Стихотворения и поэмы

Одним из наиболее характерных поэтических произведений, написанных Чиковани в ту пору, была поэма «Судьба — Республика» (1928). Это — поэтическая хроника, запечатлевшая решающий час в жизни новой Грузии: бегство меньшевиков и установление советской власти (1921 год). Не исключено, что название ее навеяно поэмой Бараташвили «Судьба Грузии», в которой тоже был отображен переломный момент, определивший исторический путь грузинского народа на целую эпоху.

«Судьба — Республика» написана в манере, характерной для грузинской поэзии тех лет. Много общего она имеет, в частности, с поэмами «Джон Рид» (1924) Галактиона Табидзе и «Рион — порт» (1928) Тициана Табидзе. Все это — поэмы нового типа, поэмы-хроники.

Как видим, путь Симона Чиковани в поэзии был довольно сложным. Сам он назвал ранний этап своего творчества «детской болезнью». [5] Что греха таить — не обошлось тогда без «голого экспериментаторства» и «любования самоцельным звуковым образом», не всегда удавалось поэту «сочетать с картиной звук», не всегда его образ был «порожден щедрым солнцем», эксцентричность метафор и сравнений затрудняла порою восприятие его стихов, но во многих из них (за исключением нескольких самых ранних опытов самоцельной оркестровки стиха) несомненно заключалась живая и острая мысль, подлинное чувство, хотя, может быть, и выраженное часто с нарочитой полемической несуразностью.

5

Чиковани Симон, Сочинения, т. I, Тбилиси, 1975, с. 207, на груз. яз. (стихотворение «Первосказанное»).

Многие и многие стихи Симона Чиковани, созданные в 20-х годах, были по-настоящему реалистичны, а отдельные формалистические выверты были сравнительно легко устранимы. И действительно, несколько позже небольшая, часто еле заметная ретушь помогла автору прояснить прекрасный лик многих своих ранних произведений («Судьба соловья». «Письма», «Под дождем», «Первое посвящение», «Первая разлука», «Когда в Тбилиси…», «Не спится ночью и не пишется», «Второе посвящение», «Вспоминаю в городе село родное», «Песнь путника», «Дева-башня» и многие другие). Более того, когда грузинской поэзией в целом (и ее читателем!) были вполне освоены многие из новаторских опытов 20-х годов, когда были преодолены и пуристские крайности в толковании «норм» реализма, в ряде случаев даже эта позднейшая стилистическая ретушь оказалась излишней и оказались устаревшими не первые варианты стихов, а их новые редакции.

При жизни Чиковани в русские сборники обычно включалось только одно его стихотворение этой поры — «Дорога», но и оно дает нам достаточное представление о поэтической работе Симона Чиковани 20-х годов:

По рельсам, по степи, по знойной долине, не оскудевая, как свист соловья, летит она, в свивах бесчисленных линий, прямая, ночная дорога моя. Республика правды, труда и свободы! За свистом, за степью, за цепью колес вот желтое небо в кустах непогоды орлами за мной из-за гор понеслось. …Ты, родина всех человеческих стран, ты, родина радости, здравствуй, Россия! Какими дорогами ни колеси я, найду по морям, по полям, по кострам, по горным тропам, за Азовом и Понтом глаза золотые от хлеба твои, и кожу, покрытую бисером потным, и чащу, где льются в ночи соловьи. Где рельсы и свищут, и льются, и стелют огни по уже пролетевшим огням, где конь мой Мерани ныряет в метели в безжалостной жадности к будущим дням.

В этом стихотворении знаменательна, помимо всего прочего, и перекличка с грузинской классической поэзией, в частности с бараташвилиевским «Мерани», что, казалось бы, совершенно недопустимо для правоверного футуриста. Однако следует отметить, что характерные мотивы классической поэзии здесь не просто использованы, а своеобразно преломлены, видоизменены в соответствии с новой эпохой. Здесь и продолжение традиции, и полемика с традиционностью.

Стихотворение «Дорога» написано в 1927 году, то есть в пору, когда, по признанию самого поэта, он «почувствовал опасность отрыва от жизни, увлечения архитектоникой стиха» и «перешел на художественное отображение революционной борьбы в Грузии…». [6]

6

Чиковани Симон, Стихи, М., 1935, с. 9.

Эта новая творческая позиция отчетливо сказалась в «Дороге» и в хронологически примыкающих к ней произведениях. Но ориентация на классику давала себя знать и в более ранних опытах Симона Чиковани, хотя там ориентация эта была довольно односторонней. В своих ранних опытах оркестровки стиха поэт опирался не столько на футуристическую традицию Хлебникова, Каменского и Крученых, сколько на некоторые структурные элементы грузинского (и в частности, мегрельского) фольклора, на некоторые характерные особенности поэтики грузинского поэта XVIII века Виссариона Габашвили (Бесики). Сам поэт не без основания сближал свои стихотворения того периода «Хабо» и «Карбория» со стихотворениями Бесики «Тано татано» («О, статный стан») и «Шавни шашвни» («Черные дрозды»). В попытках Симона Чиковани тех лет восстановить в грузинской поэзии связь с поэтами XIX века сказалась полемическая антисимволистская направленность, поскольку, с его точки зрения, в поэзии грузинских символистов на определенном этапе «никак не выявлялись характерные особенности Грузии, даже ее природы. Я пытался восстановить в своих стихах стихотворную культуру Нико Бараташвили и Ильи Чавчавадзе. Эти мои опыты, однако, не характеризовались созданием стилизованных стихотворений, хотя путь моих поэтических исканий и был чисто формального порядка». [7]

7

Чиковани Симон, Стихи, с. 8.

Как мы уже знаем, с середины 20-х годов Симон Чиковани решительно отказался от такой чисто формальной экспериментаторской установки и начал искать новые, реалистические пути в поэзию. «После поэмы „Судьба — Республика“, — писал он позднее, — я решил еще шире отобразить современную тематику и с этой целью предпринял ряд поездок по горам и долинам Грузии. С двадцать седьмого года по тридцать третий год я месяцами оставался в колхозах, на предприятиях и в малодоступных уголках Сванетии, Хевсуретии, Пшавии и Аджаристана, и я полагаю, что за это время моя поэзия претерпела коренные изменения…» [8]

8

Там же, с. 9–10.

И действительно, если в 20-е годы даже лучшие образцы лирики Симона Чиковани носили в какой-то степени отпечаток абстрактности и умозрительности, то последующие поиски поэта привели его как раз к большей конкретизации образов, к подчеркнутому эпизму описания и рассказа, даже к чрезмерной порою прозаизации стиха (не случайно, что в эту пору Симон Чиковани выступает часто и в качестве автора оригинальных очерков). Как сильно отличаются, например, по своей поэтике от «Дороги» уже первые строфы стихотворения Симона Чиковани «Вечер застает в Хахмати» (1931).

Вот уж на тропах видим: хевсуры. Значит, в предгорьях конец пути. Завтра возьмем мы хребет темно-бурый, — легче сказать о нем, чем перейти. Вечер навстречу — идем, нахмурясь, усталость качает, шли дотемна. В Хахмати стали у Алудаури, Кудиа будет хозяин наш. Плоская крыша. Овчины горою. Хахмати! Водкой полощем рот. Об этом гнездовье древнем героев достойную Кудиа речь ведет.

Это стихотворение, так же как и другие стихи этого периода («Комсомол в Ушгуле», «Стада в Рошке», «Сванская колыбельная», «Девушка из Рошки», «По следам Важа Пшавела» и др.), знаменует собой успешное движение поэта к полнокровному реалистическому изображению современности. Это еще не была пора окончательной зрелости, но перед Симоном Чиковани уже открылась широкая и прямая дорога к новым вершинам мастерства, тот этап в его творчестве, о кануне которого прекрасно сказал сам Симон Чиковани в одном из своих лирических шедевров: