Стихотворения

Какие вести ходят? Что пророчит Фома-юродивый?..

Что ж ты молчишь,

Мой милый, мой болезный?"

IX

Помутилось

В глазах моих; забилось сердце;

Я бросился к окну, крапивой руку

Обжег и - в ужасе остановился...

В окне мерещился какой-то призрак,

Закутанный в лохматый саван... Но

Ударил колокол, и я очнулся"...

XI

Он стал рассеян и меланхоличен.

А меланхолия - болезнь: она

Таится в нервах и боится смеха;

И если улыбнется, то такой

Натянутой улыбкою, что ей

Становится неловко. Юность

Не церемонится: я стал его

Расспрашивать, стал приставать к нему:

"Скажи, скажи, здоров ли? Что с тобою?

Иль ты опять влюблен в мечту, в царицу

Своих воздушных замков?" И однажды,

В вечерний час, и на него нашла

Минута откровенности.

XII

"На днях,

Сказал он, - праздник был в монастыре,

И, несмотря на зной, задумал я

Идти туда, и там застать обедню,

И с вынутой просфорою вернуться

К старухе няне; но, как ни спешил я,

Порядком запоздал. Застал толпу

На паперти и даже на погосте.

Чтоб протесниться в церковь, нужно было

Толкаться и давить мальчишек. Я

Пошел бродить по старому кладбищу;

Там видел я, как кое-где, накренясь

К сырой земле, подгнившие кресты

Линяли; каменные плиты были

Покрыты лишаями, желтовато

Оранжевого цвета, или мохом

Коричнево-зеленым. Письмена же

Славянские, которых уж давно

Никто не разбирал, истерты были

Ногами и засыпаны землей.

Все навело меня на мысль, не здесь ли

Покоятся останки той княжны,

Которая весной в окошке мне

Мерещилась..."

Тут мой приятель, помню,

Пустился в рассужденья. Повторить

Их слово в слово нетлогу я; но

Таков, по крайней мере, был их смысл:

"Я знаю, прах ее давно исчез,

Рассыпался и с ветром, может быть,

Вокруг меня носился вместе с пылью...

Так если я спрошу тебя: куда

Осел дымок соломинки спаленной,

Ты без труда мне тотчас же ответишь:

На камни, на траву, на человека;

Но где рассеялось ее сознанье?

В какую превратилась пыль - печаль?

Или на ком ее осело чувство

Любовь ли, ненависть ли - все равно?

Кто скажет? Даже ты не скажешь",

Добавил он наивно.
– К нам не шло

Ни философствовать, ни задавать

Неразрешимые вопросы; мы

О них мечтали, и решали их

По-своему...

"Итак, вообрази,

Он продолжал, - вообрази, что если

России и теперь грозят враги,

И ежели беда не за горами,

То что мудреного, что то же чувство

Тревоги и печали, тот же страх

За родину проснулся в этой тени,

Что веет около развалин - или

Вокруг того гнезда родного, где

Так безотрадно в страхе и тоске

Прошла ее вся молодость?.. Иначе

Как это все понять?.." Тут он хотел

Еще добавить что-то, ко запнулся,

Потупился и покраснел,

XIII

"Ага!

Я, значит, прав был: ты влюблен

В свой глупый бред, в свою больную

Фантазию!" - "Фантазия ли это?

Сам рассуди, - воскликнул он, - я шел

С кладбища, среди старых теремов

Великокняжеских, - и уж хотел я

Пройти на ту лужайку, где тютюн

Курили кучера и поджидали

Своих господ, а возле экипажей

Помещичьих разнузданные клячи,

Маша хвостами и обороняясь

От оводов, щипали мураву

И в старых хомутах своих казались

Счастливее меня - так благодушно

Жевали и оглядывались. Шел я,

Задумавшись, и вдруг на перекрестке

Двух узеньких тропинок, где цвели

Акации, я поневоле дрогнул

И стал, как вкопанный. В пяти шагах

Передо мной была озарена

Сиянием полуденного солнца

Красавица. О, никогда еще

Глаза мои на свете не видали

Такой небесной, чистой красоты!

Я ею поражен был, как виденьем

И замер... Девушка была в простом

Суконном черном платье; бледный

Овал лица ее и белый лоб

Был оттенен приподнятой вуалью;

Глаза, большие, синие глаза,

Задумчиво из-под густых ресниц

В молитвенном каком-то настроенье

Куда-то вдаль глядели, и в чертах

Ее лица, казалось, грусть была

Незримая, а пряди пышных

Темно-каштановых волос ее вились,

И ветерок слегка ласкал их, словно

Остерегаясь смять их. Говорят,

Мадонна Рафаэля - совершенство;

Но совершеннее того, что дал мне бог

Увидеть - я не знаю... "Уж не сон ли?"

Подумал я... И мне хотелось

Заговорить; но у меня язык

Прилип к гортани...

XIV

Вдруг она очнулась

И тотчас же заметила меня.

Она заметила смешной восторг мой,

Мои с таким наивным изумленьем

Приподнятые плечи, улыбнулась,

Потупилась и, опустивши складки

Своей вуали, легкая, как тень,

Исчезла за стеной и, может быть,

У паперти вошла в толпу. А я?

Увы, я, как дурак, на том же месте

Стоял, как вкопанный, - был, как в чаду

Или в тумане. Мне хотелось плакать,

И ликовать, и славить бога.

Я все забыл... Когда же спохватился,

Уж было поздно.

Рассеянный, горячий,

Весь как в огне, напрасно я искал

Глазами образ, или хоть намек

На ту, которую я так безбожно,

Так глупо прозевал. В коляски,

В четырехместные кареты, в дрожки

Старинные заглядывал.
– Нигде!

И так, порывисто дыша, я вышел

На пыльную дорогу. Несомненно