Шрифт:
Annotation
Тремль-Леонидова Наталья
Тремль-Леонидова Наталья
Стерва
Нонне Владиславовне Каропульке завтра исполнялось двадцать семь лет. Вчера с помощью приходящей уборщицы они убрали двухъярусную квартиру, приготовили обед на завтрашний
Если верить гороскопу, Нонна любила порядок, чистоту, но обезьяна иногда тоже проявляла характер. Весьма непростой характер.
Порядок в квартире вдруг сменялся беспорядком, вещи в шкафу перемешивались. Она забывала куда надо пойти, что нужно купить. И часто кошелёк с деньгами и телефон оставались дома. В этот период она горевала, что у неё нет детей. Ночью тихонько плакала и засыпала только со снотворным.
Мама родила её, когда они с отцом детей уже не ждали. Вдруг забеременела в тридцать восемь лет, а отцу исполнилось сорок восемь.
Когда страной стал руководить Ельцин, работы в городе Саратове и его окрестностях не стало. Вся молодёжь ринулась в Москву на заработки. Отец умер от воспаления лёгких, а мама последовала за ним год спустя. Сестра матери, будучи намного моложе, приехала из деревни и теперь жила у неё в доме. Развела огород, держала кур и гусей.
Нонне повезло. Она поселилась в Москве у подруги, где в съемной трехкомнатной квартире в спальном районе она проживала с двумя девушками. Нонну приняли, купили ей раскладушку, и они дружно зажили вчетвером. Одна из девушек работала в еврейской благотворительной организации и ей удалось туда же устроить и Нонну. Организация помогала престарелым евреям, которые в годы войны потеряли здоровье от нацистов и чудом остались живы, будучи детьми.
Зарплата Нонну вполне устраивала, часть денег она посылала тетушке, а отпуск проводила в Саратове, в своём старом домике на окраине. Работала в огороде, ела нормальную вкусную пищу, старалась приехать в сентябре, когда жара спадала. Тётка Марья обожала племянницу. На обед готовилась очередная курица со своей картошкой, помидорами, огурцами, зеленью. На рынке покупали свинину, варили вкуснейший борщ.
Курица, сваренная с лапшой пахла курицей, свинина распространяла удивительный запах, который Нонна забывала в Москве. Почему-то в Москве у мяса запах был не тот.
Она привозила большую сумку на колесиках и громадный рюкзак подарков, в которых везло вещи, колбасы и разную вкусность для бабы Марьи. Когда уезжала, рюкзак и сумка заполнялись банками с огурцами, помидорами, вареньем, замороженной зеленухой, тушеной курятиной и тётиным самогоном, настоянным на травах.
В квартире у девушек по воскресеньям несколько недель продолжался пир. Мужчин не приглашали принципиально, хотя у двух девушек имелись так называемые "бойфренды".
В двадцать три года жизнь Нонны внезапно круто переменилась.
Владимир Иванович Наумов, пожалуй, самый богатый миллиардер в России, никому не известный, поскольку занимался руководством разработки и производства нового вооружения в России, богатством не кичился, не жил на Рублевке, занимал двухъярусную квартиру в тихом переулке в центре Москвы.
Жену и двух сыновей он отселил в подмосковный роскошный дом. Жена, красивая высокомерная склочная дама,
и сыновья - его не радовали. Два сына - балбеса, работать не желали, покуривали марихуану и кое-что покруче и вечно попадали в "истории", из которых отцу приходилось вытаскивать их до суда. На их счетах в разных банках России и за рубежом лежали такие суммы, что хватило бы им на десять жизней.Президент часто обращался к Владимиру Ивановичу за советом, ценил его за ум и нестандартное мышление. О скромности Наумова ходили легенды. Дожив до пятидесяти восьми лет, он не имел престижных часов, одевался в костюмы обычного среднего служащего, часто мятые, и вид имел затрапезный.
Подчиненные боялись его до обморока. Когда он гневался, они разбегались кто куда от его зычного баса и громадной фигуры. Высоченного роста с размером обуви сорок пятого размера и пудовыми кулаками, он напоминал бандита. К тому же, Владимир Иванович ненавидел галстуки и с трудом по утрам расчесывал гриву густых седых волос.
Когда заказанные дизайнеры оформили его квартиру и офис, Владимир Иванович пришёл в такую ярость, что предложил им не попадаться ему на глаза, во избежание.
Он самолично снял дорогущие картины, приказал вывезти мебель и оставил себе в офисе только кресло, в которое сумел поместить зад; стол, за которым могло сидеть не менее сорока человек, стулья и два высоких шкафа. Кондиционер, компьютер, телефоны и прочая техника присутствовала. Ковёр, в котором тянули ноги, рассадник пыли, как он заявил, также вынесли из кабинета. Помещение просторное, светлое, полное воздуха вполне его устраивало.
В углу стоял средней величины обычный стол с ящиками, за которым он работал, а также завтракал и обедал. В комнате отдыха имелся диван, библиотека с набитыми на полках книгами. Туалет и душ располагался рядом с комнатой. В серванте помещались на полке вина, крепкие напитки и посуда. Больше в комнате отдыха ничего не было.
Из дизайнеров он оставил только молодую девушку, которая от ужаса плакала у него в офисе, когда он выгонял остальных. Она не смогла убежать, потому что ноги её не держали. Сидела на полу и рыдала.
– Прекратить!
– Рявкнул Владимир Иванович, поднял девушку с пола и посадил на стул.
Девушка икнула и рыдать перестала.
– Ничего страшного не случилось. Поняла, дурочка? Квартиру я тебе доверяю. Оформляй по моему указу, а эти модные глупые мужики мне нафиг не нужны. От них разит одеколоном на десять метров вокруг. Причёски как у баб. Как только их земля носит? Одеты как клоуны. Мерзость, одним словом. Одна ты скромница и разумница. Как звать?
– Катя...
– На-ка, выпей.
– Владимир Иванович налил в рюмку коньяк и протянул Кате.
– Я не пью...
– Прошептала девушка, с испугом глядя на работодателя.
– Пей! Я приказываю!
– И поднес ей рюмку ко рту.
Девушка выпила коньяк и закашлялась. Наумов подошёл к столу и нажал кнопку. В ту же секунду в офис вбежал молодой парень, лейтенант, одетый в офицерскую форму.
– Коля! Девушку в ресторане накормить! И отправить её в мою пустую квартиру. Вот ключи... Все понятно?
– Так точно!
– Катюша! Истерику отставить! Давай работай. Оформляй квартиру. Каждую неделю во вторник к девяти утра - отчёт. Рисуй пока эскизы. Зарплата тебе... с сегодняшнего дня.
– Наумов назвал сумму, от которой у Кати округлились глаза.