Стихотворения и поэмы (основное собрание)

Быстро целятся друг в друга, нажимают на собачку,

и дымящаяся трубка... Так, по мысли режиссера,

и погиб Отец Народов, в день выкуривавший пачку.

И стоят хребты Кавказа как в почетном карауле.

Из коричневого глаза бьет ключом Напареули.

Друг-кунак вонзает клык

в недоеденный шашлык.

"Ты смотрел Дерсу Узала?"

"Я тебе не всё сказала".

"Раз чучмек, то верит в Будду".

"Сукой будешь?" "Сукой буду".

Входит с криком Заграница, с запрещенным полушарьем

и с торчащим из кармана горизонтом, что опошлен.

Обзывает Ермолая Фредериком или Шарлем,

придирается к закону, кипятится из-за пошлин,

восклицая: "Как живете!" И смущают глянцем плоти

Рафаэль с Буонаротти -- ни черта на обороте.

Пролетарии всех стран

Маршируют в ресторан.

"В этих шкарах ты как янки".

"Я сломал ее по пьянке".

"Был всю жизнь простым рабочим".

"Между прочим, все мы дрочим".

Входят Мысли о Грядущем, в гимнастерках цвета хаки.

Вносят атомную бомбу с баллистическим снарядом.

Они пляшут и танцуют: "Мы вояки-забияки!

Русский с немцем лягут рядом; например, под Сталинградом".

И, как вдовые Матрёны, глухо воют циклотроны.

В Министерстве Обороны громко каркают вороны.

Входишь в спальню -- вот те на:

на подушке -- ордена.

"Где яйцо, там -- сковородка".

"Говорят, что скоро водка

снова будет по рублю".

"Мам, я папу не люблю".

Входит некто православный, говорит: "Теперь я -- главный.

У меня в душе Жар-птица и тоска по государю.

Скоро Игорь воротится насладиться Ярославной.

Дайте мне перекреститься, а не то -- в лицо ударю.

Хуже порчи и лишая -- мыслей западных зараза.

Пой, гармошка, заглушая саксофон -- исчадье джаза".

И лобзают образа

с плачем жертвы обреза...

"Мне -- бифштекс по-режиссерски".

"Бурлаки в Североморске

тянут крейсер бечевой,

исхудав от лучевой".

Входят Мысли о Минувшем, все одеты как попало,

с предпочтеньем к чернобурым. На классической латыни

и вполголоса по-русски произносят: "Всё пропало,

а) фокстрот под абажуром, черно-белые святыни;

б) икра, севрюга, жито; в) красавицыны бели.

Но -- не хватит алфавита. И младенец в колыбели,

слыша "баюшки-баю",

отвечает: "мать твою!" ".

"Влез рукой в шахну, знакомясь".

"Подмахну -- и в Сочи". "Помесь

лейкоцита с антрацитом

называется Коцитом".

Входят строем пионеры, кто -- с моделью из фанеры,

кто -- с написанным вручную содержательным доносом.

С того света, как химеры, палачи-пенсионеры

одобрительно кивают им, задорным и курносым,

что врубают "Русский бальный" и вбегают в избу к тяте

выгнать тятю из двуспальной, где их сделали, кровати.

Что попишешь? Молодежь.

Не задушишь, не убьешь.

"Харкнул в суп, чтоб скрыть досаду".

"Я с ним рядом срать не сяду".

"А моя, как та мадонна,

не желает без гондона".

Входит Лебедь с Отраженьем в круглом зеркале, в котором

взвод берёз идет вприсядку, первой скрипке корча рожи.

Пылкий мэтр с воображеньем, распаленным гренадером,

только робкого десятку, рвет когтями бархат ложи.

Дождь идет. Собака лает. Свесясь с печки, дрянь косая

с голым задом донимает инвалида, гвоздь кусая:

"Инвалид, а инвалид.

У меня внутри болит".

"Ляжем в гроб, хоть час не пробил!"

"Это -- сука или кобель?"

"Склока следствия с причиной

прекращается с кончиной".

Входит Мусор с криком: "Хватит!" Прокурор скулу квадратит.

Дверь в пещеру гражданина не нуждается в "сезаме".

То ли правнук, то ли прадед в рудных недрах тачку катит,

обливаясь щедрым недрам в масть кристальными слезами.

И за смертною чертою, лунным блеском залитою,

челюсть с фиксой золотою блещет вечной мерзлотою.

Знать, надолго хватит жил

тех, кто головы сложил.

"Хата есть, да лень тащиться".

"Я не блядь, а крановщица".

"Жизнь возникла как привычка

раньше куры и яичка".

Мы заполнили всю сцену! Остается влезть на стену!

Взвиться соколом под купол! Сократиться в аскарида!

Либо всем, включая кукол, языком взбивая пену,

хором вдруг совокупиться, чтобы вывести гибрида.

Бо, пространство экономя, как отлиться в форму массе,

кроме кладбища и кроме черной очереди к кассе?

Эх, даешь простор степной

без реакции цепной!

"Дайте срок без приговора!"

"Кто кричит: "Держите вора!"?"

"Рисовала член в тетради".

"Отпустите, Христа ради".

Входит Вечер в Настоящем, дом у чорта на куличках.

Скатерть спорит с занавеской в смысле внешнего убранства.

Исключив сердцебиенье -- этот лепет я в кавычках -

ощущенье, будто вычтен Лобачевский из пространства.

Ропот листьев цвета денег, комариный ровный зуммер.

Глаз не в силах увеличить шесть-на-девять тех, кто умер,

кто пророс густой травой.

Впрочем, это не впервой.

"От любви бывают дети.

Ты теперь один на свете.

Помнишь песню, что, бывало,

я в потемках напевала?

Это -- кошка, это -- мышка.

Это -- лагерь, это -- вышка.

Это -- время тихой сапой

убивает маму с папой".

1986

– ----------------

Примечание к прогнозам погоды

Аллея со статуями из затвердевшей грязи,

похожими на срубленные деревья.