Стихотворения, не входившие в прижизненные сборники

В миру ль на вселенское дело,

На Таинство ль Боге страстное —

Отчизны соборное тело

Живущий в нем ангел подвиг?

Завеса — виденье дневное;

Едва в небесах потемнело —

Разверзнется зренье ночное —

И вспыхнет зияющий миг.

В какую окрайную мету

Метнул Мировержец комету,

Что лик исступленный вперила

Во мрак и повисла стремглав,

Власы рассыпая прямые

По тверди, где звезды немые

Простерли весы и мерила,

Истцы неоправданных прав?

Приникло небесное к долу,

И реют прозрачные силы,

От нас восходящих встречая

И нам нисходящих даря,

Причастников Чаши венчая,

Отцов отмыкая могилы,—

И души теснятся к Престолу

И молят о плоти Царя.

Земля с духоносным пределом

Общается жертвенной меной.

Родимую бранную братью

Крепит сокровенный оплот.

И видят враги перед ратью,

Идущей на подвиг смиренный,

Троих, в одеянии белом,

На белых конях, воевод.

Случайно ли, мнишь, на шеломы

Свергаются молний изломы?

На Суд, где свидетели — Громы,

Меч острый — в устах Судии,

Народные Ангелы в споре

Сошлись о вселенском просторе.

Чей якорь в незыблемом море,

В Софийном лежит Бытии?

Чья правда? Но сень Иоанны,

Ковчег крестоносцев узорный,—

Червей огнедышащих зевы

Вотще пожирают собор!

Чья сила? Но перст Женевьевы

От Града, как встарь, чудотворный,

Отвел одержимые станы —

И явен святой приговор.

Аминь! Кто за маревом дымным

Снов буйных, кощунственным гимном,

Ничтожества славит пустыню,

Кромешную празднует тьму,—

Сама, Чьей Лазури святыню

Взор чистых живых умилений

Впивает с душою явлений,—

Пути возбранила ему.

НЕДУГУЮЩИМ

Ты, Совесть русская, себе,

Дитя, верна и в бездорожьи

Скитаний темных! И Судьбе

Самой кричишь: «Суди по-Божьи!»

Когда решеньем вышних сил

Русь ворога превозмогает —

Архистратиг ли Михаил

Иль ей Георгий помогает;

И, на вселенские весы

Бросая подвиг достославный,

Своей стыдишься ты красы,

Своей не веришь правде явной.

В самоотверженной мечте,

Стыдясь знаменоваться кровью,

Так ты блуждаешь во Христе

И соблазняешься любовью.

О Совесть русская! пора

Тебе, переболевшей ложью

Уединенного добра,

Беглянке овчего двора,

Войти с народом в Правду Божью!

УБЕЛЕННЫЕ НИВЫ

Посмотрите на нивы, как они побелели. 

Ев. oт Иоанна, IV, 35

Не человеческим плугом

Мир перепахан отныне.

На мирской мировщине

Нам скоро друг с другом,

Над ясным лугом,

Целоваться в соборной святыне.

Вырвано с глыбою черной

Коренье зол застарелых.

Жди всходов белых

На ниве просторной,

Народ чудотворный,

Поминаючи верных и смелых.

Крепко надейся и веруй;

Что небывалое будет.

Чу, петел будит

Под мглою серой

Уснувших глухо!

Мужайся: не мерой

Дает Бог Духа,

И Солнце Земли не забудет.

ТРИЗНА КРЕЗА

Солнце слитки дней моих пылит;

Солнце дней моих пышнее Креза:

Я потопом пламенным облит.

Мой костер — мой трон… А Смерть железа

На ногах у пленника пилит.

Дни мои — златая тризна Креза.

Злато — жар, а тело не болит;

Злато — пыль и, рея, не палит.

Веющей пилой мои желем —

Мне чело лобзая — Смерть пилит.

ОМ

В дыханьи каждом — всё: века, и младость,

И рай, и радость,

И жизнь, и боль,

Огонь и воздух, вод текучих сладость

И черной глыбы соль…

Лишь приневоль

Свой взор, потерянный блаженно в целом,

Стать на одном —

И вспыхнет, лирник-лебедь, в гимне белом

Луч Брамы — Ом.

ВЛАДЫЧИЦА ДЕБРЕНСКАЯ

Во темном сыром бору

Семь ключей повыбило.

На чистой прогалине

Студенец серебряный —

Студенец серебряный

Владычицы Дебренской,

Во темном сыром бору

Семь ключей повыбило:

Собирались семь ключей,

Сотекались семь живых

На чистой прогалине

В студенец серебряный.

По заветну бережку

Мурава нетоптана,

По лугу нехожему

Травушка некошена,

Мурава шелковая,

Цветики лазоревы.

Во темном сыром бору

Семь ключей повыбило.

На чистой прогалине

Студенец серебряный,

По-над яром хижинка,

Поодаль лачужинка.

Не святой затворничек

В келье затворяется:

Затворилась Схимница

Под схимой лазоревой.

Выглянет — повызвездит

По синю поднебесью.

Хижина безвестная —

Царицы Небесныя,

Девы неневестныя

Владычицы Дебренской.

Живет Матерь Дебренска

За старцем-обручником.

А старцу-обручнику,

Духову послушнику,

Горенка молельная —

Церковь самодельная,

Почивальня райская —

Ветхая лачужинка.

На чистой прогалине

Студенец серебряный;

По заветну бережку

Шелкова муравушка,—

По заветну бережку

Владычицы Дебренской.

Во темном сыром бору

Семь ключей повыбило.