Степан Бандера в поисках Богдана Великого

«В истории польского государства еще никогда не было, чтобы суд отбрасывал столько запросов защиты. Еще никогда списки отброшенных вопросов не занимали целых колонок в дневных газетах, никогда еще так щедро не присуждали защитникам денежные наказания».

Степан Бандера все-таки смог заявить по-украински, что двенадцать оуновцев судят за народ, а адвокаты подсудимых во время процесса задавали множество вопросов, объясняющих деятельность ОУН, и все это читала Украина, Польша и Европа. В украинских школах учителя писали на доске мелом: «Украина воскресла!» и диктовали своим ученикам: «Мы, украинские дети, всегда всем сердцем будем любить Родину». В обществе заговорили, что двадцатишестилетний Степан Бандера – образованный и отчаянный руководитель многих сотен таких же молодых, образованных и отчаянных хлопцев и девчат, а ОУН ведет продуманную и полномасштабную освободительную борьбу, имея среди своих членов героев и мучеников.

Европейские и американские журналисты, не вмещавшиеся в большом судебном зале, писали в свои газеты, что Варшавский процесс над ОУН – это не просто сенсация, показавшая, что польские власти совсем не демократичны и не по-республикански злобны, а настоящее историческое событие, рассказавшее миллионам людей, как «живет» Украина в составе Польши. В конце ноября 1935 года объективные английские газеты не в первый раз писали вздрогнувшей Европе о звериной польской демократии:

«Министр и генерал Перацкий тоже отвечал за позорную пацификацию Украины в 1930 году. Украинцы долго и пассивно терпели до тех пор, пока экстремисты не стали жечь скирды хлеба польских землевладельцев. В ответ отряды конницы и полиции напали на села, арестовали подряд всех селян и били их. Точное число побитых селян не известно, но даже приблизительные подсчеты говорят о десяти тысячах человек, из которых почти все были ни в чем не виноваты. Много селян неделями лежали в постелях из-за жестоких пыток, а некоторые из них умерли. Ответственность за «пацификацию» Восточной Галичины в 1930 году, Лисского повета в 1931 году, Волыни и Полесья в 1932 году несет генерал Перацкий».

Степана Бандеру за его речи не только выводили закованным из зала суда, но и наказывали карцером, а затем вообще стали приводить на процесс только в случае крайней необходимости, и это был очередной бесконечный позор то ли панской, то ли демократической Польши. Организация Украинских националистов, использовавшая в своей борьбе за свободу колоссальный опыт знаменитой «Народной воли», безоговорочно выигрывала у недалеких пилсудчиков политическую дуэль за общественное признание, публикуя свои воззвания в десятках тысяч листовок:

«Перацкий – это создатель наглых судов, полицейских издевательств и пыток политзаключенных. Он инициатор бесчестия памяти героев украинской освободительной борьбы, раскапывания могил, уничтожения крестов. Акт боевика ударил не только в Перацкого – человека, но и в Перацкого – реализатора польской оккупационной политики на западно-украинских землях. Боевик ОУН кинул под ноги украинского народа голову одного из его катов-палачей, голову главного ляшского полицая».

Варшавский окружной суд объявил приговор по делу Перацкого в январе 1936 года.

Бандера, Карпинец и Лебедь были осуждены к смертной казни через повешение, Клемишин и Подгайный – на пожизненное тюремное заключение, Гнатковская получила 15 лет тюрьмы, Корчмарский, Мигаль и Малюца – по 12 лет, Зарецкая – 8 лет, Рак и Черный – по 7 лет тюрьмы. Все осужденные оуновцы были на 10 лет лишены гражданских прав.

Бандера и Лебедь во время чтения приговора выкрикнули «Да здравствует Украина!» и их тут же вывели из зала суда. В этот же день ОУН объявила в стране траур и выпустила сто тысяч листовок с фотографиями двенадцати осужденных и их самыми запоминающимися словами на суде. Утром 14 января, на старый Новый год, во многих украинских городах и местечках были отменены все праздничные мероприятия и вывешены черные флаги.

Польское общество возбужденно раскололось. Шовинисты продолжали привычно кричать, что украинофобия – это занятие, достойное гонорового шляхтича, но многие умные и думающие поляки заговорили, что насильственная колонизация украинских земель – это совсем не проявление любви к Польше, а Украина – это вовсе не искусственное образование, которое вот-вот исчезнет.

Бельведерский президентский дворец в Варшаве абсолютно не интересовало, почему тысячи молодых украинцев выбирали не радости жизни, а самопожертвование и шли к свободе не парламентским, а революционным путем. В январе 1936 года польское общество заговорило, что пресса и радио, которые до этого не хотели и слышать слово «украинский», теперь его никогда не забудут.

«Теперь все знают слово «украинский». Судят людей, которые хотя и совершили самое преступление, но заслуживают уважение, потому что растоптали законы в борьбе за идею.

Нужно, чтобы мы длинной очередью прошли вдоль скамьи подсудимых, чтобы заглянуть глубоко в глаза этих ребят. Это не те мальчики, которые не имели денег на кино и на водку. Это парни, в душах которых укоренилась гордость и презрение к польской верховности и к запрету их прав даже на национальное имя.

Украинский народ существует, он живет и борется за свое право на жизнь. Мы должны понимать и ценить героические усилия украинского народа, который на протяжении сотен лет не имеет своей государственности, который русифицируют, полонизируют, раздирают, а он все равно существует.

Пусть украинских националистов будет только горстка, однако напряжение жертвенности, героизма этой горстки такое явно большое, что его хватает не только на то, чтобы воскресить, но даже и создать нацию.

Кроме соглашателей есть еще и Украина повстанческая.

Украинская проблема есть одно из главных слабых мест Польского государства. Поляки варшавский процесс капитально, полностью проиграли, потому что они имеют дело с сильным организованным движением, в авангарде которого выступает молодежь».

Опасаясь если не всеобщего восстания, то уж точно общеевропейского позора, Бельведер заменил Бандере, Лебедю и Карпенцу смертную казнь пожизненным тюремным заключением, однако с уверенностью, что в тюрьме они долго не протянут.

Поскольку ОУН разгромить не удалось, пилсудчики начали подготовку нового процесса над украинскими националистами, надеясь отыграться на нем за недавний варшавский судебный позор. Само собой, вышло еще хуже.

А что, разве в демократической до пупа Пилсудской Польше могло случиться по-другому?

После ареста Степана Бандеры и его товарищей работа ОУН не прерывалась ни на день. Новым проводником Краевой Экзекутивы на Западной Украине был назначен двадцативосьмилетний Осип Мыщак, «Мак», студент Львовской Высшей Политехнической школы, автор известной оуновской молитвы «Украина, святая мать героев», почти тут же арестованный по материалам «архива Сенника». Его сменил совершенно отчаянный двадцативосьмилетний Олекса Гасин, «Рыцарь», «Чарнота», «010», офицер, студент Львовской Политехники, частый политический заключенный польских тюрем и концентрационных лагерей, руководитель военной референтуры КЭ на ЗУЗ, вместе с Евгением Коновальцем автор «Воинского учебника», еще не знавший, что он будет знаменитым генералом УПА и в январе 1949 года застрелится, уходя от безнадежной засады НКВД на львовской квартире, где были спрятаны его дети.

После Гасина до февраля 1939 года ОУН на Западной Украине руководил Лев Ребет, «Клещ», «Лысый», магистр права Львовского университета. Его сменил двадцатидевятилетний Мирослав Тураш, «Шелест», студент юридического факультета Львовского университета, погибший летом 1939 года в районе Закопане при переходе польско-чешской границы.

До февраля 1940 года КЭ ОУН на ЗУЗ возглавил двадцатидевятилетний Владимир Тымчий, «Лопатинский», студент юридического факультета Львовского университета, более двух лет отсидевший в концлагере в Березе Картузской, поддержавший в сентябре 1939 года Степана Бандеру при создании нового Революционного Провода ОУН и в феврале 1940 года погибший при переходе немецкой демаркационной линии в бою с советскими пограничниками.