Стихотворения 1905 года

Июль 1905

* * *

«Утихает светлый ветер…»

Утихает светлый ветер, Наступает серый вечер, Ворон канул на сосну, Тронул сонную струну. В стороне чужой и темной Как ты вспомнить обо мне? О моей любови скромной Закручинишься ль во сне? Пусть душа твоя мгновенна — Над тобою неизменна Гордость юная твоя, Верность женская моя. Не гони летящий мимо Призрак легкий и простой, Если будешь, мой любимый, Счастлив с девушкой другой… Ну, так с богом! Вечер близок, Быстрый лет касаток низок, Надвигается гроза, Ночь глядит в твои глаза.

21 августа 1905

* * *

«Оставь меня в моей дали…»

Оставь меня в моей дали. Я неизменен. Я невинен. Но темный берег так пустынен, А в море ходят корабли. Порою близок парус встречный, И зажигается мечта; И вот — над ширью бесконечной Душа чудесным занята. Но даль пустынна и спокойна — И я всё тот же — у руля, И я пою, всё так же стройно, Мечту родного корабля. Оставь же парус воли бурной Чужой, а не твоей судьбе: Еще не раз в тиши лазурной Я буду плакать о тебе.

Август 1905

* * *

«Осень поздняя. Небо открытое…»

Осень поздняя. Небо открытое, И леса сквозят тишиной. Прилегла на берег размытый Голова русалки больной. Низко ходят туманные полосы, Пронизали тень камыша. На зеленые длинные волосы Упадают листы, шурша. И опушками отдаленными Месяц ходит с легким хрустом и глядит, Но, запутана узлами зелеными, Не дышит она и не спит. Бездыханный покой очарован. Несказанная боль улеглась. И над миром, холодом скован, Пролился звонко-синий час.

Август 1905

* * *

«Девушка пела в церковном хоре…»

Девушка пела в церковном хоре О всех усталых в чужом краю, О всех кораблях, ушедших в море, О всех, забывших радость свою. Так пел ее голос, летящий в купол, И луч сиял на белом плече, И каждый из мрака смотрел и слушал, Как белое платье пело в луче. И всем казалось, что радость будет, Что в тихой заводи все корабли, Что на чужбине усталые люди Светлую жизнь себе обрели. И голос был сладок, и луч был тонок, И только высоко, у Царских Врат, Причастный Тайнам, — плакал ребенок О том, что никто не придет назад.

Август 1905

* * *

«В лапах косматых и страшных…»

В лапах косматых и страшных Колдун укачал весну. Вспомнили дети о снах вчерашних, Отошли тихонько ко сну. Мама крестила рукой усталой, Никому не взглянула в глаза. На закате полоской алой Покатилась к земле слеза. «Мама, красивая мама, не плачь ты! Золотую птицу мы увидим во сне. Всю вчерашнюю ночь она пела с мачты, А корабль уплывал к весне. Он плыл и качался, плыл и качался, А бедный матросик смотрел на юг: Он друга оставил и в слезах надрывался,— Верно, есть у тебя печальный друг?» — «Милая девочка, спи, не тревожься, Ты сегодня другое увидишь во сне. Ты к вчерашнему сну никогда не вернешься: Одно и то же снится лишь мне…»

Август 1905

* * *

«Там, в ночной завывающей стуже…»

Там, в ночной завывающей стуже, В поле звезд отыскал я кольцо. Вот лицо возникает из кружев, Возникает из кружев лицо. Вот плывут ее вьюжные трели, Звезды светлые шлейфом влача, И взлетающий бубен метели, Бубенцами призывно бренча. С легким треском рассыпался веер,— Ах, что значит — не пить и не есть! Но в глазах, обращенных на север, Мне холодному — жгучая весть… И над мигом свивая покровы, Вся окутана звездами вьюг, Уплываешь ты в сумрак снеговый, Мой от века загаданный друг.

Август 1905

ПЛЯСКИ ОСЕННИЕ

Волновать меня снова и снова — В этом тайная воля твоя. Радость ждет сокровенного слова, И уж ткань золотая готова, Чтоб душа засмеялась моя. Улыбается осень сквозь слезы, В небеса улетает мольба, И за кружевом тонкой березы Золотая запела труба. Так волнуют прозрачные звуки, Будто милый твой голос звенит, Но молчишь ты, поднявшая руки, Устремившая руки в зенит. И округлые руки трепещут, С белых плеч ниспадают струй, За тобой в хороводах расплещут Осенницы одежды свои. Осененная реющей влагой, Распустила ты пряди волос. Хороводов твоих по оврагу Золотое кольцо развилось. Очарованный музыкой влаги, Не могу я не петь, не плясать, И не могут луга и овраги Под стопою твоей не сгорать. С нами, к нам — легкокрылая младость, Нам воздушная участь дана… И откуда приходит к нам Радость, И откуда плывет Тишина? Тишина умирающих злаков — Это светлая в мире пора: Сон, заветных исполненный знаков, Что сегодня пройдет, как вчера, Что полеты времен и желаний — Только всплески девических рук — На земле, на зеленой поляне, Неразлучный и радостный круг. И безбурное солнце не будет Нарушать и гневить Тишину, И лесная трава не забудет, Никогда не забудет весну. И снежинки по склонам оврага Заметут, заровняют края, Там, где им заповедала влага, Там, где пляска, где воля твоя.

1 октября 1905

Лесной

* * *

«В голубой далекой спаленке…»

В голубой далекой спаленке Твой ребенок опочил. Тихо вылез карлик маленький И часы остановил. Всё, как было. Только странная Воцарилась тишина. И в окне твоем — туманная Только улица страшна. Словно что-то недосказано, Что всегда звучит, всегда… Нить какая-то развязана, Сочетавшая года. И прошла ты, сонно-белая, Вдоль по комнатам одна. Опустила, вся несмелая, Штору синего окна. И потом, едва заметная, Тонкий полог подняла. И, как время безрассветная, Шевелясь, поникла мгла. Стало тихо в дальней спаленке — Синий сумрак и покой, Оттого, что карлик маленький Держит маятник рукой.

4 октября 1905

ЭХО

К зеленому лугу, взывая, внимая, Иду по шуршащей листве. И месяц холодный стоит, не сгорая, Зеленым серпом в синеве. Листва кружевная! Осеннее злато! Зову — и трикраты Мне издали звонко Ответствует нимфа, ответствует Эхо, Как будто в поля золотого заката Гонимая богом-ребенком И полная смеха… Вот, богом настигнута, падает Эхо, И страстно круженье, и сладко паденье, И смех ее в длинном Звучит повтореньи Под небом невинным… И страсти и смерти, И смерти и страсти — Венчальные ветви Осенних убранств и запястий… Там — в синем раздольи — мой голос пророчит Возвратить, опрокинуть весь мир на меня! Но, сверкнув на крыле пролетающей ночи, Томной свирелью вечернего дня Ускользнувшая нимфа хохочет.

4 октября 1905

* * *

«Вот Он — Христос — в цепях и розах…»

Евгению Иванову

Вот Он — Христос — в цепях и розах — За решеткой моей тюрьмы. Вот Агнец Кроткий в белых ризах Пришел и смотрит в окно тюрьмы. В простом окладе синего неба Его икона смотрит в окно. Убогий художник создал небо. Но Лик и синее небо — одно. Единый, Светлый, немного грустный — За Ним восходит хлебный злак, На пригорке лежит огород капустный, И березки и елки бегут в овраг. И всё так близко и так далёко, Что, стоя рядом, достичь нельзя, И не постигнешь синего Ока, Пока не станешь сам как стезя… Пока такой же нищий не будешь, Не ляжешь, истоптан, в глухой овраг, Обо всем не забудешь, и всего не разлюбишь, И не поблекнешь, как мертвый злак.

10 октября 1905

* * *

«Так. Неизменно всё, как было…»

Так. Неизменно всё, как было. Я в старом ласковом бреду. Ты для меня остановила Времен живую череду. И я пришел, плющом венчанный, Как в юности, — к истокам рек. И над водой, за мглой туманной,— Мне улыбнулся тот же брег. И те же явственные звуки Меня зовут из камыша. И те же матовые руки Провидит вещая душа. Как будто время позабыло И ничего не унесло, И неизменным сохранило Певучей юности русло. И так же вечен я и мирен, Как был давно, в годину сна. И тяжким золотом кумирен Моя душа убелена.