Степа Надомников. Жизнь на чужбине. Год пролетел незаметно. Вера Штольц. А на воле – выборный сезон. Серия 9–10 (сборник)

* * *

Вилла, которую Арсений Петрович выбрал для Степана, в реальности оказалась даже еще круче, чем в рекламном буклете. Ведь бумага – она и есть бумага, обеспечивает плоское необъемное изображение – хоть и глянцевое, а фотографии – маленькие и иногда даже сморщенные. Другое дело, когда стены, полы и потолки можно пощупать руками и оценить глазами богатство интерьеров.

Другое дело, когда можешь втянуть ноздрями (почти такими же большими, как у и гориллы) насыщенные запахи океана и тропических растений, организованно встроить органы чувств в систему «звуки прибоя – стрекотание цикад – вопли попугаев и райских птичек», почувствовать кожей ласковое прикосновение заходящего за горизонт южного солнца! Да – это совсем другое дело. И невольно хочется всплакнуть от умиления и от осознания собственной крутизны – и от способности оплатить все это великолепие сразу за два года вперед.

Лежу на пляжу я и млею,И денег своих не жалею,И видится мне, что я крут –Почти как в свое время римский Брут! (ну, или что-то наподобие того)

Арсений Петрович не зря (ох, совсем не зря) столь ответственно подошел к выбору недвижимости для сына на ближайшие два года. И срок был выбран неслучайно.

Можно, например, арендовать виллу на неделю, две, на месяц, на три месяца, на полгода, на год. С удлинением срока контракта помесячная стоимость оплаты будет уменьшаться – это прописная истина. Плохо одно – за два года недостойное жилище может так приесться, что уже и не захочешь в нем находиться. Следовательно, изначально правильно и единственно верно – предусмотреть все!

Арсений Петрович не просто выбрал виллу из буклета – он тщательно навел справки, затребовал подробный план дома (чертежи, как и положено), планы прилегающих строений и приусадебного участка. Далее он не поленился, связался со своими знакомыми из Лос-Анджелеса и попросил их съездить на виллу и прислать ему подробнейший отчет – со своими впечатлениями и соображениями. И только когда из Америки сообщили, что да, все в порядке – без подвоха, дал команду об оплате.

Кто-то может подумать, что Арсений Петрович сильно устал от проделанной такой грандиозной работы по маркетингу, изучению, определению и сбору информации – но это совсем не так. Напротив, он отдохнул (и телом, и душой), оторвался от насущных проблем в отечестве (как будто побывал в отпуске). Кроме того, Арсений Петрович (как уже было сказано выше) и сам планировал не раз приехать в гости к Степану – так что, можно утверждать, он постарался и для себя тоже.

«А что, – Арсений Петрович отдыхал в своем кабинете за чашкой кофе и уносился мыслями в будущее, – теперь уж сами обстоятельства вынуждают меня не реже, чем раз в три месяца, покидать пределы России. Причем, минимум недели на две. Выкрою, значит, четырнадцать дней, – и на рыбалочку на океан! Возьму с собой Степана, спиннинги, мужика на лодке – и ловить тунца! А заодно вводить наследника в курс дела помимо наживки».

Песок кругом,И пляжи золотые все светом утренней зари освещены.И я такой весь на рыбалке с катером совместноПлыву себе по воле волн прибрежных.Плыву комфортно, не сгибаясь под тяжестью раздумий грешныхО браконьерстве, о правах, о рыбных стаях и о вреде,Который рыбе принесу свое рыбалкой.Червя в достатке,Удочки и спиннинг,Все снасти должные,И стоят хорошо в валюте местной –И это, без сомненья, многое решит в сегодняшнем турне за рыбой.Сам катерок пыхтит неспешно по мере сил,А капитан – морское чудо,В наколках синих с якорями во всех местах,С русалками и рыбах на манжетах просоленного кителя из ткани хлопковой,Но с добавлением вискозы, я уверен.Моторчик – так себе, трудяга,Но где же взять другой в такой дыре,Как этот сонный остров на КарибахС отелями из мрамораИ с добавленьем янтаря из Польши,Добытого в Калининграде стараниями вод балтийских?Моторчик трудится, жужжит пчела пчелою,И сонным шершнем,И шмелем на пастбище тенистомС овечками вдали и чабаном неподалёку в бурке,Что от отца досталась по наследству.Кинжал лежит, сверкая бликом света,Работая препятствием волкам,Которые замыслили отаре вред принесть.Кинжал – у мальчика,У чабана, что в бурке,Что сладко грезит о рыбалке на Карибах –И на тунца, и рыбу-меч, и рыб, летающих вдали на крыльях быстро.Но хватит о кинжале,Оружие не может стать тем рычагом,Которым можно сдвинуть мир –Но лишь любовь.Откуда мысль пришла сия мне в голову – в тумане подоплека.Ведь мысли сонные витают незаметно,И солнышко печет,И ветерок, что гасит шум мотора трудяги-катерка,И вопли капитана, что очень дорог бензин и fuel – что тоже самое, но только, по-английски.Шасть, мимо пролетел на крыльях жирный толстый рыб,И я уверен, что именно он рыб, никак не рыба.Уж больно толстый и уверенный в себе.И нагло смотрит снизу вверх, сверкая чешуей на солнце,Пытаясь пролететь чуть-чуть не милю разом, без посадки.Уж скоро время наживить червя придет и ждать,Когда удача, и задор, и радость жизниТунца или еще какую живность насадят на крючок шипастый мне.Кэп смотрит зорко так глазамиС суровым прищуром из-под бровей густых,Что выкрашены хной и представляют буйство красок в середине океана,И по контрасту не уступят глубокой синеве небес,И солнцу в небе, и луне, что спряталась за горизонтом робкоИ ночи ждет.Кругом простор,И дышится легко,И легкие глотают воздух, что меха – насыщенно и плавно.А вот в Москве или еще в какой столице какой-нибудь страныСейчас все бегают, скрипят зубами в пробках сумасшедшихИ лета ждут, чтобы потом потеть.А мне легко, свежо и радостно,И думать хочется лишь только об одном –О рыбе где-то там в глубинах океанских.Вот катерок решил замедлить ход,Команда «Стоп, машина!» отдана –Как хорошо, что есть мотор на судне!Ведь без мотора мне никак –Пришлось бы веслами пытаться что-то делать,Как будто бы я раб в цепях триремы римскойНа нижней палубе с соседом устрашающего вида.Приплыли,Вдалеке средь волн мелькают тут и там прожорливые чайки,Которые слывут у местных чем-то вроде птиц морских или еще каких чудовищ –Не понял точно, и уж не понять, конечно.Язык аборигенов столь увесист,Что знать не знаешь,Хорошо ль здесь могут говорить на нашем языке с востока,И не поймешь, о чем судачат, и о чем молчат серьезно.Акцент такой, что хочется спросить –Откуда ты, товарищ, и почему так говоришь co мною?Уметь же нужно говорить с туристом так,Чтоб понял, где еда, где соки свежих ягод, где двери на балкон,И где подискутировать он сможет по душам с другими перед сном и выпивкой полночной! С сигарами под музыку волшебной флейты Моцарта и лютни знойной девы – что из местных.Пора наживку насадитьИ плавно так легко бросать уду в надежде клёва хищного,И ждать тунца, чтобы потом обедом из негоИ свежестью морского бриза насладиться!Ура, клюет! Тянуть мне стоит, в палубу упершись,Включив всю массу тела, мышц и руки сильные,И пальцы, что легко подковы могут гнуть в дурмане силы молодецкой приступа.Тяну, тяну, вдруг хрусть,И только лишь обрубок жалкий в моих руках,И рыба с леской и крючком мне машет плавником,В глубины увлекая то, что только лишь сейчас слыло вершиной мысли инженернойС гарантией на год и рыбу в полцентнера.Была уда, и нет уды,Но есть еще одна и спиннинг,В конце концов, есть капитан,Что тоже может послужить наживкою при случае серьезном.Беру вторую, насадил кусочек мотыля,И мяса козьего, и гречки на крючок – забросил.Снасть хороша, попробовал –Должна выдерживать слона на привязи,Ну, или акулу с ликованием утробным пытающуюся съесть крючок стальнойС наживкой вкусной, сочной.Жду. Ждать пришлось недолго. Ура, клюет!Тянуть мне стоит, всем весом в палубу ногами упираясь,Включив работу мозга, мышц и руки сильные,И пальцы, что легко подковы могут гнуть в дурмане силы молодецкой приступа.Тяну, тяну, вдруг хрусть, и только лишь обрубок жалкий в моих руках,И рыба с леской и крючком мне машет плавником,В глубины увлекая то, что только лишь сейчас слыло вершиной мысли инженернойС гарантией на год и рыбу в полцентнера.Была уда, и нет уды,Но спиннинг есть и капитан,Что, я уверен, мне сможет послужить наживкою при случае серьезном.Вот спиннинг – крепок и могуч.В два пальца толщиной, из пластика,И, говорят, убить им можно льва, ударив крепко в лоб с размаху.Беру наживку, думаю, что капитан,Конечно, должен быть вкусён,И катер у него не сильно сложный,И управлять им научиться будет мне легко совсем.Пытаюсь насадить червя опять и мяса –Но теперь ягненка, не козы –И гречки нет, и проса – весь запас исчерпан.Знать, рыба подлая в горячке боя всё смыла с палубы в пучины океана!Вот – насадил. Теперь забросить нужно,И ждать, и думать, как с капитаном поступить,Случись чего на море вдруг. Жду. Ждать пришлось не долго.Ура, клюет! Тянуть мне стоит, всем весом в палубу ногами упираясь,Включив работу мозга, мышц и руки сильные,И пальцы, что легко подковы могут гнуть в дурмане силы молодецкой приступа.Тяну, тяну, вдруг хрусть, и только лишь обрубок жалкий в моих руках,И рыба с леской и крючком мне машет плавником,В глубины увлекая то, что только лишь сейчас слыло вершиной мысли инженернойС гарантией на год и рыбу в полцентнера.Была уда, и нет уды, нет спиннинга,Но капитан в запасе есть еще,И пребывает он в сомненьях сильных по поводу своей судьбы.Решение пришло –Никак нельзя мне возвращаться в порт пустым без рыбы –Ведь засмеют, и станет стыдно,Поэтому я действовать намерен быстро,Использовав последний свой ресурс!Я подойду, уже иду,Вот подошел, рука – в кармане щупает –Нащупала орудие торговли,А капитан, бледнея, ждет, что будет дальше с ним,Пыхтит, не зная прелестей рыбалки на живца!..

* * *

Все, улетаю! До свидания, страна песка и океана с волнами и ветром на просторе.С собой я увожу скелеты рыб,Что пойманы в труде и мною.Один – два метра, другой – лишь полтора длинною.Мой верный капитан прощально машет мне – разбогател, служа наживкою.Упорно плыл, работая живцом, приманкою для рыбы,Которую я бил с размаху черенками от уды и спиннинга из пластика прям в темя,Ловя на жадности съесть капитана,Что плавал за бортом спокойно и трапа ждал,Пока ему подам на палубу взобраться!

Глава третья. В один из дней

Наступили очередные выходные, которые, впрочем, не сильно отличались от будней. По крайней мере, для Степана не отличались.

Как обычно, он разлепил глаза где-то в районе десяти, завернулся в шелковый домашний халат и вышел на открытую веранду – проверить, все ли в Калифорнии нормально, не случилось ли за ночь каких-нибудь природных катаклизмов, и не сползло ли его статусное жилище прямиком в океан.

– Здравствуй, утро золотое! – Степан посмотрел на высокое синее (без единого облачка) небо и сладко потянулся. Залез в дежурный холодильник (прямо на веранде) и выудил высокий стакан с апельсиновым соком.

Специально к его пробуждению сок каждое утро готовила прислуга, и еще ни разу не случалось, чтобы Степан не обнаружил стакан на положенном месте в положенное время.

Кстати, она – прислуга – была выписана отцом Степана из Англии (муж и жена возрастом под пятьдесят). Потомственные британцы, они реально гордились, что имеют родословную, состоящую из гувернанток, мажордомов и управляющих хозяйством, длиной в пятьсот лет, и всем говорили, что они (их мастерство) присмотра за высокопоставленными особами никак не меньше, чем у дедушек и бабушек.

Вам не смешно? Нам, например, очень! Смешно насчет утверждения (на голубом глазу), что, дескать, англичане – свободолюбивая нация. Где, интересно, здесь свободолюбие, если на острове не зазорно (и даже часто приветствуется и поощряется) прислуживать из века в век членами одной и то же семьи?

Кто-то скажет, что быть слугой – это «свободный выбор свободных людей», но, конечно же, это не так. На самом деле ситуация примерное такая же, как и в Индии – бывшей британской колонии. Если суждено родиться человеком второго-третьего сорта, им и помрешь! И дергаться не стоит. Вот и приходится вольнолюбивым британцам рассказывать, как же это круто и почти престижно быть потомственным слугой, и собирать рекомендации и верительные грамоты, подтверждающие свое мастерство.

Впрочем, положа руку на сердце, скажем – высокие размышления о свободе-несвободе граждан отдельно взятого британского куска скалы в океане Степана не очень волновали. Вернее, совсем не волновали – почти как положение угнетенного афроафриканского народа где-нибудь в Свазиленде. Гораздо важнее, чтоб сок был на месте, апартаменты чтоб убирались регулярно, и его – Степана – одежда чтоб висела отутюженной в гардеробах или лежала (аналогично, отутюженной) в тумбочках.

Кстати (кто не в курсе, может взять на заметку) потомственные британские слуги обладают еще одним качеством, которое очень ценится у аристократии и денежных мешков со всего света. Они умеют поддерживать беседу почти на любые темы – чему их отдельно учат в «колледжах для слуг» – имеются и такие.

Представьте: хозяин пришел домой уставший, у него совершенно нет настроения, он никого не желает видеть, он хандрит и вот-вот скатится в состояние депрессии. Ему бы выпить хорошего виски или пусть пива (но тоже хорошего), но нет – он отказывается, мотивируя свой отказ тем, что может вконец спиться. И единственный способ облегчить его страдания – это высказаться, излить душу маленькому человечку, который никогда и ни за что не станет трезвонить направо-налево о проблемах хозяина – потому что иначе выгонят с работы с волчьим билетом.

А тут – под рукой британский слуга. Одновременно чопорный, всё понимающий, сопереживающий и ненавязчивый. И неважно, что внутри он ненавидит своего господина лютой ненавистью и всё бы отдал, чтобы оказаться на его месте – это совсем неважно! А важно то, что слуга умеет слушать так, что хозяину нравится. И умеет время от времени вставлять красное словцо, фразу, сдобренную жгучим мексиканским перцем (фигурально, конечно), или целый монолог, приправленный фирменным английским юмором. И приправленный по делу.