Стилет - Обратный отсчет
Шрифт:
Стилет посмотрел на него и не стал ничего говорить, затем повернулся к командиру экипажа:
– Они сами указали, где находится этот блок?
– Да, с самого начала.
– Похоже, все так и есть. Они бы не стали рисковать - в принципе любую бомбу можно обезвредить. Значит, она где-то снаружи самолета.
Одновременно Стилету в голову пришла еще одна мысль, которой он не стал делиться ни с командиром экипажа, ни с Зелимханом. Вслух он произнес:
– К каким узлам самолета на земле доступ свободен или, скажем так, открыт, а в воздухе невозможен?
– Мы думали об этом.
– Командир экипажа устало улыбнулся.
– Звучит,
– Умная, стерва.
– Стилет смотрел на электронные часы. Оставалось 58 минут 43 секунды. Как они и говорили.
– Да, ее можно остановить, только зная числовой код. Все было рассчитано на то, что вы выполните их требования.
– Что мы и делали, пока все не пошло наперекосяк, - сказал Стилет и мысленно добавил: "Только они нам не рассказали о своих истинных намерениях".
– Как я понимаю, теперь, когда вы оба здесь, нам остается только ждать. Я вернусь в кабину, сейчас вам дадут горячего кофе или чаю, согрейтесь, и прошу быстро подняться к нам.
– Еще один вопрос, командир, - произнес Стилет.
– Какую вы информацию получили с земли?
– Только о бомбе, об этом пульте, о том, что требования террористов выполняются и будет четырехзначный код. Потом пришла информация о вас. Это была какая-то фантастика, если б у меня не было астролюка, я б на это никогда не пошел. Ценю ваше мужество, и еще раз спасибо за помощь. Но вот теперь вы здесь, а кода все еще нет.
– Да, мы здесь.
– Стилет поднялся на ноги и огляделся по сторонам. "Пленка ушла, а Дед умеет действовать быстро. Очень быстро. Еще у нас есть дискета".
– Так что остается только ждать. Код будет.
– Надеюсь, что так, - произнес командир экипажа. Потом он поднялся наверх.
Стилет снова присел на корточки - Зелимхан посмотрел на него, а затем проговорил:
– И все же мы уже в этом самолете. Мы им здорово перемешали карты.
Стилет улыбнулся:
– Когда тебя начало сносить и я ухватился за твои ноги, думал, сейчас оба вылетим из астролюка... У тебя сильные руки.
– Да, мы с отцом каждую весну ремонтировали мост над Аргуном, в ущелье, там и накачался. Этот мост ставил еще мой прадед, узкое ущелье такое, и мост на канатах, железных тросах... Бруклинский мост видел, короче? Вот такой, только в миниатюре. Это аул Нихалой, выше Шатоя по ущелью. Может, был там?
Стилет отрицательно покачал головой.
– Только отец стал уже старый, а больше никого там не осталось, - тихо произнес Зелимхан и добавил: - Ничего, Аллах даст, я еще этот мост подштопаю.
– Ты строитель?
– спросил Стилет.
– По образованию?
– По образованию я солдат, - так же тихо и без всякого вызова произнес Зелимхан.
– Научился за четыре года... А по первому - да, строительное отделение окончил.
Им принесли по большой кружке горячего кофе. Игнат видел, что на щеках Зелимхана наконец появился румянец - он быстро оклемался после "приветствия" майора Бондаренко и обжигающе ледяного ветра, оставшегося по ту сторону самолета.
– Видимо, ты прав, - тихо проговорил Стилет, - это действительно не ваши. Может быть, не только ваши.
Зелимхан оторвался от кофе, его глаза оживились:
– Я тебе сказал об этом с самого начала - это провокация.
– Но это и не наши, - добавил Стилет.
–
А кто?– И там и там есть те, кто хочет продолжения этой войны, - произнес Стилет.
Зелимхан продолжал молча пить кофе - любые споры сейчас бесполезны, сейчас, когда на таймере бомбы оставалось 56 минут. Потом он все же проговорил:
– Я тебе скажу одну вещь.
– Он пристально посмотрел на Ворона, и Игнат еще раз про себя удивился - кавказец с синими глазами.
– Я тебе уже говорил, я вовсе не хочу сказать тебе приятное - это правда: ты - честный человек...
– Спасибо, - кивнул Ворон.
– Я не для этого. Слушай, короче, я скажу тебе одну вещь.
– Голос Зелимхана зазвучал гораздо более эмоционально.
– Ты говоришь, что и там, и там есть те, кто хочет войны?..
Стилет кивнул:
– Да, именно так обстоят дела.
– Это правильные слова.
– Зелимхан смотрел на него очень внимательно. Ты... я... На войне есть солдаты, которые честно сражаются, есть невинные, которые погибают, и есть те, кто пьет кровь... кровососущие твари, которые на войне жиреют. Вот, что я хотел тебе сказать. И похоже, на этой войне побеждают твари.
Стилет молча смотрел на Зелимхана. Он испытывал противоречивые чувства. Он вспоминал своих погибших товарищей, бившихся до последнего патрона; вспоминал наших солдат, совсем пацанов, сгоревших в танках; вспоминал отрезанные головы и половые члены; вспоминал бесконечные вереницы гробов, "груз двести", возвращающийся в Россию, но также вспоминал мертвых чеченских детей, окровавленную мать, вопящую над своим ребенком, над тем, что от него осталось; вспоминал сожженные авиационными и артиллерийскими ударами селения, БТРы, давящие гражданские автомобили, и снова окровавленную мать, вопящую над своим ребенком, - картина, которую он никогда не забудет. Они уже не знали, забыли, почему они воюют, они воюют лишь потому, что воюют, и на такой войне побеждают только твари. Но Стилет молчал - перед ним был враг, оказавшийся с ним в заминированном самолете: что он спасал - свою жизнь, свою честь или жизни заложников? Перед ним был враг, которого он без зазрения совести ликвидировал бы при попытке к бегству; враг, крепко державший Ворона своими сильными руками, когда их чуть не снесло, когда при десантировании Игната из-за разыгравшихся вихревых потоков почти по колено вынесло из астролюка. Перед ним был враг, которого мог бы пожелать себе каждый, враг, так похожий на брата.
И Стилет молчал - на этой войне побеждают твари?
Стилет молчал - что ему было говорить? Только то, что сейчас они вместе попробуют вспороть жирное брюхо этой твари, хоть одной из них, и остановят бомбу, до взрыва которой осталось 54 минуты и 19 секунд.
Игнат лишь думал об их разговоре с Дедом, об их разговоре на свежем воздухе, когда они только прослушали пленку, когда все это только начиналось. Никаких эмоций, лишь только холодный рассудок.
– Ты прослушал пленку, Ворон?
– спросил тогда Дед.
– Да, Павел Александрович.
– Внимательно?
– Думаю, что да...
– И что?
– Много странного. Все эти этапы, дискеты.
Дед вдруг взял и просвистел старую забытую мелодию до-ре-ми-до-ре-до музыкальное ругательство.
– Что это вы, Павел Александрович?
– Да так, вспомнил вашу, походную... Как это вы напевали, помнишь?
– Вре-мя-вы-пить-ча-ю, - улыбнулся Стилет.
– Только давно это было. "Команда-18"...
Дед продолжал смотреть Игнату в глаза: