Стихотворения, не вошедшие в сборники

В аду, о крови вспомнил в первый раз.

Положим, видел-то ее он мало:

Ведь там — орудие его стреляло

В летучую машину. А людей,

Что падали на землю вместе с ней,—

Сама земля же их и убивала.)

Тень вдруг проговорила: «Погодите,

Здесь место есть недалеко одно,

Песком забвения усыпано оно,

Я принесу песок. И если оба,

И я, и вы,— мы правы, и не злоба,

Не что-нибудь худое движет нами,

А только всемогущая любовь —

Тогда увидите вы чудо сами:

Сотрет песок забвенья эту кровь».

Скользнула прочь, и сразу — никого.

Но средь пустынных адовых низин

Недолго оставался Дант один:

Вновь спутник верный около него

И сыплет золотистое пшено

Забвения — на бурое пятно.

Смеется Тень: «Взгляните, где ж оно?»

Дант опустил глаза, взглянул несмело:

Но и следов от темного пятна

Уж не было на перевязи белой:

Как новый снег теперь чиста она.

«Идем, идем! Пред нами долгий путь.

Да ничего, придем когда-нибудь!»

Они идут, бегут… «Здесь поворот,—

Сказала Тень. — Направо будет грот,

А там, сейчас же, видите, за гротом

Идет дорога новым поворотом.

Нарочно он так незаметно слажен.

А он, меж тем, довольно-таки важен.

Ведь это вход, я знаю, в Пятый Круг.

Я был и там. Но вам понятно, друг,

Там были поиски мои напрасны;

И сам я это понимал… А вдруг?..

Жалел потом. Зачем мне безучастно,

Мне, полному заботою своей,

Глядеть на эту гущу, на несчастных,

Которые всё время тонут в ней?..

Там озеро, широкое, большое,

Но не вода в нем — а сплошной елей,

Иль масло из лампадок, прегустое,

И там-то я рассматривал их всех:

Они захлебывались маслом,— тех

Изменников, смиренников, что падки

Замалчивать свой были грех,

ВсЁ время тепля разные лампадки.

Но истина — их нынешний удел

Не может им казаться очень сладким:

Купание в холодном масле тел,

Тяжелое ворочанье в елее…

Что может быть еще, скажите, злее?

И я ушел… мне слишком больно стало,—

Оставив в масле задыхаться их…

Да, всякое случалось, все бывало

Со мной в скитаньях адовых моих…

Но вы задумчивы. Я не могу понять

Всех ваших дум, хоть пристально смотрю.

Должно быть, я напрасно говорю,

Что мысли всякие читать умею».

— «Я так хотел бы вам их рассказать,

Мой милый спутник, только не посмею,

Уж слишком спутаны они, неясны…

О чуде, о забвении… Прекрасным

Мне кажется забвенье иногда…»

— «А я,— сказала Тень,— его не знаю,

Да не знавал и раньше никогда.

Но не жалел, что память сохраняю,

Из прошлого крупинки не теряю…

А чудо,— иль не большее,— в прощеньи ?..

(Ах, Данте, вы,— ведь вы мое забвенье,

Мгновенное от боли отвлеченье…

Но это в сторону я говорю,

И даже вам уже не повторю.)

Оставим это. Поскорей вперед,

Ведь нас нелегкая задача ждет».

И шли они, почти бежали, скоро.

Но в почве точно не было упора,

Так горяча, мягка была она.

«Под нами здесь пустая глубина,

Девятый Круг. Он на короткий срок.

Я был и там. Но там такая марка,

Что я и Тень — а выдержать не мог.

Едва войду — тотчас же за порог.

И для меня, для Тени, слишком жарко.

Оттуда их, по окончаньи срока,

В тот мглистый, черный океан бросают.

Они, конечно, тотчас замерзают».

— «О, как жестоко!— Дант промолвил с дрожью.—

Но что это? Идем по бездорожью?»

— «Да, нет дороги. Путь не обозначен.

Был план когда-то, ныне он утрачен,

Иль отменен. А вы за мной идите,

По сторонам не очень-то глядите,

Я вижу знаки, где он сделан начерн.

А о жестокости — о ней молчите!

0 ней, о здешней, вам ли спорить с нами?

Девятый Круг, и океан,— всё сами

Жильцы понатворили для себя.

И все-таки, и все-таки, любя,

Им послана надежда на прощенье.

А там, у вас…

Не путайтесь в коренья,

Ведь этак даже и упасть легко.

Здесь травы цепки. Уж недалеко».

— «А отчего, скажите, пахнет медом?—

Дант неожиданно остановился:

— Тут пустота, каким же это родом?..

Почувствовав, я сразу удивился…»

— «А для меня здесь в воздухе сирень,—

Сказала, живо обернувшись, Тень.—

Вы любите его, должно быть,— мед?»

— «О да, и запах лип в цвету…» — «Hy вот.

Поэтому и дан вам запах меда.

У этих мест известная природа,

И это знак, что мы почти у рая.

Я не был в нем, но говорят, я знаю,

Что все там слышат, что кому дороже,

И видят это, и имеют тоже».

— «Какая странность!— путаясь в траве,

Заметил Данте. — Но и как прелестно!

Нельзя придумать более чудесно!

Ну как не закружиться голове?

Не знал подобных райских я примет:

Желанью сердца каждого — ответ!

Как мне хотелось бы туда пробраться,

Но чтоб уж навсегда там и остаться!»

— «Вы можете, но только надо прежде

Вам на земле так жить и так хотеть

Лишь этого, чтоб вы могли, в надежде,

Светло и непорочно умереть.

Но бросим наши рассужденья. Вот

Я вижу арку белую ворот.

Ворота широки — но узок вход».

Дант, в восхищеньи, громко закричал: