Стихи (3)

Они - не руки примадонны,

Не руки женщин заводских,

Чье солнце пьяно от гудрона

И опаляет лица их.

Они в дугу сгибают спины,

Они добры, как светоч дня,

Они фатальнее машины,

Сильнее дикого коня.

Стряхнув с себя остатки дрожи,

Дыша, как жар в печи, их плоть

Петь только Марсельезу может

И никогда "Спаси, господь".

Вас, женщин злых, они 6 схватили

За горло, раздробили б вам

В кармине и белее лилий

Запястья благородных дам.

Сиянье этих рук любимых

Мозги туманит у ягнят,

И солнца яркого рубины

На пальцах этих рук горят.

Они темны от пятен черни,

Как вздыбленный вчерашний вал,

И не один их в час вечерний

Повстанец гордый целовал.

Они бледны в тумане рыжем,

Под солнцем гнева и любви,

Среди восставшего Парижа,

На бронзе митральез в крови.

И все же иногда, о Руки,

Вы, на которых сохранен

Губ наших трепет в час разлуки,

Вы слышите кандальный звон.

И нет для нас ужасней муки,

Нет потрясения сильней,

Когда вам, о святые Руки,

Пускают кровь из-под ногтей.

XXXVI

Сестры милосердия

Мужчина молодой, чей взор блестит, а тело

Двадцатилетнее пленяло б наготой

Или которого представить можно смело

В одежде мага под персидскою луной,

Порывистый, неукротимый, непорочный

И гордый первою причастностью своей,

Подобный морю молодому, вздохам ночи

На древнем ложе из брильянтовых камней,

Мужчина молодой грязь видит и увечье,

Уродство мира, содрогаясь, узнает,

И в сердце раненный навеки, только встречи

Теперь с сестрою милосердия он ждет.

Но женщина, тебе, о груда плоти жаркой,

Не быть сестрою милосердия вовек,

Хоть пальцы легки у тебя, и губы ярки,

И пылок черный взор, и грудь бела, как снег.

Непробужденная, с огромными зрачками!

Наш каждый поцелуй таит вопрос немой,

И убаюкивать тебя должны мы сами,

И это ты к нам льнешь, окутанная тьмой.

Всю ненависть свою, и слабость, и томленье,

И все, что вытерпела в прошлом, вновь и вновь

Ты возвращаешь нам, без гнева и сомненья,

Как ежемесячно свою теряя кровь.

Мужчина устрашен, поняв, что ты - обуза.

Одно мгновение тебя он нес, и вот,

Как наваждение, его терзает Муза

И пламя высшей Справедливости зовет.

Все время жаждущий простора и покоя,

Сполна познав неумолимость двух Сестер,

Он обращает вдруг со стоном и тоскою

К природе благостной измученный свой взор.

Но мрак алхимии, но святость познаванья

Ему внушают отвращенье неспроста:

Он тяжко ранен был, вокруг него молчанье,

И одиночество не разомкнет уста.

Пусть верил он в мечту, пусть долгой шел дорогой

Сквозь ночи Истины, но настает пора,

Когда взывает он к таинственной и строгой,

К тебе, о Смерть, о милосердия сестра!

Июнь 1871

XXXVII

Искательницы вшей

Когда ребенка лоб горит от вихрей красных

И к стае смутных грез взор обращен с мольбой,

Приходят две сестры, две женщины прекрасных,

Приходят в комнату, окутанную мглой.

Они перед окном садятся с ним, где воздух

Пропитай запахом цветов и где слегка

Ребенка волосы в ночной росе и в звездах

Ласкает нежная и грозная рука.

Он слышит, как поет их робкое дыханье,

Благоухающее медом и листвой,

И как слюну с их губ иль целовать желанье

Смывает судорожный вдох своей волной.

Он видит, как дрожат их черные ресницы

И как, потрескивая в сумрачной тиши,

От нежных пальцев их, в которых ток струится,

Под царственным ногтем покорно гибнут вши.

Ребенок опьянен вином блаженной Лени,

Дыханьем музыки, чей бред не разгадать,

И, ласкам подчинись, согласно их веленью,

Горит и меркнет в нем желанье зарыдать.

XXXVIII

Первые причастия

I

Церквушки в деревнях, какая глупость, право!

Собрав там дюжину уродливых ребят,

Гротескный поп творит молитву величаво,

И малыши за ним бормочут невпопад;

А солнце сквозь листву пробилось, и на славу

Цветные витражи над головой горят.

От камня отдает всегда землей родною.

Легко заметите вы груды тех камней

На поле, что дрожит от течки и от зноя,

Где тропка серая бежит, и рядом с ней

Сожженные кусты, шиповник цвета гноя

И черных шелковиц наросты до корней.

Вид респектабельный здесь каждое столетье

Сараям придают, пуская кисти в ход;

И если мистика гротескная в расцвете

Близ божьей матери или святых бород,

То мухи, видя хлев или корчму заметив,

Над ними радостно свой водят хоровод.

Принадлежа семье, все дети с нею схожи.

Дом - это ворох дел, заботы, простота;

Из церкви выходя, не помнят след на коже,

Оставшийся от рук служителя Христа,

И заплатить ему готовы подороже,

Чтоб только заслонять он солнце перестал,

Одежда черная впервые, хоть и мал ты;

День сладких пирогов с цветами на окне,

И полные любви Иосифы и Марты,

На мир глядящие с картинок на стене,

К которым в будущем добавятся две карты,

Как лучший сувенир о том великом дне.

Девчонки часто ходят в церковь. Им приятно

Услышать, как порой их шлюхами зовут