Уже целовала Антония мертвые губы,Уже на коленях пред Августом слезы лила…И предали слуги. Грохочут победные трубыПод римским орлом, и вечерняя стелется мгла.И входит последний плененный ее красотою,Высокий и статный, и шепчет в смятении он:«Тебя – как рабыню… в триумфе пошлет пред собою…»Но шеи лебяжьей все так же спокоен наклон.А завтра детей закуют. О, как мало осталосьЕй дела на свете – еще с мужиком пошутитьИ черную змейку, как будто прощальную жалость,На смуглую грудь равнодушной рукой положить.7 февраля 1940Фонтанный Дом
* * *
Так
отлетают темные души…– Я буду бредить, а ты не слушай.Зашел ты нечаянно, ненароком —Ты никаким ведь не связан сроком,Побудь же со мною теперь подольше.Помнишь, мы были с тобою в Польше?Первое утро в Варшаве… Кто ты?Ты уж другой или третий? – «Сотый!»– А голос совсем такой, как прежде.Знаешь, я годы жила в надежде,Что ты вернешься, и вот – не рада.Мне ничего на земле не надо,Ни громов Гомера, ни Дантова дива.Скоро я выйду на берег счастливый:И Троя не пала, и жив Эабани,И всё потонуло в душистом тумане.Я б задремала под ивой зеленой,Да нет мне покоя от этого звона.Что он? – то с гор возвращается стадо?Только в лицо не дохнула прохлада.Или идет священник с дарами?А звезды на небе, а ночь над горами…Или сзывают народ на вече? —«Нет, это твой последний вечер!»Осень 1940
Разрыв
1
Не недели, не месяцы – годыРасставались. И вот наконецХолодок настоящей свободыИ седой над висками венец.Больше нет ни измен, ни предательств,И до света не слушаешь ты,Как струится поток доказательств,Несравненной моей правоты.1940
2
И, как всегда бывает в дни разрыва,К нам постучался призрак первых дней,И ворвалась серебряная иваСедым великолепием ветвей.Нам, исступленным, горьким и надменным,Не смеющим глаза поднять с земли,Запела птица голосом блаженнымО том, как мы друг друга берегли.25 сентября 1944
3
Последний тост
Я пью за разоренный дом,За злую жизнь мою,За одиночество вдвоем,И за тебя я пью, —За ложь меня предавших губ,За мертвый холод глаз,За то, что мир жесток и груб,За то, что Бог не спас.27 июля 1934Шереметевский Дом
Надпись на книге «Подорожник»
Совсем не тот таинственный художник,Избороздивший Гофмановы сны, —Из той далекой и чужой весныМне чудится смиренный подорожник.Он всюду рос, им город зеленел.Он украшал широкие ступени,И с факелом свободных песнопенийПсихея возвращалась в мой придел.А в глубине четвертого двораПод деревом плясала детвораВ восторге от шарманки одноногой,И била жизнь во все колокола…А бешеная кровь меня к тебе велаСужденной всем, единственной дорогой.18 января 1941Ленинград
Из-под каких развалин говорю
В сороковом году
3. Тень
Что знает женщина одна о смертном часе?
О. Мандельштам
Всегда нарядней всех, всех розовей и выше,Зачем всплываешь ты со дна погибших лет,И память хищная передо мной колышетПрозрачный профиль твой за стеклами карет?Как спорили тогда – ты ангел или птица!Соломинкой тебя назвал поэт.Равно на всех сквозь черные ресницыДарьяльских глаз струился нежный свет.О тень! Прости меня, но ясная погода,Флобер, бессонница и поздняя сиреньТебя – красавицу тринадцатого года —И твой безоблачный и равнодушный деньНапомнили…
А мне такого родаВоспоминанья не к лицу. О тень!9 августа 1940. Вечер
Новоселье
3. Измена
Не оттого, что зеркало разбилось,Не оттого, что ветер выл в трубе,Не оттого, что в мысли о тебеУже чужое что-то просочилось, —Не оттого, совсем не оттогоЯ на пороге встретила его.27 февраля 1944
4. Гибель
Как будто страшной песенкиВеселенький припевИдет по шаткой лесенке,Разлуку одолев.Не я к нему, а он ко мне —И голуби в окне…И двор в плюще, и ты в плащеПо слову моему.Не он ко мне, а я к нему —во тьму,во тьму,во тьму.16 октября 1943Ташкент
Как у облака на краю,Вспоминаю я речь твою,А тебе от речи моейСтали ночи светлее дней.Так, отторгнутые от земли,Высоко мы, как звезды, шли.Ни отчаянья, ни стыдаНи теперь, ни потом, ни тогда.Но, живого и наяву,Слышишь ты, как тебя зову.И ту дверь, что ты приоткрыл,Мне захлопнуть не хватит сил.26 ноября 1945
2
Пять <пятерка> (итал.).
3
Как ты ему верна, тебе он будет верен // И не изменит до конца. Бодлер (фр.). – Перевод Анны Ахматовой.
2
Истлевают звуки в эфире,И заря притворилась тьмой.В навсегда онемевшем миреДва лишь голоса: твой и мой.И под ветер, незримых Ладог,Сквозь почти колокольный звон,В легкий блеск перекрестных радугРазговор ночной превращен.20 декабря 1945
3
Я не любила с давних дней,Чтобы меня жалели,А с каплей жалости твоейИду, как с солнцем в теле.Вот отчего вокруг заря.Иду я, чудеса творя,Вот отчего!20 декабря 1945
4
Знаешь сам, что не стану славитьНашей встречи горчайший день.Что тебе на память оставить,Тень мою? На что тебе тень?Посвященье сожженной драмы,От которой и пепла нет,Или вышедший вдруг из рамыНовогодний страшный портрет?Или слышимый еле-елеЗвон березовых угольков,Или то, что мне не успелиДосказать про чужую любовь?6 января 1946
5
Не дышали мы сонными маками,И своей мы не знаем вины.Под какими же звездными знакамиМы на горе себе рождены?И какое кромешное варевоПоднесла нам январская тьма?И какое незримое заревоНас до света сводило с ума?11 января 1946
Вместо праздничного поздравленьяЭтот ветер, жесткий и сухой,Принесет вам только запах тленья,Привкус дыма и стихотворенья,Что моей написаны рукой.24 декабря 1959