Ты всегда хороша несравненно,Но когда я уныл и угрюм,Оживляется так вдохновенноТвой веселый, насмешливый ум;Ты хохочешь так бойко и мило,Так врагов моих глупых бранишь,То, понурив головку уныло,Так лукаво меня ты смешишь;Так добра ты, скупая на ласки,Поцалуй твой так полон огня,И твои ненаглядные глазкиТак голубят и гладят меня, —Что с тобой настоящее гореЯ разумно и кротко сношуИ вперед – в это темное море —Без обычного страха гляжу…1848
«Вчерашний день, часу в шестом…»
Вчерашний день, часу в шестом, Зашел я на Сенную;Там били женщину кнутом, Крестьянку молодую.Ни звука из ее груди, Лишь бич свистал, играя…И Музе я сказал: «Гляди! Сестра твоя родная!»1848 (?)
«Поражена
потерей невозвратной…»
Поражена потерей невозвратной,Душа моя уныла и слаба:Ни гордости, ни веры благодатной —Постыдное бессилие раба!Ей все равно – холодный сумрак гроба,Позор ли, слава, ненависть, любовь, —Погасла и спасительная злоба,Что долго так разогревала кровь.Я жду… но ночь не близится к рассвету,И мертвый мрак кругом… и та,Которая воззвать могла бы к свету, —Как будто смерть сковала ей уста!Лицо без мысли, полное смятенья,Сухие, напряженные глаза —И, кажется, зарею обновленьяВ них никогда не заблестит слеза.1848 (?)
«Да, наша жизнь текла мятежно…»
Да, наша жизнь текла мятежно, Полна тревог, полна утрат, Расстаться было неизбежно — И за тебя теперь я рад!Но с той поры как все кругом меня пустынно! Отдаться не могу с любовью ничему,И жизнь скучна, и время длинно,И холоден я к делу своему.Не знал бы я, зачем встаю с постели,Когда б не мысль: авось и прилетелиСегодня наконец заветные листы,В которых мне расскажешь ты:Здорова ли? что думаешь? легко лиПод дальним небом дышится тебе, Грустишь ли ты, жалея прежней доли, Охотно ль повинуешься судьбе?Желал бы я, чтоб сонное забвеньеНа долгий срок мне на душу сошло, Когда б мое воображенье Блуждать в прошедшем не могло…Прошедшее! его волшебной властиПокорствуя, переживаю вновьИ первое движенье страсти,Так бурно взволновавшей кровь,И долгую борьбу с самим собою,И не убитую борьбою,Но с каждым днем сильней кипевшую любовь.Как долго ты была сурова,Как ты хотела верить мне,И как и верила, и колебалась снова,И как поверила вполне!(Счастливый день! Его я отличаюВ семье обыкновенных дней;С него я жизнь мою считаю,Я праздную его в душе моей!)Я вспомнил все… одним воспоминаньем,Одним прошедшим я живу —И то, что в нем казалось нам страданьем, —И то теперь я счастием зову…А ты?.. ты так же ли печали предана?..И так же ли в одни воспоминанья Средь добровольного изгнанья Твоя душа погружена?Иль новая роскошная природа,И жизнь кипящая, и полная свобода Тебя невольно увлекли? И позабыла ты вдалиВсе, чем мучительно и сладко так пороюМы были счастливы с тобою?Скажи! я должен знать… Как странно я люблю! Я счастия тебе желаю и молю,Но мысль, что и тебя гнетет тоска разлуки, Души моей смягчает муки…1850
«Я не люблю иронии твоей…»
Я не люблю иронии твоей.Оставь ее отжившим и нежившим,А нам с тобой, так горячо любившим,Еще остаток чувства сохранившим, —Нам рано предаваться ей!Пока еще застенчиво и нежноСвидание продлить желаешь ты,Пока еще кипят во мне мятежноРевнивые тревоги и мечты —Не торопи развязки неизбежной!И без того она недалека:Кипим сильней, последней жаждой полны,Но в сердце тайный холод и тоска…Так осенью бурливее река,Но холодней бушующие волны…1850
На улице
1. Вор
Спеша на званый пир по улице прегрязной,Вчера был поражен я сценой безобразной:Торгаш, у коего украден был калач,Вздрогнув и побледнев, вдруг поднял вой и плачИ, бросясь от лотка, кричал: «Держите вора!»И вор был окружен и остановлен скоро.Закушенный калач дрожал в его руке;Он был без сапогов, в дырявом сюртуке;Лицо являло след недавнего недуга,Стыда, отчаянья, моленья и испуга…Пришел городовой, подчаска подозвал,По пунктам отобрал допрос отменно строгой,И вора повели торжественно в квартал.Я крикнул кучеру: «Пошел своей дорогой!» —И Богу поспешил молебствие принестьЗа то, что у меня наследственное есть…
2. Проводы
Мать касатиком сына зовет,Сын любовно глядит на старуху,Молодая бабенка реветИ все просит остаться Ванюху,А старик непреклонно молчит:Напряженная строгость во взоре,Словно сам на себя он сердитЗа свое бесполезное горе.Сивка дернул дровнишки слегка —Чуть с дровней не свалилась старуха.Ну! нагрел же он сивке бока,Да помог старику и Ванюха…
3. Гробок
Вот идет солдат. Под мышкоюДетский гроб несет, детинушка.На глаза его суровыеСлезы выжала кручинушка.А как было живо дитятко,То и дело говорилося:«Чтоб ты лопнуло, проклятое!Да зачем ты и родилося?»
4. Ванька
Смешная сцена! Ванька-дуралей,Чтоб седока промыслить побогаче,Украдкой чистит бляхи на своейОбодранной и заморенной кляче.Не так ли ты, продажная краса,Себе придать желая блеск фальшивый,Старательно взбиваешь волосаНа голове, давно полуплешивой?Но оба вы – извозчик-дуралейИ ты, смешно
причесанная дама, —Вы пробуждаете не смех в душе моей —Мерещится мне всюду драма.1850
«Мы с тобой бестолковые люди…»
Мы с тобой бестолковые люди:Что минута, то вспышка готова!Облегченье взволнованной груди,Неразумное, резкое слово.Говори же, когда ты сердита,Все, что душу волнует и мучит!Будем, друг мой, сердиться открыто:Легче мир – и скорее наскучит.Если проза в любви неизбежна,Так возьмем и с нее долю счастья:После ссоры так полно, так нежноВозвращенье любви и участья…1851
«Блажен незлобивый поэт…»
Блажен незлобивый поэт,В ком мало желчи, много чувства:Ему так искренен приветДрузей спокойного искусства;Ему сочувствие в толпе,Как ропот волн, ласкает ухо;Он чужд сомнения в себе —Сей пытки творческого духа;Любя беспечность и покой,Гнушаясь дерзкою сатирой,Он прочно властвует толпойС своей миролюбивой лирой.Дивясь великому уму,Его не гонят, не злословят,И современники емуПри жизни памятник готовят…Но нет пощады у судьбыТому, чей благородный генийСтал обличителем толпы,Ее страстей и заблуждений.Питая ненавистью грудь,Уста вооружив сатирой,Проходит он тернистый путьС своей карающею лирой.Его преследуют хулы:Он ловит звуки одобреньяНе в сладком ропоте хвалы,А в диких криках озлобленья.И веря и не веря вновьМечте высокого призванья,Он проповедует любовьВраждебным словом отрицанья, —И каждый звук его речейПлодит ему врагов суровых,И умных и пустых людей,Равно клеймить его готовых.Со всех сторон его клянутИ, только труп его увидя,Как много сделал он, поймут,И как любил он – ненавидя!В день смерти Гоголя,21 февраля 1852
Муза
Нет, Музы ласково поющей и прекраснойНе помню над собой я песни сладкогласной!В небесной красоте, неслышимо, как дух,Слетая с высоты, младенческий мой слухОна гармонии волшебной не учила,В пеленках у меня свирели не забыла,Среди забав моих и отроческих думМечтой неясною не волновала умИ не явилась вдруг восторженному взоруПодругой любящей в блаженную ту пору,Когда томительно волнуют нашу кровьНеразделимые и Муза и Любовь…Но рано надо мной отяготели узыДругой, неласковой и нелюбимой Музы,Печальной спутницы печальных бедняков,Рожденных для труда, страданья и оков, —Той Музы плачущей, скорбящей и болящей,Всечасно жаждущей, униженно просящей,Которой золото – единственный кумир…В усладу нового пришельца в Божий мир,В убогой хижине, пред дымною лучиной,Согбенная трудом, убитая кручиной,Она певала мне – и полон был тоскойИ вечной жалобой напев ее простой.Случалось, не стерпев томительного горя,Вдруг плакала она, моим рыданьям вторя,Или тревожила младенческий мой сонРазгульной песнею… Но тот же скорбный стонЕще пронзительней звучал в разгуле шумном,Все слышалося в нем в смешении безумном:Расчеты мелочной и грязной суеты,И юношеских лет прекрасные мечты,Погибшая любовь, подавленные слезы,Проклятья, жалобы, бессильные угрозы.В порыве ярости, с неправдою людскойБезумная клялась начать упорный бой.Предавшись дикому и мрачному веселью,Играла бешено моею колыбелью,Кричала: «Мщение!» – и буйным языкомВ сообщники свои звала Господень гром!В душе озлобленной, но любящей и нежнойНепрочен был порыв жестокости мятежной.Слабея, медленно, томительный недугСмирялся, утихал… и выкупалось вдругВсе буйство дикое страстей и скорби лютойОдной божественно-прекрасною минутой,Когда страдалица, поникнув головой,«Прощай врагам своим!» – шептала надо мной…Так вечно плачущей и непонятной девыЛелеяли мой слух суровые напевы,Покуда наконец обычной чередойЯ с нею не вступил в ожесточенный бой.Но с детства прочного и кровного союзаСо мною разорвать не торопилась Муза:Чрез бездны темные Насилия и Зла,Труда и Голода она меня вела —Почувствовать свои страданья научилаИ свету возвестить о них благословила…1852
За городом
«Смешно! нас веселит ручей, вдали журчащий,И этот темный дуб, таинственно шумящий;Нас тешит песнею задумчивой своей,Как праздных юношей, вечерний соловей;Далекий свод небес, усеянный звездами,Нам кажется, простерт с любовию над нами;Любуясь месяцем, оглядывая даль,Мы чувствуем в душе ту тихую печаль,Что слаще радости… Откуда чувства эти?Чем так довольны мы?.. Ведь мы уже не дети!Ужель поденный труд наклонности к мечтамЕще в нас не убил?.. И нам ли, беднякам,На отвлеченные природой наслажденьяСвободы краткие истрачивать мгновенья?»– Э! полно рассуждать! искать всему причин!Деревня согнала с души давнишний сплин.Забыта тяжкая, гнетущая работа,Докучной бедности бессменная забота —И сердцу весело… И лучше поскорейСудьбе воздать хвалу, что в нищете своей,Лишенные даров довольства и свободы,Мы живо чувствуем сокровища природы,Которых сильные и сытые землиОтнять у бедняков голодных не могли…1852