Степной рассвет
Шрифт:
Босые ноги то и дело пытались зацепить друг друга, руки прихватывали одежду и пытались вывести из равновесия. Пользуясь тем, что на обоих были футболки без рукавов, Павла не давала Гусаку надолго прицепиться к себе. Она раз за разом срывала его атаки, проводила контрприемы и тут же разрывала дистанцию. Занятие уже плавно приближалось к концу, а ни один из самбистов так и не успел явно завладеть преимуществом в этой тренировочной схватке. Было заметно, что Гусак остался собой недоволен, но вслух он высказываться не стал. Зато, не сходя с места, потребовал занятий по воздушной стрельбе из турельного пулемета и пушки. Нахальное требование «конвоира» было благодушно, но не менее нахально похерено его «подконвойным» под тем мудрым предлогом, что ночью стрелять
К слову сказать, занятия по воздушной стрельбе все же состоялись но уже на следующий день. Отбив себе все плечо после нескольких очередей, контрразведчик, на некоторое время успокоился. Но уже к вечеру выбил у Горелкина разрешение на несколько ознакомительных полетов. Два последующих вылета на Р-10 с Гусаком показали Павле, что штурман из него довольно слабенький. Маршрут он прокладывать умел. Но вот ориентироваться с высоты на местности, ему еще нужно было серьезно учиться…
На шестикилометровой высоте, несмотря на свой нарушающий аэродинамику груз, бомбардировщик смог разогнаться почти до двухсот шестидесяти километров в час. Но истребителям все равно приходилось идти змейкой, чтобы сильно не оторваться от него. Не доходя километров пяти до цели, ТБ-3 пришлось долго висеть в зоне ожидания. Истребители вместе со своим лидером Р-10 сначала ушли далеко в сторону, а затем вернулись с тылу и приготовились к атаке аэродрома. Наконец, по радио пришел кодовый сигнал из трех щелчков, посланный разведчиком Р-10, и экипаж бомбардировщика понял, что атака началась. С этого расстояния ночной бой пушечных истребителей с ПВО аэродрома выглядел как мигание новогодней гирлянды. Японцы в этот раз явно были готовы к налету. Ночное небо расчерчивали лучи прожекторов и трассирующие линии очередей зенитных пулеметов. Вот, наконец, стала заметна сигнальная ракета, извещающая о готовности к представлению. Перед этим истребитель, попавший при выполнении одной из атак в луч прожектора, резко дернулся, и сильно раскачиваясь и отсвечивая попеременно запускаемыми под крыльями небольшими пороховыми ускорителями, стал удаляться от вражеского аэродрома. Бомбардировщик черной тенью развернулся и пошел впереди мнимого «подранка» лишь изредка подсвечивая ему курс тусклым световым импульсом. Через три десятка километров наблюдаемый с земли «пульсирующий пожар» на истребителе погас, и он не спеша поднялся и занял положение рядом с ТБ-3. Еще через пару минут ТБ-3 занял высоту три километра. Штурман, убедившись, что место доставки груза достигнуто, включил таймеры самоликвидаторов бутафорских пушек и реактивных ускорителей, выдернул электропроводку соединяющую груз с носителем, после чего спокойно нажал кнопку сброса. К земле, вращаясь, понесся искореженный и продырявленный, но очень многообещающе оснащенный аппарат, о дальнейшей его судьбе можно было только гадать…
Беседа шла в той же юрте, где пару дней назад Павла пила чай и покоряла своим аналитическим творчеством высокое московское начальство. На этот раз шуток не было слышно.
— …По прорыву конницы у меня все, товарищ старший майор госбезопасности.
— А о том, что по ту сторону реки творится, что уже известно?
— Утром стало известно, что за рекой напротив высоты Баён-Цаган обнаружены крупные пехотные части японцев…
Слушатель мысленно поправил отвечающего.
— «Не Баён-Цаган, Костя, а Баян-Цаган, ну или хотя бы как у нас на картах написано, Баин-Цаган. Хотя, один хрен, правильно нам это слово не выговорить. Поэтому перебивать я тебя не буду, докладывай дальше, капитан».
— Монгольские части 6-й кавдивизии, прикрывающие эту высоту 30-го июня и 1-го июля подверглись сильному артналету, но своих позиций не оставили. Японцы, по всей видимости, рассчитывали, что те отойдут, поэтому сразу же после артналета организовали разведку боем, но получили отпор. Ночью была
снова замечена японская разведка на подходах к высоте. Очевидно, японцы готовятся перейти реку значительными силами и атаковать высоту. Возможно даже, что это случится сегодня ночью.— А может это просто такая же разведка боем? А? Как думаешь, капитан?
— Маловероятно, товарищ старший майор госбезопасности. Две наши группы сумели просочиться у них на флангах и хорошо разглядели места, подготовленные для переправ через реку и сосредоточенные за рекой войска на плацдарме. Они еще заметили, что японцы, видимо предполагая серьезную опасность контратак, стали усиливать свои передовые части артиллерией. Уже вечером с соседних участков фронта в направлении высоты выдвинулось еще несколько японских рот с пушками. Танков с ними вроде бы нет, но наращивание сил в направлении высоты все еще продолжается.
— Ладно, с этим понятно. Эти японские затеи будем пока по другим каналам выяснять. Ну, а проверку места падения нашего «гостинца» вы через сколько времени провести смогли?
— Через три часа в том районе большую группу с ТБ-3 выбросили. Вот только пошуметь им там пришлось, едва оторвались…
— Потери в разведгруппах?
— Днем потерь не было. В ночном бою потеряли семь человек тяжелоранеными, и двоих убитыми. Остальные все в строю.
Мужчина в панаме цвета хаки задумчиво рассматривал карту со свежими карандашными пометками. Его гость, одетый в такую же панаму, устало прислонился к деревянному столбу, поддерживающему крышу помещения. Спустя некоторое время хозяин юрты, наконец, поднял глаза на своего собеседника.
— Какими зенитными средствами прикрыты места будущих переправ?
— Получены донесения о нескольких батареях скорострельных пушек, расположенных примерно здесь, здесь и здесь. И обычных зениток там несколько штук видели. Понятно, что переправы они будут защищать всеми силами. Днем там наверняка еще и вражеские истребители появятся.
— Знаю, мне Горелкин еще вчера докладывал. Его Р-10 днем был атакован чуть в стороне над рекой. Вернулся домой поврежденным. Их счастье, что стрелок в нем был опытный, одного японца сбил из пушки, а другого повредил. Но всегда им так везти не будет, и значит, в район, прилегающий к высоте и к японскому плацдарму они у меня пока летать перестанут. Не будем самураев нервировать.
— Виктор Михайлович, ну а нашим-то ребятам сейчас к чему готовиться?
— Твоим хлопцам я на завтра новую боевую задачу поставлю. У тебя ведь, Костя, в пятой группе вроде бы трое ребят из Приморья служили. Ну, те самые, которые сыновья корейских беженцев, что еще в двадцатых в Хабаровске осели.
— Есть у меня такие. Звезд с неба не хватают, но очень старательные бойцы.
— Это хорошо, что старательные. Так вот есть у нас один их земляк, которого недавно у реки цырики в плен взяли, вот он согласился нам помочь. Так что готовь группу из четверых и прикрытие им до линии фронта. Понял, к чему я веду?
— А чего ж тут непонятного. А не выдаст он мальчишек?
— Не должен. По нашим он не стрелял, сам сдался. Японцам служить не хочет. Про свой полк без утайки рассказал нам все, что знал. Очень просил разрешить ему в Монголии жить остаться, да я его с трудом уговорил перед этим в этот рейд сходить. В общем, если этот рейд удастся, то бери его к себе в Центр специальной подготовки инструктором. А пока слушай внимательно, что вам там завтра делать придется…
Сегодня в особую эскадрилью приехали гости. Командиры соседних эскадрилий и сам заместитель командующего первой авиагруппы удивленно разглядывали укрытую маскировочной сетью и чехлами технику, а заодно и готовящиеся к вылету самолеты. Павла немного в стороне инструктировала очередное звено перед разведвылетом, и искоса настороженно поглядывала на прибывших незнакомцев. Те в свою очередь морщили лбы, вглядываясь в контуры выходящих на старт истребителей. Горелкин радушно улыбался.
— Здравия желаю, товарищ полковник. Приветствую вас, товарищи.