Стерва выходит сухой из воды. Как преодолеть полосу невезения

Но если физический дискомфорт — штука очень неприятная, вызывающая желание сбежать куда-нибудь, поближе к очагам цивилизации, то дискомфорт моральный для некоторых людей — что пряничный домик для Ганса и Гретель. Их силком не оторвешь от карамельных окошек с сахарными ставенками. Не уйдут, пока не сожрут все подчистую! Как же оно можно, так обожать несчастливую черную полосу, где нам, по выражению незабвенного Горлума, бывает так «болестно»? Неужто и здесь кому-то «жить хорошо»?

Глава 2. Грамматика как попытка к бегству

Существуют такие личности, которые в состоянии «неплохо устроиться» где угодно — даже в концлагере. И обычно остальные отчаянно завидуют «ловкачам» и «везункам»: вот, мол, умеют же люди! Фартит же некоторым! А на самом деле подобные таланты — как и любые другие таланты — чреваты «побочным эффектом». Мы уже писали о тех, кого стимулирует невыносимость окружающего, о тех, кому несовместимые с жизнью условия поистине полезны — благодаря всяческому измывательству они довольно скоро осознают, что пора приниматься за дело, за самое главное дело в мире. Нет, не за выживание. За изменение образа жизни — на тот, при котором человек не выживает, а живет. Если же ты засела в «зоне невезения», будто ржавый гвоздь в мореном дубе, ты автоматически лишаешься возможности изменить свою жизнь на более приемлемую.

Положение усугубляется тем, что в российском менталитете присутствует колоссальное количество «исторических причин» для примирения всех и каждого с общими и личными неудачами. Так же, как российская интеллигенция — совсем не то, что западные интеллектуалы, российский «поиск себя» существенно отличается от «самореализации» в западном стиле. Разница примерно та же, что между религиозным орденом и научной комиссией: одному опорой вера, другому — рациональное мышление. Наши соотечественники предпочитают верить, как сказал Михаил Жванецкий: «Не, здесь будет лучше. Станет быть будет лучше. Будет станет лучше» — и далее по кругу до полного истечения веры и уверенности. А там, глядишь, наступит второе дыхание. Или двадцать второе.

Вера, конечно, важна и нужна. Но не в качестве замены для всего прочего — для мышления, для действия, для интуиции. Тем более, что попытки обойтись верой в победу вместо реального решения проблемы затягивают. В окружении виртуальных благ можно провести годы и годы, словно Жан-Батист Гренуй из романа Патрика Зюскинда, или приснопамятный Горлум: ползать в гнилой тьме пещер, питаясь подножным кормом и воображая себя властелином мира, предметом всенародного обожания. Чем, собственно, и занимается изрядное количество людей. Этим бедолагам кажется, что судьба к ним недостаточно щедра и благосклонна. Справиться с такой напастью они не в силах, значит, необходимо забыть. Обо всем — и в первую очередь о себе, ужасно маленьком, и о реальном мире, ужасно жестоком. А взамен создается воображаемый Эдем, в котором тебе рады несказанно, потому что ты и сам здесь чудо как хорош: в плечах косая сажень, семь пядей во лбу и ниже тоже красота. Для особ женского пола предлагается стандарт 90-60-90, каскад блестящих и послушных волос, докторская степень и легкая пресыщенность обожанием со стороны сильного пола.

А пока новоиспеченный Горлум Гренуй воздвигает свои спелеосады в духе злодея Черномора, реальность предъявляет ему счета, счета, счета. Море счетов. Их надо как-то оплачивать, не то тебя выдернут из нирваны и заставят кирзу хавать. Что ж, человечество упорно трудится над решением этой задачи, совершенствует приемы, с помощью которых насущные потребности и претензии окружающего мира удовлетворяются кое-как — на грани бесцеремонного пренебрежения, а тщательно взлелеянная вдали от действия солипсическая самовлюбленность компенсирует неутешительные последствия подобного «мироздания». К тому же есть несколько весьма распространенных способов более ли менее с комфортом «обустроиться» прямо посреди полосы невезения.

Первый способ можно назвать… «сослагательным наклонением». Его основа — декларированное бездействие. И правда — кто не работает, тот не ошибается. Человек, вошедший «в препорцию», все свои деяния излагает в сослагательном наклонении — «я бы создал… изучил… построил… заработал… Я бы… я бы… кабы не бабы…» Ему главное — не замараться ошибкой или неудачей, неизбежной для всякого деятеля, экспериментатора, создателя. Ведь чем удачнее был предыдущий ход, тем больнее промахиваться впоследствии. А какой чаячий ор поднимают критики, едва вчерашний созидатель, обласканный публикой, сделает что-нибудь не столь успешное! Настоящий птичий базар: чайки, гагары, глупый пингвин и гордый буревестник. Все присутствуют и вовсю демонстрируют нетерпеливый сарказм в адрес промахнувшегося и провалившегося. Любой, кто знает об успехе не понаслышке, знает и то, что успех — величина непостоянная. И даже не величина, а величины. Успехов может быть два, пять, десять, сорок — и все разные, как романы Казановы. Что достойнее: одно великое свершение, вошедшее в мировую культуру, или полсотни бурных, но кратковременных всплесков любви народной? К чему разбираться в подобных вопросах тому, кто занят делом? И вообще — кубки особенно рьяно начинают полировать тогда, когда новых уже не предвидится.

Зачем же «человеку в сослагательном наклонении» подобные треволнения? Да еще такому, который страдает максималистскими закидонами в тяжелой форме: вот если бы я это сделал, вышло бы куда презентабельнее — лучше всех сделал бы! Он вообще часто употребляет это «если бы». Некая дама, проживающая именно в «сослагательном мире», сказала автору этой книги: «Веришь ли, но если бы я стала писать книги, я рынок популярной литературы бестселлерами завалила бы!» Увы, но в подобной ситуации единственный ответ «еслибисту»: «Попробуй». Причем заранее можно предвидеть: попыток не будет. Ни первой, ни второй, ни третьей. «Генерировать идеи» и «разрабатывать проект» — разная работа. Помни: коли в твоем мозгу и родилась какая неподражаемая мысль, ей предстоит испытать множество метаморфоз, прежде чем она воплотится в жизнь. Не считай, что сделала все и даже больше, подкинув свое беспомощное детище другому, более заботливому и упорному. Обычно тот, кто фонтанирует идеями, разбрасывая их на головы окружающих, потом дожидаясь похвал и благодарностей, сам-то предпочитает работу попроще. И выбирает чаще всего участок безопасный, не требующий больших умственных усилий. Потом радостно кичится: как я хорошо клею марки, мою посуду, кормлю собаку и т. д.

Так и существует в виртуальном измерении, гений чистого познания: всем дает советы насчет того, чего сам никогда не пробовал — сам же наверняка делать никогда ничего не будет. Человек из сослагательного наклонения любит навязывать свои советы, просишь его об этом или не просишь. Твои потребности не имеют значения, он просто не может не указать: а я на твоем месте сделал бы вот что. «Еслибиста», как правило, легко распознать уже по тому, с каким апломбом он всегда говорит и какой безапеляционный тон имеет.

В общении с ним единственно верная тактика — не следовать никаким исходящим от «сослагательного» типа советам. Никаким. Хотя бы потому, что он сам плохо представляет, что советует. А уж насчет воплощения на практике и своих собственных идей — не говоря уже о чьих-то чужих проектах — здесь любитель всяческих «если бы» пасует и перекладывает всю черновую работу и всю ответственность на тех, кто не спрятался — а он не виноват! Он никогда и ни в чем не виноват, поскольку просто ничего не делает. Пока «еслибиста» не раскусили, его репутация крепка, а положение кажется незыблемым. Достаточное и необходимое условие стабильного и комфортного существования в сослагательном наклонении — простодушие окружающих.

Очень удобно проводить подобную «сослагательную» политику в кругу семьи — авось любящие близкие не заметят некоторых несоответствий между реалиями и прожектами их драгоценного вундеркинда. Впрочем, не только дети — родители тоже не прочь повысить свое реноме. Только они чаще описывают не будущие подвиги, а славные «минувшие дни». Трудно удержаться от соблазна, рассказывая какую-нибудь поучительную историю, и не приукрасить свою роль. К подобным боевым вракам стоит отнестись снисходительно. Неизвестно, как ты сама со временем будешь «приподнимать» себя в глазах младшего поколения — а оно, к сожалению, имеет инфантильную манеру самоутверждения путем понижения самооценки собеседника — хвастаться, представляться или давить авторитетом. Но бога ради не впадай в «еслибизм»! Из него нет исхода. Он — трясина, зыбучие пески, грязевая лавина. Затянет и не спасешься.

Хотя и другие приемы из серии «грамматика в жизни» не менее опасны. Они в равной степени подменяют живое дело, яркие чувства, заметные результаты липкой, словно паутина, болтовней на тему несбыточного и несбывшегося. Из ловчих сетей выход найти нелегко. Во всяком случае, придется перестать «еслибыкать». А еще поучиться обыкновенной радости. Это редкое умение — сегодня его ценят наравне с высоким профессионализмом. Например, в США чрезвычайно популярны люди, чье присутствие делает вечеринку веселой — не приглашенные звезды и не оркестр, бодро лабающий румбу, а такие же гости, как и весь «контингент». Просто контингент занят тем, что хлещет хозяйские запасы, бахвалится, сплетничает и жалуется, постепенно скисая от скуки. Чтобы придать этим нехитрым занятиям остроту и блеск, нужен особый собеседник — либо с врожденным умением «учить плохому», либо с мощным тренированным обаянием. В любом случае, заставлять веселиться других — нелегкий труд. Но и радовать себя нелегко. Вот почему многие люди предпочитают, «чем кумушек считать трудиться», глубже погрузиться в пучину уныния и воспринимать все кармически.