Стихотворения 1906-1941
Шрифт:
Увязала Богородица -- целый сад
Райских розанов -- в узелочке -- через плечи
И идет себе,
И смеется вслух.
А навстречу ей
Реет белый пух
С вишен, с яблонь...
(Не окончено. Жаль).
Март 1917
– ----------------
x x x
Над церковкой -- голубые облака,
Крик вороний...
И проходят -- цвета пепла и песка -
Революционные войска.
Ох ты барская, ты царская моя тоска!
Нету лиц у них и нет имен, -
Песен
Заблудился ты, кремлевский звон,
В этом ветреном лесу знамен.
Помолись, Москва, ложись, Москва, на вечный сон!
Москва, 2 марта 1917
– ----------------
ЦАРЮ -- НА ПАСХУ
Настежь, настежь
Царские врата!
Сгасла, схлынула чернота.
Чистым жаром
Горит алтарь.
– - Христос Воскресе,
Вчерашний царь!
Пал без славы
Орел двуглавый.
– - Царь!
– - Вы были неправы.
Помянет потомство
Еще не раз -
Византийское вероломство
Ваших ясных глаз.
Ваши судьи -
Гроза и вал!
Царь! Не люди -
Вас Бог взыскал.
Но нынче Пасха
По всей стране,
Спокойно спите
В своем Селе,
Не видьте красных
Знамен во сне.
Царь!
– - Потомки
И предки -- сон.
Есть -- котомка,
Коль отнят -- трон.
Москва, 2 апреля 1917, первый день Пасхи
– ----------------
x x x
За Отрока -- за Голубя -- за Сына,
За царевича младого Алексия
Помолись, церковная Россия!
Очи ангельские вытри,
Вспомяни, как пал на плиты
Голубь углицкий -- Димитрий.
Ласковая ты, Россия, матерь!
Ах, ужели у тебя не хватит
На него -- любовной благодати?
Грех отцовский не карай на сыне.
Сохрани, крестьянская Россия,
Царскосельского ягненка -- Алексия!
4 апреля 1917, третий день Пасхи
– ----------------
x x x
Во имя Отца и Сына и Святого Духа
Отпускаю ныне
Дорогого друга
Из прекрасной пустыни -- в мир.
Научила я друга -- как день встает,
Как трава растет,
И как ночь идет,
И как смерть идет,
И как звезды ходят из дома в дом -
Будет друг царем!
А как друг пошел -- полегла трава
Как под злой косой,
Зашатались черные дерева,
Пал туман густой...
– - Мы одни с тобой,
Голубь, дух святой!
9 апреля 1917
– ----------------
x x x
Чуть светает -
Спешит, сбегается
Мышиной стаей
На звон колокольный
Москва подпольная.
Покидают норы -
Старухи, воры.
Ведут разговоры.
Свечи горят.
Сходит Дух
На малых ребят,
На полоумных старух.
В полумраке,
Нехотя, кое-как
Бормочет
дьяк.Из черной тряпицы
Выползают на свет Божий
Гроши нищие,
Гроши острожные,
Потом и кровью добытые
Гроши вдовьи,
Про черный день
Да на помин души
Отложенные.
Так, на рассвете,
Ставят свечи,
Вынимают просфоры -
Старухи, воры:
За живот, за здравие
Раба Божьего -- Николая.
Так, на рассвете,
Темный свой пир
Справляет подполье.
10 апреля 1917
– ----------------
x x x
А всё же спорить и петь устанет
И этот рот!
А всё же время меня обманет
И сон -- придет.
И лягу тихо, смежу ресницы,
Смежу ресницы.
И лягу тихо, и будут сниться
Деревья и птицы.
12 апреля 1917
– ----------------
СТЕНЬКА РАЗИН
– ----------------
1
Ветры спать ушли -- с золотой зарей,
Ночь подходит -- каменною горой,
И с своей княжною из жарких стран
Отдыхает бешеный атаман.
Молодые плечи в охапку сгреб,
Да заслушался, запрокинув лоб,
Как гремит над жарким его шатром
Соловьиный гром.
22 апреля 1917
– ----------------
2
А над Волгой -- ночь,
А над Волгой -- сон.
Расстелили ковры узорные,
И возлег на них атаман с княжной
Персиянкою -- Брови Черные.
И не видно звезд, и не слышно волн,
Только весла да темь кромешная!
И уносит в ночь атаманов чёлн
Персиянскую душу грешную.
И услышала
Ночь -- такую речь:
– - Аль не хочешь, что ль,
Потеснее лечь?
Ты меж наших баб -
Что жемчужинка!
Аль уж страшен так?
Я твой вечный раб,
Персияночка!
Полоняночка!
==========
А она -- брови насупила,
Брови длинные.
А она -- очи потупила
Персиянские.
И из уст ее -
Только вздох один.
– - Джаль -- Эддин!
===========
А над Волгой -- заря румяная,
А над Волгой -- рай.
И грохочет ватага пьяная:
– - Атаман, вставай!
Належался с басурманскою собакою!
Вишь, глаза -- то у красавицы наплаканы!
А она -- что смерть,
Рот закушен в кровь.
–
Так и ходит атаманова крутая бровь.
– - Не поладила ты с нашею постелью,
Так поладь, собака, с нашею купелью!
В небе-то -- ясно,
Темно -- на дне.
Красный один
Башмачок на корме.
И стоит Степан -- ровно грозный дуб,
Побелел Степан -- аж до самых губ.
Закачался, зашатался.
– - Ох, томно!
Поддержите, нехристи, -- в очах темно!