Стенка

Это послужило сигналом.

Они уступали друг другу самые лучшие, самые выгодные места, и похоже было, что все горшки в конце концов поменяются местами.

А когда перепутались цветы, перепуталось и кто в чем был виноват. Едва одна успевала признать в чем-либо свою вину, как и другая спешила покаяться в том же самом. Сперва они разбирались в своих грехах, потом уже стали спорить из-за них, и Морванда так старалась не оставить за соседкой никакой вины, что обобранная Ганьярда сгорала со стыда, словно раздетая, и чувствовала, как у нее на глазах выступают слезы.

– Задуришь иногда!
– сказала она.

Морванда, желая хоть немного разгрузиться от грехов, которых она себе нахватала, сказала:

– Муженьки наши еще глупее нас. Ведь в конце концов построили-то эту стенку они.

– Теперь, - сказала Ганьярда, - если захочешь повидаться, иди в обход, той стороной.

И хотя до "той стороны" было рукой подать, Ганьярда указала вдаль.

– Как будто это в самом деле, - сказала Морванда.
– Бранятся ведь от любви, ради развлечения, чтобы размяться. Почему мы поссорились? Вы-то понимаете? Я - нет. И знаете, душенька, почему я особенно дивлюсь? Ведь в прошлое воскресенье здесь не было ничего, а сейчас стоит стенка, и как раз между вами и мной!

– Нечего сказать - стенка, - сказала Ганьярда.
– Я бы такую одной ногой сделала. Посмотрите-ка на эти камни: они торчат так, что спину можно ободрать, а известки натекло повсюду, как со свечки.

Каменщиком-то пришлось быть не ей, и теперь она могла посмеиваться вволю.

– Дорогая, - вдруг сказала Морванда, выпрямляясь на своей куриной лестнице и раскрывая объятия, - уберем горшки и поцелуемся: у меня есть одна мысль.

Еще одна мысль! Это уже третья, самая важная.

VI

Филипп и Теодюль возвращались из кабачка. Они хорошо выпили, забыли о своем уговоре и шли рядком, рискуя вызвать гнев своих сварливых жен.

– Я раздумываю, - сказал Филипп, - может, они теперь оставят нас в покое?

– Это зависит, - ответил Теодюль.

– От чего?
– спросил Филипп с тревогой.

– Вообще зависит!
– повторил Теодюль.

Что за человек! Он так и умрет в сомнении.

– Разойдемся?
– спросил он.

– Можно и повременить, - ответил Филипп.
– Ночь надвигается темная, ни луны, ни звезд. Они нас не увидят.

Они тихонько терлись друг об друга, радуясь, что могут еще на несколько минут продлить свою преступную дружбу.

– Знаешь, - заговорил Филипп, - если моя разозлит меня, я ей задам.

– Тише!
– сказал Теодюль.

Вдруг оба пригнулись и, как легавые собаки по следу, пошли мелкими шажками, расставив руки и растопырив пальцы.

– Стой, - сказал Теодюль и приставил руку плавником ко шву штанов.

– Что они там делают?
– спросил Филипп.

– Ну и ну!
– сказал Теодюль.

Снится им, что ли? Темнота тут виновата, или они вовсе пьяны? Пригнувшись, они приостановились на дороге и тихонько обменивались восклицаниями:

– Вот здорово!

– Это тебе не игра в пробку!

– Ну, стервы!

Но вместо того, чтобы с ругательствами ринуться из мрака и, как следует настоящим мужчинам, отлупить своих жен, они, совершенно ошеломленные, так и сели посреди дороги.

Прямо перед ними, одна с заступом, другая с кочергой, пыхтя, когда камень не поддавался или когда кусок свежей известки отлетал в лицо, подчас носом к носу и уж во всяком случае сердцем к сердцу, Морванда и Ганьярда, эти вздорные подруги на всю жизнь, уже с увлечением разваливали свою стенку!