Степи нужен новый хозяин

Гостей встретил пылающий костер в круге лежащих бревен и ведро горячего варева из мяса, картошки, вездесущих кау и прочих вкусностей, собранных в тундре, когда она ещё была степью. Гости за день маленько притомились и оголодали, да и хозяева не баклуши весь день били, так что встреча была теплой, но несколько сумбурной, а обмен впечатлениями начался лишь когда наполнились желудки.

— Быстро вы, — Батяня отложил миску. — Мы вас раньше двадцать седьмого не ждали.

— Не так уж и быстро. Шестнадцать дней. Вы за шесть прошли, — Артем протянул Свете кружку. — Чаек есть?

— А то! — улыбнулась Лабжинова, зачерпывая из парящего ведра.

— Так мы ж налегке, — пожал плечами Лешка и тут же вскинулся: — Подожди! Как шестнадцать?! Олег ушел четвертого.

— Ага! — кивнул Артем. — А в Риме был седьмого вечером, — он жестом остановил командира, уже выискивавшего взглядом Малого. — Пенделей я этому супермену уже вставил, свою порцию попозже навешаешь. В целом всё обошлось. Только Снежка, Бублика и Чубика пришлось оставить Галке на релаксацию. Да сам герой первую неделю обратного перехода еле шкандыбал. Хотя и не задерживал.

— Нет худа без добра, — вставил Эйнштейн. — Зато теперь точно известен предел выносливости гомотериев. Три раза по шестнадцать часов с перерывами по четыре.

— Я как-нибудь измерю предел выносливости одного придурка! — пробурчал Батяня. — Буду гонять по кругу, пока не упадет! Хоть неделю! Ладно, ещё проблемы были? Кстати, где Пузик? Встречали?

Прибывшие заулыбались. Оторва даже дернулась вскочить и порадовать товарищей новой пантомимой, но Чума удержал: мол, ты теперь солидная женщина, мать двоих детей! В Галкиной штормовухе с оторочкой из "искусственной кошки", бахилах и полоске на голове неандерталка на солидную женщину не тянула. Максимум — наивная первокурсница в первом походе. Даже ожерелье несильно нарушало гармонию.

— Конечно, — хмыкнул Дудник. — Разве он пройдет мимо веселухи? Не случайно они с Ниндзей снюхались!

— Что за веселуха? — насторожилась Светка.

— Это нечто! — хмыкнул Евстифеев. — Едем мы, едем, никого не трогаем. В санках одной колючки четыре центнера. До прохода осталось километров десять, не больше. Помните, где ложбинка перед последним тягуном? Выкатываем на борт этой ложбинки, а внизу месиво: некто черно-белый и клыкастый учит разуму стаю гиен. Или они его. Штук пять тварей уже валяется, но и кошке приходится туговато, уж больно их дофига. В принципе, не наше дело, но Чума заорал: "Пузик", и саблезубы рванули на помощь. А может, просто рванули, как они гиен любят, ни для кого не секрет. Тоже ничего страшного: ввосьмером котята эту стаю на ноль помножат моментом! Вот только мы отстегнулись, а Юрик с Оторвой даже не не успели, просто забыли. Летят в атаку, нагибата с дубиной над головами летают, а соображение, что в кучу зверья лезть да ещё в лыжах и на прицепе малость опасно, даже в голову не приходит. Хуже того! Чума, как увидел такое дело, помчался спасать жену, благо постромки ещё из руки не выпустил. Ну и Олежка, прежде, чем отцепиться, скорость набрал. Мы с Артемом садим из арбалетов, Дудка гиен золотом поливает, Малой на ходу из лука садит, кошаки рычат во все горло и рвутся в ближний бой, Оторва визжит, что твоя баньши, Чума орет, чтобы она отцепилась, а Урр ревет громче, чем его мохнатый тезка. Не знаю, поняли гиены, что им не светит, или перепугались этой какофонии, но попытались сделать ноги. Восьмерым почти удалось, но это был не их день. С противоположного склона скатился ещё один Пузик, на этот раз настоящий, и первую троицу положил в мгновение ока. Последняя пятерка метнулась в сторону и напоролась на выскочившего из-под снега медведя. Похоже, самая шустрая к нему в берлогу провалилась, во всяком случае, труп там нашли. Остальные шарахнулись от медведя и прямо в лапы набегающим котятам. Я уже вздохнул облегченно, как Чувырла перехватила гиену, естественно тормознула, Чума по инерции пронесся мимо, выпустил постромок и с разгону влетел в брюхо вставшему на дыбы медведю.

— Да не видел я его, — буркнул Колька. — Я за Оторвой следил.

— Верим мы тебе, верим, — успокоил товарища Эйнштейн. — Кто ещё может зарезать косолапого, держа нагибату одной рукой, и даже не заметить! — тут Оторва жестами, чтобы не прерывать Виталия, показала, что её муж великий охотник, и клыков такого большого зверя нет даже у Великого О-рю! — Врезался и отлетел в сторону, словно шарик от стенки. Я думал, медведь его лапой приложил. Ан нет, сработал закон сохранения импульса. Очень хороший закон.

Виталий перевел дух и приложился к кружке.

— А дальше?

— А что дальше? Мишка вскрыт почти от паха до горла. Давно известно, что Чума вслепую не промахивается. Лыжи выдержали, а камни, о которые можно головкой приложиться, оказались надежно укрыты снегом. А когда трофеи считали, и вовсе обалдели. Одна гиена зарезана нагибатой. Оторва, больше некому. Когда успела — не помнит. У Урра тоже с памятью проблемы, но у двух тварей размозжены головы. По одной у нас с Артемом и Дудкой. Четверых Малой стрелами побил. Вообще не понимаю, как можно, спускаясь на лыжах, шестью стрелами снять четверых!

— Одну стрелу не нашел, — вздохнул Олег. — Похоже, под снег ушла.

— Ребята тоже по болту потеряли, — добавил Дудник. — А я пять пуль высадил. Они же одноразовые.

— Ты пули сотнями льешь, а каждая стрела — произведение искусства!

— Кончай! — рявкнул Батяня. — Весной сходишь, подберешь! Сколько гиен было?

— Считай. Десяток наш. Ещё один — котяткин. Трое Пузиковы. Одна мишке досталась. Двадцать четыре. И пятерых дикарка ещё до нас погрызла.

— Охренеть! Мы чуть не потеряли троих только потому, что кто-то не научил неандертальцев вовремя отстегиваться! Кто с ними занимался?

— Неважно кто занимался, — вмешался Артем. — Это моя вина. Привык, что никто не ошибается, а ты всё контролируешь, расслабился, не проверил. И на месте сплоховал, Урр рядом со мной шел, надо было сначала его отстегнуть, потом самому… — он махнул рукой. — В общем, лоханулся по-полной.

— Проехали, — махнул рукой Лешка. — На будущее. Рядом с Юриком всегда Бульба, Артем или Ниндзя. Как минимум двое. С Оторвой — Чума, Малой и Лапа. Чтобы если отстегнуть, пристегнуть, упасть и так далее, сначала подопечных…

— Я не нада, — русский у неандертальца пока был очень корявый. — Я сама!

— Когда будешь владеть лыжами, как Малой, тогда будешь "сама"! — рыкнул Батяня. — Что мы Айке скажем, если с тобой что случится?

— Она, кстати, беременна, — сменил тему Эйнштейн.

— Вот именно! — Батяня перевел взгляд на Виталия. — Так… Кто ещё?

— Наташа, Катя и Шоколадка!

Тарас приствистнул. Лешка вздохнул:

— С нами не соскучишься. И всё-таки, где Пузик?

— Ну ты же сам написал, чтобы мы часть "Егозы" в проходе оставили! Вот Пузик её и охраняет.

— Не понял?!

— Проволоку и дикарку. Ну из-за которой вся эта катавасия случилась. У неё лапа прокушена и бок прилично порван. Раны мы обработали, даже бок зашили, но охотиться она нескоро сможет. Вот Пузик и…

— Вы что сделали? — взревела Светка. — Зашили раны дикому саблезубу? У кого-нибудь в этой психованной компании мозги есть? Да она же от боли вас должна была порвать в клочья!

— Во-первых, — нравоучительным тоном начал Эйнштейн, — болевой порог у гомотериев намного выше, чем у человека. Во-вторых… — он махнул рукой. — Пузик очень просил. Любовь у него. И с пациенткой сам договаривался. Дикарка даже не дернулась ни разу. Мы ещё до пролома её довезли. Они нас ждут там, где ваш лагерь стоял. Ну и наш тоже.

— Сумасшедший дом! — пробурчал Батяня. — Ладно. Виталь, проверь мои расчеты. Нам надо заморозить двести пятьдесят кубов воды. У меня получается то трое суток, то тридцать…