Стереотипы в информационно-новостном управлении общественным мнением на примере телевизионных СМИ

Как отмечает М.Г. Смирнова, представители современной западной социологии отрицают подход к аудитории как к пассивной массе и предлагают понимать ее как большие и малые совокупности людей, между которыми или совсем отсутствует организованное и структурированное взаимодействие, или же оно присутствует в ничем не выраженной, минимально возможной степени [53] .

Анализируя работы А.В. Жаворонкова [54] , А.В. Козлова [55] , М.Г. Смирновой, И.Д. Фомичевой [56] , Г.А. Черчилля [57] и др., можно сделать вывод, что аудитория – это совокупность индивидов, которые являются адресатом общего для всех его членов СМИ при минимальном или отсутствующем непосредственном взаимодействии их друг с другом. Аудитория СМИ – это также устойчивая совокупность людей, которая возникает на основе общности их информационных потребностей и интересов (обусловленных их демографической или социальной принадлежностью), а также способов, форм и каналов удовлетворения этих потребностей. Под целевой аудиторией мы будем понимать ту часть потенциальной аудитории, на которую по тем или иным социально-демографическим признакам рассчитан канал информации, их отдельные структурные и содержательные элементы.

53

Смирнова М.Г. Социологические исследования печати, радио и телевидения

в развитых капиталистических странах. М.: Изд-во МГУ, 1984. С. 82.

54

Жаворонков А.В. Аудитория СМИ и пропаганды: социологический анализ.

М.: Политиздат, 1986, 245 с.

55

Козлов А.В. Методы и направления изучения аудитории средств массовой

информации. Львов, 1999.

56

Фомичева И.Д. Журналистика и социология. М.: МГУ, 1995. С. 136.

57

Черчилль Г.А. Маркетинговые исследования. СПб: «Питер», 2000. С. 752.

Изучая современное российское общество, ученые ИС РАН часто используют для анализа ситуации разработанный ими же индекс уровня жизни [58] . Согласно ему, они разделяют население России на десять основных категорий (или страт), уровень и качество жизни которых серьезно различаются между собой. При этом они фиксируют, что данная модель уже в основном сложилась для нашей страны и приняла достаточно устойчивые формы.

Первые две страты – это люди, живущие за чертой бедности. Третья носит промежуточный характер, объединяя россиян, балансирующих на грани бедности. Страты с пятой по восьмую представляют средние слои разного уровня достатка, а девятая и десятая – это те, кого с точки зрения жителей нашей страны можно назвать богатыми.

58

О методологических и методических подходах к разработке индекса уровня жизни см.: Н.Е. Тихонова, Н.М. Давыдова, И.П. Попова. Индекс уровня жизни и модель стратификации российского общества // Социологические исследования. 2004. № 6.

Наиболее многочисленная и пассионарная, а потому и представляющая наибольший интерес для социологов – четвертая страта. Она одна охватывает более четверти населения России, живущего на уровне предельной социальной и материальной малообеспеченности (это больше чем совокупная доля последних шести страт, вместе составляющих порядка 24 %). Поэтому именно ее представители задают тот стандарт потребления, который воспринимается всеми россиянами как минимально приемлемый и наиболее типичный для подавляющей части граждан нашей страны.

Директор ИС РАН М.К. Горшков отмечал, что в последние годы четвертая страта начала стремительно сокращаться за счет сползания части ее представителей на уровень ниже, то есть на грань нищеты. «Мы прогнозируем, – отмечает он, – что в ближайшем будущем зона бедности в российском обществе станет расширяться. Примерно пятой части граждан это грозит переходом в люмпены и маргиналы, еще стольким же – просто бедностью, когда не хватает средств на обучение детей и удовлетворение главных жизненных потребностей» [59] . Таким образом, уверены социологи РАН, налицо наглядное свидетельство исчерпания у части малообеспеченного населения России ресурсов для самостоятельного поддержания минимально приемлемого уровня жизни.

59

Свобода, неравенство, братство: социологический портрет современной России. Под ред. М.К. Горшкова. М.: «Российская газета», 2007. С. 186–187.

Оценивая причины столь резкого ухудшения ситуации, доктор социологических наук А.В. Тихонов отмечает, что наиболее существенные из них берут свое начало в несовершенстве системы управления в нашей стране. Главное его отличие от управленческих систем в развитых цивилизованных обществах он видит в первую очередь «в синкретическом, спаянном механизме власти и управления, собственности и управления» [60] .

Повышение эффективности социального управления в России, считает А.В. Тихонов, возможно лишь путем разделения механизмов и институтов власти, собственности и управления с тем, чтобы они взаимно сдерживали друг друга. Пока же они достаточно плотно сращены, и скорого их разделения в ближайшее время исследователи российского общества не ожидают, поскольку социальным группам, обладающим собственностью и властью, пока удается сравнительно легко подчинять себе также и все возможные рычаги управления, что еще более упрочивает их положение за счет остальных.

60

Тихонов А.В. Социология управления. М.: ИС РАН, 2009. С. 61.

Хотя такое управление теряет свое истинное предназначение и «становится элементарной и беззастенчивой манипуляцией» [61] , его структура и сущность от этого принципиально не меняются. Основные его механизмы в любом случае по-прежнему лежат в сфере ментально-интеллектуальной реальности [62] , где протекают процессы не только информирования населения, но и информационного воздействия на аудиторию, что может обеспечивать регулирование общественного мнения.

61

Там же.

62

Собственность при этом относится к физической реальности, а власть – к социальной, считает автор.

М.К. Горшков отмечает, что разрыв между вершиной и основанием пирамиды благосостояния (верхними 10 % самых обеспеченных и нижними 10 % самых бедных) в России составляет порядка 30 раз. При этом он поясняет, что «во многих европейских странах, если подобная цифра зашкаливает за отметку 8, собирается чрезвычайная сессия парламента и обсуждает, как сблизить края зияющей раны и притушить назревший социальный конфликт» [63] . В нашей же стране подобный конфликт, как мы видим, не обозначается даже при намного более неблагоприятных условиях.

63

Свобода, неравенство, братство: социологический портрет современной России. Под ред. М.К. Горшкова. М.: «Российская газета», 2007. С. 12.

Однако в ситуации дальнейшего падения уровня жизни социологи РАН прогнозируют серьезное обострение отношений между государством и 67 % населения, чье благосостояние характеризуется лишь тремя параметрами уровня жизни: «ниже черты бедности», «на грани бедности» и «в состоянии малообеспеченности».

Все это внушает специалистам ИС РАН опасения сильного роста социального недовольства в России, замыкающегося на базовые мировоззренческие ценности людей, с последующим смещения протестных настроений с индивидуального на макроуровень. В виду этого закономерно ожидать усиления социального контроля над обществом с целью подавления или сглаживания таких настроений. Немаловажную роль в процессах подобного управления до определенного момента могут играть механизмы информационно-новостного воздействия на общественное мнение.

Так, например, в рамках собственной теории «индивидуально-структурного социального поля» П. Штомпка связывал в единое целое индивида (как источник социального действия), социальную структуру (как место совершения действия) и, собственно, само поле (как часть социальных отношений, охватываемых этим действием). При этом следует отметить, что данная структура не только воспроизводится соответствующим социальным действием, «но и перерабатывается, видоизменяется в соответствии с информационной моделью (мыслительной реакцией) действующего индивида, содержащей цели и ценности» [64] .

64

Тихонов А.В. Социология управления. М.: ИС РАН, 2009. С. 303.

Н.И. Лапин в рамках своего антропосоциетального подхода [65] наряду с политической, административной и семейной видами власти особо выделял информационно-культурную, которая призвана осуществлять контроль над умами людей и их ценностями. Подход Н.И. Лапина получает развитие в теории социетальной трансформации Т.И. Заславской, которая вводит понятие социальных механизмов регуляции, основная черта которых – способность регулировать общественные процессы. В числе наиболее эффективных из таких механизмов Т.И. Заславская называет интенциональные (или культурно-политические), соответствующие механизмам регуляции информационно-управленческого типа, а не манипуляционного, если пользоваться терминологией А.В. Тихонова.

65

Лапин Н.И. Общая социология. М.: 2006.

Таким образом, мы можем предположить, что политическая и экономическая власть в современном (в том числе и в российском) обществе все больше использует контроль над информационными потоками.

Как отмечает А.И. Черных, «функциональные особенности современных средств массовой коммуникации в рамках организационного общества заключаются и специфическом единстве института и организации, в создании ими информационного аналога общества (формирование искусственной виртуальной реальности, подменяющей собой реальность объективную), особом воздействии на одну из основополагающих сфер жизни общества – политическую деятельность (но также на хозяйство и культуру)» [66] .

66

Черных А.И. Социология массовых коммуникаций. М.: ГУ ВШЭ, 2008. С. 79.