Стихотворения

Товарища моего.

Он шепчет: «Довольно хлопать!

На мушку бери его...

Полковника... Эх!.. Мне бы

В руки сейчас наган...»

Простреленным дымным небом,

102

Штыками горит экран.

Все ближе белые роты,

И вдруг порывом, как смерч,

Чапаевского пулемета

Гремит огневая речь.

А в зале, как гул орудий,

Как море, шумит: «Ура!»

И гаснет экран. Мы будем

У пушек твоих, «Марат»,

На вахтах у аппаратов

О виденном вспоминать,

Чтоб лучше уметь с раската

Противника накрывать.

Мы вышли... ночь штормовая

Медведем метнулась на нас.

О славная жизнь Чапая,

Прожитая нами за час!

1938

ЕГОРКА

Выйдет кок и глянет зорко

На береговой припай,

Крикнет звонко: «Эй, Егорка,

Где ты, братец, выплывай!»

И, расталкивая льдины,

Одолев и сон и лень,

Подплывает к трапу чинно

Наш старинный друг - тюлень.

Он о борт тихонько трется.

В белой пене гладкий мех,

Уважает краснофлотцев,

Любит кока больше всех.

Ну и мы его любили,

103

Но Егорка чуял сам,

Не гоняли и не били,

И тюлень привык к бойцам.

Не страшат Егорку воды,

Шторм тюленю нипочем,

Мы ему, как мореходу,

Уваженье воздаем.

Знает флотские законы

И почетный стол гостей,

Он стремится к макаронам

На пределах скоростей.

Вот он, гладкий, круглобокий

Обитатель здешних мест.

И спешат с улыбкой коки

За борт вывалить обрез.

Все: остатки, кости, корки -

Быстро на воду летит...

У приятеля Егорки

Подходящий аппетит.

Он, с волной большою споря,

От границ родной земли

Выплывает быстро в море

И встречает корабли.

И его сигнальщик зоркий

Примечает в пене вод.

И кричит братве: «Егорка

Снова выплыл встретить флот!».

Так в волнах и под волнами,

Рыб хватая на лету,

Наш Егорка служит с нами

В дальнем северном порту.

1940

104

ВИСБИ

Край неба восходом окрашен.

Побудку, горнист, протруби.

Стрельч'aтою готикой башен

Встает из тумана Висби.

То город старинный торговый,

То узел ганзейских путей,

Сюда, над волною свинцовой,

Несло новгородских гостей.

И снасть, просмоленная жестко,

Гудит под напором ветров,

А в трюмах обилие воска

И русских бесценных мехов.

Не вьюга ли выткала пряжу

Вот этих широких холстин?

Да, многое есть на продажу

Со всех новгородских пятин.

А купят не бархат из Брюгге,

Не камни, что светят в ночи,

А прочной работы кольчуги

И годные в дело мечи.

Прощай, берегов полукружье,

Недешево взято, но пусть.

Оружье, оружье, оружье

Отсюда уходит на Русь.

В ладонях, не знающих страха,

Над озера псковского льдом

Оружье расколет с размаху

Тевтонский рогатый шелом.

Оружия доля - не ржаветь,

И ждать - не его ремесло.

Врагов же, понесших бесславье,

Несчетно в Руси полегло.

Но времени плотны завесы,

И город совсем захирел,

105

Торгует помалости лесом,

Ломает помалости мел.

А вид сохранил величавый:

И море, и древняя стать.

Туристы соседней державы

Привыкли его посещать.

Гуляют в узорчатых гетрах

И морщат пиявки бровей:

«Неплохо б на трех километрах

Поставить пяток батарей».

И смотрят, где плохо, где слабо,

Где можно пробраться тайком.

Устав генерального штаба

Им лучше молитвы знаком.

Бей медным пронзительным пеньем,

Побудку, горнист, протруби!

...Так проплыл туманным виденьем

Старинный ганзейский Висби.

1940

ПРЫЖОК

Возьми разбег короткий и могучий

И крепче охвати упругий легкий шест,

И прыгай вверх стремительней и круче

К далекой грани солнечных небес.

И, бронзовое напрягая тело,

Над планкою на миг окаменев,

Взлети в полете радостно и смело

Сквозь брызги солнца к теплой синеве.

Высокий взлет и легкое паденье

Соедини в порывистом броске.

Шест оттолкни, сильней согни колени,

Упруго приземляясь па песке.

Всю крепость мышц и силу их почувствуй,

106

Вновь испытай полета торжество

И овладей стремительным искусством

Прыжка с шестом.

1937

* * *

Свирепый ветер рвется под бушлат

И гонит облака не уставая.

Так возникает утро, Ленинград,

Холодный лязг небыстрого трамвая.

Да, осень - это стынущий гранит,

Неву хранящий в сумрачных объятьях,

И в семь утра горящие огни,

И ветер этот, злобный, как проклятье.

Лежит у ног матросский сундучок,

А надо мной скупого неба просинь...

А улиц вид туманен и далек,

Стою, курю, и горек дым, как осень.

1937

ПОСЛЕДНЕЕ

За жизнь, за мед в телесном улье,

За дни, которым расцвести,

Пусть обожжет горячей пулей

Мои кудрявые виски.

И если жизнь грозит закончиться,

Уже неотвратим расстрел,

Не буду в воплях жалких корчиться,

А буду холоден и смел.

Душа до края не исчерпана,

Хоть кровь струится по плечам,