз!
— Ух ты!
— Что же это такое, доктор, вы просто поддались мне!
— Почему же? Потерпеть поражение — не такая уж радость!
— Что вы хотите этим сказать?
— Побежденный обязан с помощью лупы наблюдать за действиями победителя и по радиотелефону подробно докладывать обо всем научному обществу.
— Хм, это несправедливо. Я считаю, что такие обязанности должен выполнять победитель.
— Не надо скромничать. Я буду вполне удовлетворен, пребывая в арьергарде.
— Ничего подобного. Это я буду вполне удовлетворен, пребывая во втором эшелоне.
— Пусть же на вас снизойдет милость божья...
— Может быть, разыграете еще разок? — вмешался он, ему надоело слушать их препирательства.
— Не вмешивайтесь! — завопили они в один голос.
— Ну, доктор, победивший на этот раз...
— Поедет на верблюде.
— Согласен.
В конце концов на верблюда пришлось залезть профессору Урбану. Он сделал это с большим трудом, дрожа всем телом и проворчав недовольно:
— Надо бы жизнь застраховать.
— Чтобы верблюду легче было войти, вам следует лечь на пол.
Повинуясь доктору, он лег ничком на пол, а профессор Урбан вместе с верблюдом на глазах стали уменьшаться.
— Как это оказалось легко — совсем как предрекал бог. — Не успел доктор произнести это, как верблюд вошел в глаз исследуемого.
С помощью рефлектора и лупы доктор следил за происходящим и, поднеся к губам радиотелефон, вел репортаж о ходе экспедиции профессора Урбана:
— Выдающийся член нашей группы изучения растущей стены профессор Урбан, личность еще более замечательная, чем Тартарен [8] , восседая на спине двугорбого верблюда, сделал сейчас первый шаг на пути к краю света. Профессор Урбан, все больше удаляясь, движется вперед, в сторону растущей стены. Время от времени к нам поворачивается его бледное лицо... Нет, он бледен совсем не от страха. От напряжения, огромного напряжения. Ширина плеч триста микрон... Но они не кажутся узкими. Можно считать, что они относительно широкие. Вот профессор Урбан подъезжает к огромной реке. Это река слез в просторечии. Медицинский термин — слезная железа. Это река, отделяющая край света. О-о, половодье. Наводнение! «Эй, послушай, перестань плакать. — Простите, это не репортаж. Я обратился к исследуемому. — Я серьезно тебе говорю, и верблюд и профессор Урбан утонут. Я же сказал, плакать нельзя...» Ну вот, профессор Урбан — это уже репортаж — профессор Урбан мчится вперед, борясь с волнами. То вправо, то влево — отчаянная скачка... Да, кажется, ему удалось определить направление. Он скачет, снова скачет! Он нашел дорогу, нашел. Вот она, цель скачки профессора Урбана... А-а, понял. Судно, ковчег, на нем развевается флаг. Какая-то надпись... Так-так, Ноев ковчег! Кто-то стоит... Призрак. Но он стоит в ковчеге. Кто бы это мог быть? Ну конечно, призрак Ноя. Он направляется к профессору Урбану и машет ему рукой. Нет, он его не приглашает. Наоборот, говорит, чтобы тот не поднимался в ковчег. Он показывает знаками, что суденышко утлое и количество пассажиров должно быть строго ограничено. Бесстыдный
Ной, позор ему! Но смотрите, молодец наш Урбан! Профессор Урбан, не обращая ни малейшего внимания на отказ Ноя, взбирается вместе с верблюдом в ковчег. В отчаянии Ной рвет на себе волосы. Так ему и надо!. Ковчег рассыпается. Рассыпается. Что за утлое суденышко! И пассажиры-призраки тоже рассыпались в прах — от них осталось одно зловоние. О-о, какая огромная волна... А за ней сплошные черные водовороты... Ковчег исчез, Ной тоже исчез, и верблюд исчез... Наш профессор Урбан... Даже если Ной погиб — не страшно. А вот наш друг профессор Урбан... Урбан, сам выбравший себе эту тяжелую долю... О-о, он плывет, изо всех сил борясь с водоворотами. Плывет. Держись, Урбан! Удастся ли ему преодолеть новый потоп без Ноева ковчега? Это великое испытание ответит нам на вопрос, одержит ли материалист победу или потерпит поражение. Боже... Нет, это всего лишь ирония. О-о, совершенно верно, еще одна милость! «Послушай, послушай. — Это не репортаж. — Послушай, нос, нос, ну что же ты, возьми платок и высморкайся. Ну же, поскорей». Кха-кха! Вы только что слышали, как исследуемый сморкается. Победа... Успех! Наш профессор Урбан невредим. Он в носовом платке вместе с его содержимым... Профессор поднимается и вылезает из мокрого платка. Вот он передо мной, профессор Урбан, бледный, весь в вязкой слизи, он обтирается и прямо на глазах растет, принимая прежний вид взрослого человека. О-о, какое счастье! На этом я заканчиваю репортаж. Всего хорошего.8
Тартарен — герой трилогии Альфонса Доде (1840—1897) «Необычайные приключения Тартарена из Тараскона».
Доктор облегченно вздохнул. Он глядел на смертельно бледного профессора Урбана, и лицо его становилось все бледнее. Они оба молча смотрели друг на друга и кивали головами.
— Хм, — произнес доктор.
— Хм, — произнес профессор Урбан.
— Как вы думаете? — спросил доктор.
— Хм... — Профессор Урбан отвернулся и потупился. И вдруг оба, точно сговорившись, открыли рот:
— Я... — Они растерянно умолкли.
Спустя некоторое время оба одновременно произнесли:
— Знаю по горькому опыту.
Точно освобожденные этими словами, перебивая друг друга — кто что сказал, понять было невозможно, — они заговорили:
— Опасно.
— Злонамеренные козни.
— Пределы науки.
— Воля божья...
— Бессмысленно.
— Плата за пользование верблюдом.
— Страхование жизни.
— Растущая стена.
— Трудно согласиться.
— Пошли.
— Да, возвращаемся.
— В наш дом!
— В наш дом! — И, взявшись под руку, даже не обернувшись, ушли.
Оставшись один, он приподнялся на локте, помогая уставшему телу подняться. Внутри он ощущал нечто необъяснимое. Казалось, будто его распирает что-то твердое.
Он сразу же подумал, что виной этому стена, растущая в пустыне, раскинувшейся в его груди. Нет сомнения — стена становится все больше, захватывает все нутро.
Подняв голову, он увидел свое отражение в окне. Отражался уже не человек, а толстенная четырехугольная плоскость, из которой противоестественно торчали руки, ноги, голова.
Вскоре руки, ноги, голова растянулись, точно шкурка зайца на кухонной доске, а потом все его тело превратилось в обычную стену.
Бескрайняя пустыня. И в ней я — стена, бесшумно уходящая в бесконечность.1951 г.
Часть II
Барсук с Вавилонской башни
1. Я мечтаю и строю планы
Расскажу о себе.
Я нищий поэт.
Часто, сидя на скамейке в парке Р., я мечтаю и строю планы. Я размышляю не только о стихах, но и о самых разных научных открытиях. Решать математические проблемы не менее приятно, чем писать стихи. Но самое приятное, сидя на скамейке, смотреть на снующие мимо женские ножки. Женские ножки — это трепетность плавного изгиба. И даже после того, как женщина исчезает, остается уравнение этой трепетности. Я, навалившись всей тяжестью на спинку скамейки, с головой погружаюсь в решение этого уравнения. Из уравнения рождаются разные мечты и планы.