Степень свободы
Шрифт:
Держись хладнокровно, цинично, дистанционно,
Держись, даже если захочется полететь
Крестом [недоношенным, детским] с цепи сорвавшись
В строку, что минуту спустя потеряет важность
Для той, у которой глаза зеленей тоски,
Чьё имя – как след – от пощёчины/от меча ли?
На выходе в осень по имени отмечали,
И эта отметина стоила заводских.
Пускай вероятность действительно удержаться
Равна единице из тысячи тысяч шансов,
А боль будет выше, чем силы её терпеть –
Здесь всё включено, окупаясь, как только кукла
На цыпочках ближе к рассвету идет на кухню,
Где
Минутную искренность вкрапливая в детали,
Чтоб вынули душу и нежностью отхлестали,
Уняв обострённую надобность в палаче
Тетрадным листом – предсказуемо – нараспашку.
Она забирает твой сон и твою рубашку.
Но ты не успеешь спросить у неё: зачем?
С моих слов записано верно
... Потом начинается самое интересное – Юшина.
Волосы – рыжие. Глаза – блядские. Стихи – детские.
Начитаться бы. Наглядеться бы.
Записаться бы в партию обезоруженных
Похуизмом
[Тонким, лирическим].
Её Величество
Цитирует Губанова, Бродского, Веню Дыркина.
Этакая Настасья Филипповна нашего времени.
[В Москве 15:15].
Мне бы Каренину,
Чтоб за любовь – под поезд.
А этой море по пояс,
Можно не распинаться.
Можно не расплатиться.
Та ещё птица.
Сидишь-куришь-думаешь: "Не запасть бы," –
Уже запав.
У неё любимая из забав –
Позволять целовать запястья,
Улыбаясь то ли застенчиво, то ли цинично –
Погранично.
По московским пробкам возвращаешь её домой.
Она ненавидит пробки. Исключение – от асти.
Особенная женщина, которой [в принципе] не дано
Говорить "прости",
Испытывать раскаянье.
Интересно, кто-нибудь видел, чтоб она растаяла,
Чтоб в глаза заглядывала, держала за руку, не отходила?
"Ундервуд" кончается в динамике,
Начинается в статике,
И новорождённая тишина возникает между нами, как
Третья необходимая.
Рулишь-куришь-думаешь: "Неужели на таких женятся?"
Успокаиваешь себя: "Банальное притяженьеце,
Ничего серьёзного".
Входя в поворот на ста десяти, бросаешь взгляд:
Она спит. Родная. Трогательная. Не стервозная.
Не блядь.
И такое счастье зарождается внутривенно.
Что хочется целовать воздух, каждый выдох её наследующий.
С моих слов записано верно.
Дата, подпись.
– Следующий!
Потому что
Словно мы всуе станем одним глаголом.
Татьяна Ткачева-Демидова
потому что мама в ночь
потому что небо в голос
потому что я точь-в-точь
непокорность недогордость
потому что он декабрь
повивальный пуповинный
потому что стиш дикарь
недоношенный с повинной
потому что возраст шах
потому
что проще матомвыражать и возражать
тем кому не прощена ты
потому что допьяна
перенеженно жестоки
подбирая имена
переманивая [в] строки
потому что тает смысл
там где вера истончала
потому что да есть мы
ради Бога и начала
Всегда
[не стихи]
Мальчишки изменяют номера мобильных, удаляются из qip'а, демонстративно тешатся экипом, блядями, у которых буфера в два раза больше наших. Поостыв, мальчишки режут бутерброды, вены. Мальчишки жгут сцепления и фены, а также наши фото и мосты. Заводят не собаку – так гастрит, носки без пары, страха и упрёка. Играют жертв, чтоб новая дурёха спешила приутешить, обострив тем самым неспособность долюбить единственную – статусную суку. [Её попробуй, милая, срисуй-ка. Не можешь – исцеляй недоебит, а в душу опрометчиво не лезь, не бейся в заколоченные двери. Они закрылись в прошлом – ноябре ли, апреле? – на себе поставив крест.] Мальчишки верят в силу коньяка и разума, который носят в плавках. [Какой там разум, ха! – обнять и плакать.] Мальчишки не умеют намекать. Мальчишки не способны проиграть легко и идеально – как на скрипке. Понты бесценны. Идеалы хлипки. За дождиком в четверг обычно град. Мальчишки не признают [и пускай], что тщетно нас из памяти стирали. Но исходя из принципа спирали, фатально, предсказуемо, слегка банально [факт!] – по собственным следам, едва зажившим лбом – о те же грабли [не надо быть пророком, крибли-крабли] мальчишки возвращаются. Всегда.
:)
Здесь в мужчинах ценится война
Здесь приравнен ветер к свисту пуль,
Яростно высасывая пульс
Дважды бронированным камазам.
Стёклам поклоняется бетон.
Город окровавленным бинтом
Наживую с пропастью повязан.
Каждый шаг впивается в судьбу,
Словно провоцируя Судью
[Участь красной карточки валентна].
Выбором пристанища вольна,
Здесь в мужчинах ценится война,
В женщинах – скорей, послевоенность.
Улицы зияют немотой.
На плечах балконов не манто –
Плюшевые братья моногамий.
Каждому – посмертную медаль.
Гильз слегка обжаренный миндаль
Хрустко раздаётся под ногами.
Летопись конца – плакат, плакат.
Солнце зависает в гамаках
Чернобоких птиц-аэростатов,
Донельзя исклёванных борьбой
Высших сил, не властных над собой,
Сбившихся в кармическое стадо.
Будь ты царь, пророк или джедай,
Бога за углом не поджидай
Без противоядия от смерти
В городе урановых вагин,
Чей пароль ложится на логин,
Как на дзот, взорвав аплодисменты.
Здесь порог рассвета – болевой.
Нахер я придумала его
На служебном выходе из ада,
Город с антрацитовым лицом,
Чтобы возвращаться каждый сон,
Вечная его Шехерезада.